Короткое замыкание в системе управления огнем. Самопроизвольное срабатывание. Ошибочный импульс, сбой сложного механизма. Просто одна крошечная искра скакнула по поврежденной цепи и высвободила огневую мощь доспеха, направив ее в том направлении, в котором он смотрел, прямо на несчастного рыцаря.

Ошибка. Досадная, редкая, но все же возникающая время от времени даже у прославленных рыцарей. Следствие изношенных механизмов, барахлящих вычислителей или лени оруженосцев. Иногда подобные ошибки приводили к курьезам и забавным результатам, иногда к глубоким конфузам и даже трагедиям, но…

Лампочки приборных панелей в обнаженной кабине ревнителя погасли. Перестав ощущать присутствие своего хозяина, верный доспех погрузился в сон, не ведая, что тот возлежит в своей бронекапсуле, превращенной в саркофаг, изрешеченный пулями, и уже никогда не сольется душой с ним. Куски алого и белого мяса, клочья гамбезона, покрытый волосами кусок черепа, лежащий на приборной панели, несколько раздробленных позвонков на полу…

- Великий милосердный Боже, - прошептал Гримберт, - Храни и спаси.

Самопроизвольное срабатывание. Подумать только, именно в этот миг. В миг спасения.

Наверно, он смог бы убедить себя в этом. Себя, но только не Аривальда. Тот всегда был упрямым сукиным сыном.

Воображаемый оруженосец покачал головой.

«Это не ошибка автоматики, Грим. «Убийца», конечно, старый доспех. Старый, немощный и глупый. Но он надежен, и ты это знаешь. Он никогда бы не выстрелил сам, без приказа».

- Самопроизвольное срабатывание, - Гримберт произнес это вслух, силясь заглушить бесплотный голос призрака, пронизывающий его собственную бронекапсулу, точно ледяной ветер, - Короткое замыкание в цепи. Так бывает. Я слышал. Даже у лучших рыцарей такое случается, я….

«Не было никакого самопроизвольного срабатывания. Проверь данные бортовых самописцев, если не веришь».

- Он выстрелил! Выстрелил сам по себе, черт возьми!

«Это не он выстрелил. Это ты выстрелил, Грим».

В голосе Аривальда не было осуждения, только странная задумчивость.

Это ты выстрелил, Грим.

Мертвый рыцарь безучастно разглядывал его уцелевшим глазом. Его уже не интересовало происходящее, должно быть, у него сейчас были какие-то свои заботы, не имеющие отношения к человеческому миру и происходящим в нем странностям.

- Я не стрелял… - прошептал Гримберт, - Это чертов доспех выстрелил. Он уже не подчиняется мне. Они… они сделали из него «Падальщика»… Это больше не «Убийца», не мой доспех, он…

«У доспеха нет ни сознания, ни личности, - жестко произнес Аривальд, - Он механизм, Грим, механизм, который выполняет приказы. И он получил приказ от тебя».

Короткий, четкий, очень конкретный приказ. И выполнил его, как подобает надежному и верному слуге.

Нет.

Нет, прошептал Гримберт.

Ради всего святого, что существует и существовало. Ради Всевышнего. Ради его собственной бессмертной души.

Нет.

Аривальд положил свою бесплотную руку ему на плечо.

«Я понимаю, Грим. Ты был слишком изможден, твой рассудок затуманен пытками, унижением и боем. Ты ощущал себя брошенным, никчемным и жалким. А тут еще этот чертов поезд. И кровь. И жуткая тайна отца… Золото на крови… Знаешь, у души ведь нет автоматических предохранителей, как у доспеха, которые позволяют сбрасывать излишнее напряжение, способное повредить рассудок. Просто в какой-то миг…»

Нет.

«Ты потерял контроль над собой, Грим. Бездумно выплеснул наружу всю ту боль, что копошилась в тебе. Использовал шанс поквитаться с тем, кто оказался слабее тебя».

Груда окровавленного мяса в изрешеченном ложементе «Ревнителя» едва заметно задрожала. Не потому, что жизнь спешила покинуть пришедшую в негодность оболочку, просто съеживались уцелевшие сухожилия. Обычная посмертная агония. Гримберт и сам ощутил, будто у него внутри что-то съеживается.

«Просто секундное помешательство. Нервный срыв. Ошибка в командной цепи. Но не доспеха, а твоей собственной. Дьявольское искушение, которому твоя измученная душа в краткий миг слабости не нашла сил сопротивляться».

Самопроизвольное срабатывание души. Короткое замыкание в бессмертном механизме.

Ему захотелось завыть. Выплеснуть зловонную муть, скопившуюся в том внутреннем резервуаре, где прежде была душа. И выть до тех пор, пока сознание милосердно не потухнет, освободив измученный дух от оков тела.

Но он знал, что мне может себе этого позволить.

«Это… просто ужасная ошибка, - Аривальд говорил уже не так уверенно, тон его сделался утешающим и оттого вдвойне фальшивым. Он никогда не говорил таким тоном, пока состоял из плоти и крови, это воображение Гримберта пыталось наделить его таким голосом, - Никто не станет корить тебя… Ты ведь даже не рыцарь, если подумать. Лекари поднимут тебя на ноги, отец простит. Может, понадобится терапия или какие-нибудь восстанавливающие рассудок процедуры или…»

- Вальдо…

«Что, Грим?»

- Заткнись. Просто заткнись, Вальдо. Через час я заберу тебя и мы двинем домой. А если вздумаешь повторить что-то такое вживую, я двину тебе в нос, и плевать, насколько ты там ранен.

«Убийца» тяжело развернулся, приминая снег, и, шатаясь, лег на обратный курс.

Ходовая была повреждена не так серьезно, как он думал. Капризничала, осекалась, но, подобно дряхлой крестьянской кляче, до сих пор тянула свою ношу, хоть и кряхтела на каждом шагу. К рутьерскому лагерю он подошел не через час, как намеревался, а через три, но все равно опередил возвращающихся рутьеров. Израненные, волочащие на плечах раненых товарищей, шатающиеся, они походили на окровавленных крыс, с трудом ползущих в родную нору. Они даже не смогли бы оказать ему сопротивление, вздумай он растоптать их – все пушки «Смиренных Гиен» были брошены и разбиты, если прежде они представляли собой хоть какую-то силу, то теперь, после своей злосчастной авантюры, окончательно превратились в беспомощное отрепье, из которого даже злая воля Вольфрама Благочестивого не в силах выковать ничего путного.

Гримберт не стал их топтать, напротив, даже не смотрел в их сторону. Они были лишь бледными призраками, бредущими по окровавленному снегу его воспоминаний, они больше не имели над ним власти. Он вырвался. Он победил. А рыцарь никогда не опустится до мести своим обидчикам. Даже если это рыцарь, от подвигов которого разит как от кладбища скота.

К лагерю он добрался лишь в сумерках. Миновал жалкое охранение, черпая снег поврежденной скрежещущей ногой, полоснул по трепещущих на ветру шатрам потоками света из фар. Выставленные в караул рутьеры лишь беспомощно провожали его взглядом, сжимая бесполезные аркебузы. Храбреца, который вскинул бы оружие, среди них не нашлось.

Крысы и есть.

«Если они крысы, то кто тогда ты, Грим? Может быть, крысиный принц? Или крысиный святой? Ты спас до черта крыс сегодня, не так ли?»

- Бога ради, заткнись, Вальдо. Потерпи еще минуту, я уже вижу твой шатер.

Он и в самом деле видел его. Заметил издалека. И целенаправленно шел, не обращая внимания на раздавленный ногами «Убийцы» рутьерский скарб. Плевать. Он поклялся перед лицом Всевышнего, что заберет Аривальда, и намеревался сдержать свое слово любой ценой.

Надо придумать, как закрепить беднягу на броне. Так, чтоб тряска не усугубила его раны, а жестокий мороз Сальбертранского леса не убил за время пути. Тряска будет чудовищной, такой, что вымотает душу и у здорового, не говоря уже о раненом…

Ничего. Он будет идти так мягко, как это возможно. Медленно, время от времени уступая Аривальду свое место в бронекапсуле, чтоб тот смог согреться. Нужный курс загодя просчитан и уже введен в навигационную систему «Убийцы». Курс, зыбким пунктиром танцующий меж чащ проклятого Сальбертранского леса и упирающийся в Турин. А там…

Гримберт запретил себе думать про «там». Если они не выберутся, не будет никакого «там».

Но они выберутся, слово рыцаря.