— Я тоже не знаю, — ворчливо отозвался наставник, покусывая усы. — Этот Шеллар еще вечно старается успеть с одной задницей на два базара… Такое впечатление, что ему вообще нельзя предоставлять выбор, иначе он будет все равно пытаться подгрести под себя оба варианта!

— Тебе бы такой выбор… — шмыгнул носом несчастный король Орландо.

— Да там выбора-то, в сущности, нет, можно подумать, он сам этого не понимает! Понимает ведь, и все равно… Да ладно. В одном он прав, при всей его хитрости и склонности решать свои проблемы за чужой счет, чем бы это все ни закончилось, его подданные точно никогда не увидят своего короля зареванным.

Новенькая винтовка, которую Кантор самым бесстыжим образом спер с прежнего места службы, была просто великолепна. Прежде всего потому, что этот образец был единственным, экспериментальным, усовершенствованным, и доверили-то его Кантору только для испытания. Если подумать, так он и не обманул никого — где же еще испытывать оружие, как не в боевых условиях! Ну подумаешь, потом вернет… Если потребуют… Если очень сильно потребуют… Если сам Амарго даст по шее и силком отберет…

В отличие от обычных винтовок, частично поставленных по договору ортанскими гномами, частично награбленных со складов господина Дорса, новый образец был гораздо мощнее и, кроме того, обладал более совершенным прицелом. Молодцы все-таки гномы — только увидели, и тут же взялись совершенствовать! И бьет точно, и дальность невероятная, и даже в руки ложится удобно, как… Тьфу ты! Такое сравнение только внутренний голос мог придумать! Только этот недоумок озабоченный может думать о подобных вещах перед битвой!

Кантор не удержался и в который раз прильнул щекой к гладенькому, полированному прикладу, ловя в прицел суетящиеся вдали фигурки. Приказа стрелять не было, да и далековато они находились, но даже просто изучение врагов сквозь эту миниатюрную подзорную трубу делало ожидание не настолько утомительным.

Вражеский лагерь, в течение часа как по волшебству выросший под стенами Кастель Агвилас, жил своей незатейливой жизнью. В самом дальнем краю группа солдат шустро таскала какие-то железки под руководством нескольких офицеров, чуть левее разворачивались походные кухни и санитарные палатки. Немного ближе расположились вражеские стрелки, которые, точно так же как Кантор, рассматривали крепость через прицелы, примериваясь для грядущего боя. На переднем краю расселись пехотинцы, свалив неаккуратными грудами щиты, лестницы и короткие лопаты.

Кантора, давно не бывавшего на родине, больше всего удивили цвета противника. Всего три луны тому назад на их щитах красовался орел на бежевом фоне, а теперь — белая крылатая лошадь на голубом фоне. То ли товарищ Кантор настолько расслабился, что прозевал последний переворот, то ли Объединение Всеобщего Благоденствия подвинули очень тихо, аккуратно и совершенно незаметно.

Первый танк возник неожиданно, словно соткался из серого тумана на ровном месте. По стенам пробежал нестройный ропот, — видимо, ребята тоже увидели диковинку и поспешили обсудить свои впечатления.

— А на хрен им танк? — послышался откуда-то снизу недоуменный голос Гаэтано.

— Ворота выносить — самое то, — угрюмо пояснил Амарго. Похоже, позиция товарищу Кантору досталась не особенно удачная — прямо над штабом… Не хватало только попасться на глаза Амарго! Впрочем, дорогой товарищ вождь наверняка ему уже наябедничал, а жив презренный дезертир лишь потому, что у Амарго нет времени на воспитательные мероприятия. — Даже если эти фиговины до сих пор не ездят, пушки должны работать исправно. Закройте окно, есть новости. И не из приятных.

Негромко хлопнули створки — кто-то исполнительно последовал совету. Неприятные новости, принесенные товарищем Амарго, были надежно изолированы от чутких ушей Кантора. Да и кто он такой — подслушивать планы командования?

Командование, по-видимому, было иного мнения, так как после неразборчивого и едва слышного даже для Кантора бормотания сквозь закрытые окна прорвался возмущенный вопль Гаэтано:

— Да он в своем уме?!!!

«Опять наш вождь и идеолог чего-то вычудил…» — подумал Кантор и, чтобы не подслушать чего лишнего и для здоровья вредного, принялся насвистывать вслух первое, что пришло на ум. Как оказалось, пришло отчего-то последнее революционное творение товарища Пассионарио. Совершенно непонятно почему. Сказать, что не шедевр, — это сильно польстить. Ритм корявый, такты со второго по пятый — полная размазня; а с восьмого по тринадцатый — напоминают покосившийся забор. А вот этот идиотский взвизг в начале припева — ну на кой здесь на целую октаву вверх прыгать? Похвастаться диапазоном? И чтоб все знали, что ты достаешь до «зинн» третьей октавы, пискля несчастная? А гармония где? И сколько ни объясняй, все без толку! Ну не получится из тебя композитора, знающие люди об этом еще лет десять назад говорили! Из всей песни более-менее прилично звучит только проигрыш, да и тот кажется подозрительно знакомым. Будь обстановка более подходящая, можно было бы даже вспомнить, откуда слизал. И даже палка не помогла! Попробовать, что ли, прикладом между глаз?..

«Наставник выискался! — ядовито прокомментировал внутренний голос. — Педагог! Критик непризнанный! Чтоб сказать „не так!“ много ума не надо, каждый дурак может. А ты вот покажи как! Критика должна быть конструктивной!»

«Да хотя бы вот так…» — Кантор принялся насвистывать возможные исправления, забыв, к демонам, о новой винтовке и о том, что он на этой башне не один. Даже о предстоящей битве забыл. Опомнился, только когда его окликнули, и окликавший, разумеется, тут же поплатился за вмешательство в творческий процесс. Если бы это был кто-то заслуживающий уважения и имеющий право делать Кантору замечания! А то ведь Бандана! Да еще и высказался так мудро, что хоть стой, хоть падай! «Не свисти, денег не будет!» Всякие дурацкие суеверия доводилось слышать Кантору, но чтобы как-то связывать свист с финансовым положением — это уже редкостный бред, даже варвары до такого не додумались бы!

Посрамленный штабной писарь благоразумно не стал отвечать на ругань, и по его физиономии было видно, что глупость сказанного он полностью осознал. Но не смолчала магичка Харама, которая всегда не любила Кантора. Впрочем, нелюбовь была взаимная, и цапались товарищи бойцы при каждой встрече. До драки, правда, дело не доходило — единственный раз, когда Кантор хотел нахалку стукнуть, она успела его обездвижить. Причем из-за недостатка образования что-то напутала с заклинанием, и оно сработало только на две трети. В результате Кантор четыре часа простоял столбом посреди базы, имея возможность при этом махать руками и высказывать свое отношение к происходящему. Восторг зрителей можно было понять…

— Кантор, ты, если уж так хочешь свистеть, хоть не фальшивь! — язвительно заметила Харама, которая действительно была не лишена музыкального слуха и расхождения с оригиналом могла заметить.

— А мне так больше нравится! — огрызнулся Кантор. — Хочу и буду!

— Для поднятия боевого духа? — ехидно поинтересовалась волшебница. — Он у тебя так сильно упал? Слушай, а если тебе посвистеть что-нибудь из Эль Драко, может, у тебя и другое кое-что поднимется?

Обычно на этой стадии разговора Кантор зверел и полностью забывал все цензурные слова. Но сегодня едкое замечание на больную тему оставило его равнодушным и вызвало разве что желание как-нибудь отвязаться от этой дуры. Возможно, потому, что тема давно не являлась больной. Почему-то его намного сильнее задело обвинение в том, что он якобы фальшивит.

— Если тебе так хочется, давай проверим, — предложил он, демонстративно отворачиваясь и рассматривая вражеские позиции. — Только мне кажется, что для этого необязательно свистеть. Можно просто рот заткнуть. Когда ты молчишь, не так заметно, что дура.