Так уж вышло, что комнаты, которые сдавала миссис Койт, никогда не пустовали, и объяснить это можно только волей случая, ибо по собственной воле ни одно разумное существо не согласилось бы вверить свою жизнь ее навязчивой опеке. Но дом находился на Восточной Тридцать седьмой улице, а этот район неудержимо притягивал толпы неудачников и горемык Нью-Йорка, поскольку здесь были сосредоточены все возможные блага из тех, что город мог им предложить.

А если уж миссис Койт удавалось заманить кого-нибудь в свои сети, сомневаться не приходилось: добычу она не выпустит.

Одним из самых неприятных пороков миссис Койт был пристальный интерес к распорядку дня ее жильцов. Если вы возвращались к себе в одиннадцать, могли чувствовать себя в относительной безопасности, в полночь — рисковали подвергнуться допросу с пристрастием, а в час ночи — не было вам прощения. Так что можете себе представить, насколько суровыми были остальные пункты режима.

Больше всего от этого матриархата страдали двое — Парень и Девушка. Нет смысла называть их по именам, ведь они были влюблены и потому неотличимы от миллионов других парней и девушек, которых мир знал или о которых читал в романах. Счастье их было отнюдь не безоблачным, поскольку оба входили в упомянутое жилищное сообщество. Терпеть придирки властных матерей, строгих отцов или тетушек с инквизиторскими замашками, безусловно, довольно тяжело, но по сравнению с любопытной домовладелицей все они — ангелы.

Миссис Койт разменяла пятый десяток, была упитанна и страшна как черт. Никто не знал, при каких обстоятельствах — драматических или прозаичных, случайных или подстроенных — она овдовела, но все были уверены, что не обошлось без третьего лишнего и что ее покойный муж легко отделался. Жилец по кличке Книжник однажды обозвал миссис Койт «соломенной» вдовой, но, когда у него потребовали доказательств, смутился и признался, что поводом для такого высказывания стал набитый соломой матрас в его комнате.

Жильцы — те, что заселились в этом сезоне, — на миссис Койт не жаловались. Существование большинства из них было пасмурным и бесцветным, потому любое свежее и острое ощущение скрашивало унылые будни, и миссис Койт служила объектом для бесконечных шуток. Над ней посмеивались и безропотно сносили все ее самодурства.

Но в каждом сердце, даже в самом ленивом и угрюмом, сидит герой рыцарского романа и только и ждет случая заявить о себе. Такой случай представился кое-кому в тот день, когда Парень впервые встретил Девушку.

За неделю до этого фамилии всех жильцов миссис Койт были занесены в обходной листок Купидона. На самом деле Купидон вовсе не нуждается в помощниках, особенно из числа простых смертных, чье общество он отверг давным-давно, но они почему-то считают свою помощь неоценимой, а малыша со стрелами — неблагодарным поросенком. Все гораздо проще. Парень был хорош собой, Девушка — восхитительна, и не вызывало сомнений, что потребуется нечто большее, чем мерзостная физиономия миссис Койт, для того чтобы отпугнуть крылатого желанного гостя, который, увы, иногда приносит печаль.

Миссис Койт, однако, старалась вовсю. Впервые за десять лет нерушимой тирании подданные открыто восстали и воспротивились ее самоуправству. Терять им было нечего. Подумаешь — одним неудобством больше, одним меньше в жизни, отданной во власть Прозе и Отчаянию! И когда Парень с Девушкой заговорили о помолвке, а миссис Койт попыталась оспорить божественное право обручальных колец, жильцы сомкнули ряды и двинулись на врага под многоцветным знаменем Любви.

Время шло, страсти накалялись, и миссис Койт с удвоенной яростью бросалась в атаку. Она без устали твердила Парню, что женитьба в таком возрасте и при такой зарплате — величайшая глупость, не сказать — преступление, а Девушку доводила до слез, обвиняя в эгоизме и в том, что она собирается разрушить карьеру своего избранника. Но все нападки и придирки лишь служили Парню предлогом подарить подруге лишний поцелуй.

Сколько усилий миссис Койт затратила, чтобы досадить влюбленным, сколько мелких пакостей и серьезных испытаний им уготовила, и все, разумеется, напрасно. Женщины судачили, что миссис Койт просто-напросто ревнует Парня (и это был полнейший абсурд), мужчины авторитетно заявляли, что так оно и есть (а это уже было совсем не галантно). Так или иначе, пересуды прекратились, когда Парень и Девушка в конце концов преодолели все препятствия, проскользнули между Сциллой угроз и Харибдой увещеваний и бросили якорь в уютной бухте под названием Помолвка. Отныне миссис Койт с бессильным негодованием лелеяла обиду, а довольные жильцы благосклонно наблюдали за дальнейшим развитием событий.

В то утро миссис Койт совершала генеральную уборку своих владений, бормоча под нос что-то о безумствах молодости и фатальном легкомыслии человечества. В комнате Книжника ее ворчание приобрело подчеркнуто негодующий оттенок, поскольку накануне наглец посоветовал ей более ответственно относиться к своим обязанностям и не забывать вытирать пыль на его каминной полке. Именно этим миссис Койт и занялась, смахнув попутно маленький гипсовый бюстик Мильтона[6] . Бюстик разбился вдребезги. Месть принесла некоторое облегчение, и миссис Койт направила свои стопы в комнату Парня, которая находилась по соседству.

Она вошла, не постучав, и, к своему удивлению, обнаружила там Парня — он сидел на краешке кровати, спрятав лицо в ладонях. Миссис Койт воззрилась на него с глубоким возмущением. Парень, не слышавший ее шагов, оставался неподвижным.

Так-так-так, — наконец проговорила миссис Койт. — У тебя что, выходной сегодня?

Парень поднял голову:

— Нет.

Бледное лицо, растрепанные волосы, покрасневшие глаза, обведенные темными кругами, — миссис Койт отметила все эти симптомы каждый по отдельности. А в целом Парень выглядел совершенно несчастным.

— Выперли с работы? — с надеждой спросила домовладелица.

Он помотал головой и опять уткнулся лицом в ладони. Миссис Койт, всем своим видом выражая строгое неодобрение, принялась вытирать пыль с моррисовского кресла. Обнаружив, что уже в пятый раз проводит тряпкой по подлокотнику, она снова повернулась к Парню: