И в этот миг чьи-то сильные пальцы схватили ее за руку.

В отчаянии она принялась отбиваться. Бесполезно! Элинор даже не поняла, что борется с Бренданом, пока тот, как и в первый раз, не поставил ее на пол перед камином. Отбросив с лица спутанные волосы, она подняла голову, и глаза их встретились. Как же она была глупа!

Как не узнала эти темно-синие глаза в прорезях маски? А гигантский рост? Его иссиня-черные волосы? Его руки!

— Ладно, мы вас обманули. Но вы сами это заслужили… — начал он.

Но он явно недооценил душивший Элинор гнев.

— Ублюдок! Настоящий… скотт! — взорвалась она. И тут увидела лежавший на столе нож. Схватив его, Элинор вскинула руку. — Изображал немого, да? Дескать, языка у тебя нет! Что ж, это можно устроить!

— Элинор, положи нож.

— Что?! — повторила она, словно не веря собственным ушам. — Да я тебя на куски разрежу! Изуродую так, что будешь носить эту маску до конца своих дней!

— Элинор, остановись!

Будто она могла! Все, кто был в комнате — обе женщины, вертлявый коротышка француз, еще двое мужчин и Эрик, — все только молча смотрели на нее.

Никакая сила не могла бы остановить ее сейчас. С яростным криком Элинор кинулась на Брендана. Однако он успел перехватить ее руку с зажатым в ней ножом и сжал ее так, что Элинор показалось — еще мгновение, и ее пальцы хрустнут. Нож, звякнув, упал на пол. Завернув руку ей за спину, Брендан крепко прижал девушку к себе.

— Ладно, ты успокоилась теперь? Могу я тебя отпустить? — прошептал он ей на ухо.

Элинор молча кивнула. Руки Брендана разжались.

Сжав кулаки в бессильной ярости, она повернулась к нему. И ударила.

Подхватив Элинор на руки, он легко перекинул ее через плечо, взбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки, будто не чувствуя веса своей ноши, и распахнул дверь комнаты прежде, чем она настолько пришла в себя, чтобы что-то сказать. За окнами было уже совсем темно, но в комнате горела свеча, а в камине — огонь, бросая дрожащие блики на деревянный пол и тяжелый сундук в углу.

Но ей было наплевать и на свечу, и на камин, который кто-то разжег ради нее. Злость и обида застилали ей глаза.

— Как ты посмел… как ты мог… — бормотала Элинор, молотя его кулаками по спине и не замечая, что причиняет боль лишь самой себе, поскольку Брендан, казалось, ничего не чувствовал. Он швырнул ее на постель, но через какую-то долю секунды она была уже на ногах и снова накинулась на него. — Ты, черная твоя душа!

— Так, значит, ты упала за борт? — прорычал он с такой яростью, что Элинор, проглотив остаток фразы, отскочила в сторону, как ошпаренная. — Мы взяли на абордаж твой корабль, вырвали тебя из рук пиратов, не сделали тебе ничего дурного, а ты вдруг прыгнула в ледяную воду, рискуя утонуть — и все только ради того, чтобы удрать от нас! Причем дважды! Наверное, сгорала от желания поскорее упасть в жаркие объятия своего жениха!

Овладевшее Бренданом бешенство до такой степени ошеломило Элинор, что она могла только растерянно хлопать глазами.

— А то, что вы собирались использовать меня как заложницу? — вспыхнула она. — Меня!

— Ну и что? Неужели это так страшно, что ты решила, что лучше быть изнасилованной, убитой только ради того, чтобы избежать этой участи?

— То, что вы сделали, настолько ужасно…

— Но почему? Только лишь оттого, что я успел узнать тебя достаточно хорошо, чтобы догадаться, что ты можешь попробовать вплавь добраться до берега? Если хочешь знать, по моему приказу за тобой следили, моя правдивая, нежная, очаровательная Элинор! Вот-вот, а я уже ждал на берегу. И нам удалось провести вас, миледи, еще как удалось! Вы сами на это напросились!

Элинор упрямо затрясла головой.

— Не желаю, чтобы меня использовали как заложницу! Мне нужна свобода.

— Ах, свобода?! Что ж, дорогая моя, я тебя понимаю, как никто другой. Ведь именно за свободу мы сражаемся столько лет, за нее проливаем кровь и за нее умираем!

Элинор растерянно облизала пересохшие губы. Отодвинув ее в сторону, Брендан подошел к тому самому окну, через которое она — как давно это было! — пыталась бежать в самый первый раз.

Она снова бросилась на него. Ей даже удалось пару раз довольно сильно стукнуть его, прежде чем он снова скрутил ей руки.

— Негодяй… мне было так страшно… так страшно…

Он еще сильнее сжал ей запястья. Голова Элинор бессильно припала к его груди, и она услышала, как гулко колотится его сердце. Вдруг он, приподняв ей подбородок, заставил девушку взглянуть ему в глаза.

— Интересно, почему? Разве одно чудовище не стоит другого? Чем француз хуже скотта — ведь ты обоих считаешь убийцами и извергами рода человеческого?

Элинор, не сводя с него глаз, медленно покачала головой.

— Я думала, он… то есть ты… то есть Жак… это чудовище… поднимется сюда. Придет сюда ночью и… — Элинор отчаянно замотала головой, не в силах отвести глаза от его лица. — А я бы лучше умерла, слышишь, ты, негодяй, потому что… потому что я хотела…

— Ты хотела… чего? — нетерпеливо выдохнул он.

— Тебя! — беззвучно прошептала Элинор. Слово нечаянно вырвалось у нее — в том, что она сказала, она не осмеливалась признаться даже себе самой.

Но это произошло.

Брендан ошеломленно уставился на Элинор, глаза его потемнели, стали совсем черными. Руки, лежавшие у нее на плечах, чуть заметно дрожали. Не в силах смотреть ему в глаза, Элинор опустила голову.

Она не должна была этого говорить. Но… сказала.

— Что?! — сорвавшимся голосом переспросил он. Элинор лишь замотала головой. Но Брендан встряхнул ее, заставив поднять на него глаза.

— Повтори… что ты сейчас сказала… что ты имела в виду?

Но она не могла. Она понимала, что выдала себя, и молчала, в ужасе от того, что сделала. А Ален? Он этого не заслужил! Она не имеет права опозорить его! И все же…

— Говори же, черт тебя дери! — рявкнул Брендан.

— Я решила, что сделаю то, чего от меня ждут, — запинаясь, пробормотала она. — Я обручена… с хорошим, достойным человеком. Я… я постараюсь стать ему хорошей женой… сделать его счастливым. Но… но он ведь почти втрое старше меня и…

Теперь пришел черед Брендана опустить голову. Он долго молчал.

— Итак, — с горькой насмешкой в голосе проговорил он наконец, — ты решила, что я смогу стать для тебя приятным воспоминанием, так? А потом ты выйдешь замуж за престарелого графа де Лаквиля, как было решено, будешь ему верной женой и постараешься сделать его счастливым.

— А ты уедешь, чтобы сражаться и умереть за Шотландию, — перебила его Элинор. — За свою призрачную мечту.

Его пальцы больно сжали ей плечи.

— Это не призрачная мечта.

— Не более призрачная, чем моя верность де Лаквилю.

— Тогда что же ты предлагаешь мне? — жестко спросил Брендан.

Она заглянула ему в глаза, и ей вдруг стало не по себе от того, что она в них увидела.

— Я не предлагаю, — едва слышно прошептала она, — я прошу…

Отпустив Элинор, Брендан отвернулся. Он долго молчал, потом вдруг глухо уронил:

— И после всего, что было… что я сделал… ты хочешь…

Элинор молчала так долго, что он не выдержал и обернулся. Она отвела глаза.

— Да.

Брендан подошел к ней, легко приподнял ей подбородок, заглянул в глаза. Потом погладил по щеке, осторожно, кончиками пальцев.

— Ты просишь? — спросил он. — Тогда конечно, миледи. Всегда рад вам услужить.

— Не смейся надо мной! — прошептала Элинор.

— Если я и смеюсь, миледи, то только над собой. Над самим собой.

Очень нежно он завладел ее губами. Поцелуй был как прикосновение крыльев бабочки, но вдруг его губы стали жаркими, требовательными. Кончик его языка, продолжая порочную игру, раздвинул ей губы. Элинор и не представляла, что поцелуй мужчины может быть таким. Колени ее подогнулись, она задрожала всем телом. Язык Брендана проник в ее рот, словно пробуя ее на вкус. Обхватив его за плечи, Элинор прижалась к нему и вдруг почувствовала, как он подхватил ее на руки. Яростный шепот коснулся ее уха: