Клиенты, которым случалось обратиться к мэтру Харлампию впервые, поначалу терялись, ибо привыкли представлять себе некроманта тощим, согбенным старцем (старухой) с непременным зловещим огоньком в глазах и маниакальным пристрастием к похоронной символике. Здоровенный румяный детинушка, большой любитель выпить и закусить, весельчак и балагур мэтр Харлампий абсолютно не соответствовал этому описанию. Однако действительно являлся магистром некромантии третьей ступени и не раз помогал бравому капитану в некоторых щекотливых вопросах. Одно лишь неудобство имелось — проклятиями мэтр не занимался принципиально. Вернее, занимался, но только снятием. Наложение оных было противно его жизнелюбивой натуре, как он сам однажды признался. Если же требовалось найти человека или выяснить, жив ли этот человек, мэтру Харлампию не было равных во всей поморской столице.

Именно к нему и принес агент Соколов два пучка волос, добытых с расчесок пропавших региональных координаторов, и задал обычный для мага вопрос — живы ли эти люди, а если да, то где их следует искать.

На поиск Харлампий работал без всякой дымовой вспомогаловки, на чистой Силе, так как эта отрасль магической науки была его специальностью и давалась без особого напряжения. Едва подержав в пальцах материал, он тут же с уверенностью сказал, что этот человек жив. Чем сильно огорчил клиента, поскольку живой дед Макс не сулил клиенту ничего приятного.

— А точнее можно? — попросил Соколов, не особенно надеясь, что ему сейчас выдадут диагноз с прогнозом.

— Отчего же нельзя, — добродушно согласился маг и сосредоточенно прикрыл глаза. — Вот, можно точнее. Жив твой знакомец, но без памяти. Лежит где-то. Хорошо так лежит, удобно… Видно плоховато. Маг он, что ли?

— Маг, — кивнул клиент, не вдаваясь в подробности.

— То-то так плохо видно, щиты на нем. Сыскать не смогу, уж не обессудь. От поиска он закрыт, крепко так закрыт, будто нарочно не хочет, чтоб его нашли. Зеркало и работать не станет.

Понятное дело, не закрывайся Макс постоянно своими щитами, его б давно уже нашли старые знакомые, огорченные пропажей коллеги.

— Ну что тебе еще сказать… — продолжал маг. — Лежит, значит, без памяти… Худо ему совсем… что-то с головой, не вижу, что именно… девку вижу рядом.

— Девку? — потрясенно переспросил дядя Гриша, отказываясь верить, что Макс даже «без памяти» как-то ухитрился подцепить даму.

— Вроде девка… молодая… Ан нет, баба. Беременная. Красивая, грудастая, справная такая… сам бы не отказался…

Мэтр неожиданно осекся и несколько секунд подбирал слова. Потом уже совсем другим тоном добавил:

— Одного глаза у нее нет.

— Хоть примерно можешь сказать где? — почти взмолился клиент, не видя возможности логически объяснить невероятный факт, что Макс каким-то образом оказался рядом с пропавшей королевой Ортана. — Не в Мистралии?

— Не могу. Кажется, еще дальше Мистралии. Но не уверен. Ничего толком не скажу. Вот разве что могилка там неподалеку есть… Покойничка чую. Маг похоронен. Давно, несколько веков уж лежит.

— Спасибо, — вздохнул дядя Гриша и протянул второй трофей. — Оставь, раз уж там щиты… Вот этого погляди, будь добр. У него точно никаких щитов нет.

— И этот живой! — охотно откликнулся специалист. — Верно, никаких щитов. Можно зеркалом поглядеть. Только не нравится мне что-то… Гм… Парамоша, а тебе этот знакомый очень дорог?

— То есть?

— Ты сильно расстроишься, если я скажу, что там дело пахнет палачом? Только на это лучше не смотреть, — предупредил Харлампий.

— Показывай, — категорически потребовал клиент, уже просчитывая возможные неприятности, в которые мог попасть самонадеянный Жорик. — Я тебе не шут придворный, а боевой офицер!

— Ну как знаешь, воля твоя… — Мэтр Харлампий отложил «материал» и снял покрывало с рабочего зеркала. — Давай поглядим.

Полированная гладь стекла прояснилась, явив наблюдателям солидную, прекрасно оснащенную пыточную камеру. Региональный координатор Бранкевич, растянутый нагишом на четырех веревках, выглядел убого и непредставительно. Голос его, сулящий палачу всяческие соблазнительные перспективы, был жалок и плаксив. Палач невозмутимо курил, не обращая внимания на нытье объекта.

— Зря старается, — заметил маг, прислушиваясь к чему-то недоступному простым смертным. — Палач его не слышит. Он глухой.

— А можно уточнить, где это все происходит? — попросил дядя Гриша, чувствуя что-то вроде злорадства при виде бедственного положения коллеги. На его взгляд, подобный опыт пошёл бы Жорику только на пользу. Господам с завышенной самооценкой полезно прочувствовать собственную ничтожность и бессилие перед обстоятельствами. Но это в случае последующего удачного спасения, а если этого дурня там до смерти замучают, то ничего полезного он не почерпнет…

— Сейчас скажу, отчего ж нет… Ортан. Даэн-Рисс. Где-то… э-э… сейчас, попробую направление определить…

Дверь камеры отворилась с громким стуком — и в кадре на мгновение мелькнула знакомая долговязая фигура, а также известная всему континенту антиобщественно короткая стрижка. И зеркало погасло.

— Харлампий! — вскричал агент Соколов, понимая, что сейчас пропустит самое важное. — Что случилось? Я должен это видеть! Мне нужно знать, что он скажет!

— Что ж, знать, не повезло тебе, Парамоша, — развел руками специалист. — Тот, кто вошел, амулет носит защитный. От магического наблюдения. Очень сильный амулет, два магистра двенадцатой ступени над ним работали. Ничего мы не увидим, уж извиняй. Что-то ты совсем с лица спал, так все плохо?

— Ты видел, кто вошел? — с печальным вздохом поинтересовался дядя Гриша.

Магистр аккуратно занавесил зеркало и равнодушно пожал плечами:

— Не разглядел.

— И правильно сделал. А вот я разглядел. У тебя случайно нет в продаже нательной краски?

— Солнце с тобой, Парамоша, я такими зельями не торгую. Сам же знаешь, это не по моей части.

— А у кого можно купить? Готовую, прямо сейчас?

— Спроси Митрофана, что на бульваре Ивана Драконоборца. У него такие эльфийские зелья бывают. Жена делает. Может, тебе хорошего провидца посоветовать?

— Спасибо… — в третий раз вздохнул благодарный клиент и достал из кармана увесистый кошелек. — Провидец тут не поможет. Сколько с меня?

Старый полевой агент без всяких провидцев мог предсказать и собственную дальнейшую судьбу, и возможные последствия для нескольких миров. И то и другое вполне тянуло на небольшой конец света.

Кантор успел выстрелить один раз. Увидеть результат ему уже не удалось — ливень свинца обрушился с неба, выкосив все живое на участке стены, где стояли стрелки. Кантор с размаху ударился о камень, чувствуя, как из него вышибло дух, и подозревая, что с ребрами повторилась та же история, что в первый день весны. Самое скверное, винтовка выскользнула из рук и упала вниз. Единственное утешение — патронов в ней осталось всего три штуки.

Из лежащих рядом товарищей признаков жизни не подавал ни один. Только Пассионарио приподнялся, со стоном сообщая, что у него сломаны все ребра. Кто-то снизу надрывал голос, крича, чтобы стрелки немедленно покинули стены и где-нибудь укрылись: Раньше-то чем думал? Кому тут чего покидать, три десятка трупов — все, что осталось на этом участке… Может, другим повезло больше…

— Что, говоришь, кольчуга колдовать мешает? — зло прошипел Кантор, сплевывая кровь, и подхватил вождя и идеолога под руку. — В башню, быстро! Там в развалинах еще можно спрятаться!

— Я сам… — простонал Пассионарио, поднимаясь на ноги. — Скорее, они сейчас развернутся… Я не успел…

— Давай беги…

Кантор отпустил ожившего вождя и бросился к ближайшему трупу, надеясь разжиться оружием и, если повезет, боеприпасами. И вдруг сквозь гул машин услышал стон, доносившийся со стороны лестницы. В надежде, что хоть кто-то еще кроме них уцелел, он метнулся туда — и действительно увидел на верхних ступеньках раненого. Парень тихо поскуливал от боли и пытался ползти, волоча раздробленную ногу. Бросить товарища здесь, чтобы при следующем заходе его добили, Кантор не нашел в себе сил. Пусть даже это был недоумок Бандана со своей вечной красной тряпкой на безмозглой башке.