В душе ее величества творилось нечто настолько невообразимое, что Кантор сам рад был бы экранироваться. Это надо же, что делает банальная беременность с обычно сдержанной и сильной женщиной! Даже если это потом пройдет, веселенький период жизни предстоит бедному королю…
Честный, прямодушный Элмар, как всегда, был в своих чувствах и помыслах кристально чист. Если какой-то заговор и в самом деле существовал, первого паладина в него явно не посвятили. Равно как и Ольгу. Ее чувства Кантор ловил постоянно, и в них тоже не было намека на обман или скрытность. Искренняя, преданная любовь, сладким теплом согревающая сердце любого мужчины. Вечные сомнения в собственной привлекательности и неуверенность во всем на свете. А временами тревога и боль. За него, родимого. Причем такая сильная, будто ненаглядный товарищ Кантор уже неделя как отбыл на опасное задание и до сих пор не дает о себе знать. От этого у него всякий раз портилось настроение. Ведь не может вся эта придворная идиллия длиться вечно! Неизвестно, кого прорвет раньше — Кантора, Ольгу или короля, но когда-то это должно кончиться! Вот и переживает бедная девочка, каждый день, каждый час с затаенным страхом ожидая внезапного завершения своего счастья. Как это происходит, она уже примерно знает, видела наглядный пример и, похоже, убедила себя именно в таком варианте. Хотя, если подумать, существует масса более быстрых и менее болезненных, например, пуля в затылок… или хороший профессиональный удар меча… В любом случае «как?» — для нее не вопрос, главное — «когда?». Кантора этот вопрос тоже не оставлял равнодушным.
Бесстыжий работорговец товарищ Пассионарио уверял, что «одолжил» его королю «ненадолго», но это его «ненадолго» — понятие безразмерное. Более конкретный в цифрах и сроках Шеллар обещал отпустить мистралийца восвояси, как только в нем «отпадет необходимость». То есть как только его величеству перестанет угрожать опасность. Тоже не особо точно, демоны рогатые знают, когда она перестанет угрожать! У королей должность такая, на них вечно покушаются…
Уж не возомнил ли себе драгоценный товарищ Амарго, что благополучно пристроил воинствующего Кантора до конца его дней? Конечно, сговор Амарго и Шеллара III кажется невероятным событием, да и вряд ли такое возможно, но уж больно подозрительно все складывается…
Король постоянно нахваливает за каждую пустяковую мелочь и повторяет, как нужен ему Кантор и сколько от него всяческой уникальной полезности. Хотя и слепому видно, что от взбалмошного мистралийца больше скандалов и переполоху чем реальной пользы. И более того, самому бесценному служащему все время кажется, что особо важные и ответственные задания для него король в последнее время намеренно выдумывает, дабы товарищ, не приведи небо, не почувствовал себя бесполезным. Был в лагере один надзиратель со схожими принципами — неважно, сколько заключенные за смену сделают, главное, чтобы они к вечеру от усталости падали.
Неужели его величество так напрягается только ради Ольги? Впрочем, когда речь идет о Шелларе, докопаться до истинных причин его поступков сложнее, чем до легендарных сокровищниц гномов. Что угодно можно предположить. Например, что королю приспичило непременно устроить личное счастье Ольги… или Кантора… или обоих… просто чтобы кто-то рядом был так же счастлив, как его величество. Или этому интригану необходим постоянный мужчина в Ольгиной постели, дабы злые языки не укладывали туда его самого. Королева-то, поговаривают, действительно ревнива. А может, его величество до сих пор чувствует себя виноватым за ту позорную сцену в гостях у Ольги и стремится загладить вину столь сомнительным благодеянием. Можно даже предположить, что хитрый Шеллар нацелился еще дальше и надеется через Кантора дотянуться до без вести пропавшего мэтра Максимильяно, к которому у его величества завалялось с полсотни очень важных вопросов…
Что угодно можно предположить, но выдавить из короля истинную причину его внезапной привязанности к нахальному, непочтительному мистралийцу не стоит и пытаться. Нет, если, конечно, у товарища Кантора имеется желание в очередной раз почувствовать себя идиотом, то попытаться можно. А вот если ему нужен другой результат…
Поразмыслив, Кантор решил надавить на Мафея или Пассионарио. Жака можно оставить как запасной вариант. Этот переселенец уворачивается от скользких тем не хуже короля и к тому же, в отличие от последнего, может, не мигнув глазом, поклясться в чем угодно и бессовестно при этом солгать.
Итак, поздним вечером семнадцатого дня Пестрой луны Кантор приблизился к покоям принца Мафея и остановился у двери, заслышав голоса, доносившиеся из комнат. Приобретенная в последнее время гадкая манера подслушивать все подряд в надежде набрести на гнездо заговорщиков опять сработала, и мистралиец тихонько застыл у двери, прислушиваясь.
Их высочества, видимо, спорили давненько, ибо Мафей уже откровенно по-детски канючил, а голос товарища Пассионарио звучал так устало, словно любимый вождь только что имел счастье ответить на «несколько» вопросов короля.
— Ну почему! — ныл юный принц тем неповторимым тоном, каким пятилетние дети добиваются обоснования родительского отказа в восьмой порции мороженого. — Элмару, значит, можно! А я почему-то опять оказался маленький! Боевым магам из спецкорпуса по семнадцать-восемнадцать лет! Они не маленькие! А я как всегда!
— Мафей, перестань! — устало отмахивался старший товарищ. — Из спецкорпуса Шеллар распорядился призвать только тех, кому уже исполнилось двадцать. Остальные — взрослые наемники. А тебе вообще нечего там делать. Ты не боевой маг — раз, и ты не умеешь работать в команде — два. А если с тобой чего случится, мэтр из меня сделает что-то вроде того памятного барельефа в Жаковой гостиной.
— Неправда! — чуть не плача, топнул сапожком Мафей. — Не преувеличивай! Мэтр поругается — и перестанет! И ничего со мной не случится, я такие защиты знаю, какие им в своем спецкорпусе и не снились! Орландо, пожалуйста! Возьми меня! Я тебе пригожусь! Я целую кучу боевых заклинаний знаю!
— Великое небо! — застонал несчастный вождь. — Откуда только берутся такие бестолочи! Это же не битва магов, дубина! Это будет нормальная битва, та самая свалка, которую ты видел во сне! Мне бы с самим собой хоть как-то разобраться, а я еще должен буду присматривать за мальчишкой, который не видел войну даже на картинках!
— Когда-то же я должен начинать! — не унимался мальчишка. — Я хочу стать настоящим боевым магом, как Этель! И совершать подвиги! Почему Элмара в шестнадцать лет отпустили на войну, а меня запирают дома! Даже ты, друг называется!..
— Да ты хоть сам понимаешь, о чем просишь! — Великий оратор, похоже, распсиховался не на шутку, — Чтобы я нарушил запрет наставника — нашего с тобой общего наставника, которого я безмерно уважаю! — и взял тебя, неопытного, изнеженного сопляка, в настоящую битву! С твоими геройскими бреднями и детской уверенностью в том, что одной храбрости достаточно, а остальное само получится!
— Вот видишь… — Мафей захлюпал носом. — Сам же говоришь… А где же мне опыта набираться, если меня никуда не пускают и ничего не разрешают? Я на всю жизнь останусь неопытным и изнеженным, и все из-за вас! Между прочим как маг я опытнее тебя раза в четыре! Я сам о себе позабочусь и тебя смогу защитить!
Любимый вождь тихонько взвыл:
— Небо, ну за какие грехи мне ниспослана эта толпа оглашенных самоубийц, норовящих сложить головы, самозабвенно лобызая полу моего камзола! Проклятье, только успел Кантора спровадить, как еще один идиот на мою голову!
Кантор замер, словно огретый по голове пыльным мешком внезапного прозрения. Тихонько отступил от двери и побрел прочь, оставив дискуссию недоподслушанной. Демоны с ней, с дискуссией, все равно жалостливый Плакса не рискнет подставлять под пули сопляка приятеля, тем более вопреки запрету наставника. Зато товарищ Кантор наконец разобрался, кто сделал из него дурака и чуть не подверг худшему для воина бесчестью.
