— Заприте, доктор, собак, а то им плохо будет, — невежливо сказал Павел Ярош.
— Яйца мы хотим вырезать Кручеку, — рассмеялся Стасяк. Удивился доктор внезапной отваге Стасяка. У того было шестеро детей. Шестой, как говорили, от лесника Видлонга. Он даже похож был на Видлонга, лесник вовсе не отказывался от этого сходства. Но когда об этом сказали Стасяку, он только печально голову повесил и поднял ее только тогда, когда лесник Видлонг дал ему сигарету, чтобы он закурил и успокоил нервы. Но в толпе он набрался смелости, и, может быть, ему сейчас казалось, что Ярош вырежет яйца не Кручеку, а Видлонгу.
— Посмотрите на большой сук вон на той сосне, — сказал им доктор, показывая на сосну по другую сторону дороги. — Говорят, что из ружья за сто шагов трудно попасть человеку между глаз. Попробую сук отстрелить. И он сделал один очень громкий выстрел, но сук остался на сосне. — Не попал, — констатировал доктор.
И снова он долго целился, примериваясь к суку на сосне. Лесорубы стояли за воротами и смотрели то на ружье, то на сук. Опустил доктор двустволку.
— Пули жалко, — сказал он. — И так, наверное, не попаду. Он заметил приближающуюся Люцину Ярош. Она величаво выступала на длинных кривых ногах, гордо выпятив большой живот, отмщенная и довольная, что аж четверо мужиков вступились за ее добродетель. В молодняках она даже не успела слова сказать Кручеку, потому что ее муж и другие выскочили из-за кустов, а Кручек бросился бежать. Она возвращалась не торопясь, так как хотела, чтобы Кручека тем временем поймали и забили насмерть. Она даже на минуту подумала, что, если бы ее муж пошел из-за этого в тюрьму, ей бы уже не надо было ездить в Барты, а тот или другой могли бы приезжать к ней на такси.
— Есть ли у вас, Ярош, ремень? Или, может, вы штаны на подтяжках носите? спросил доктор.
— Есть ремень, пане доктор, — ответил Ярош, не отводя взгляда от двустволки доктора.
— Так выньте его из штанов, — предложил доктор, — и влепите бабе десять раз по заднице. Не вскочит кобель на суку, если сука ему не подставится. Я тоже разным предлагаю встретиться, но если баба не хочет, то она даже и не слушает моей болтовни.
— Это правильно, доктор, — согласился Стасяк. — Я свою суку тоже иногда луплю. А Ярош жену жалеет.
— Не жалею, — разозлился Ярош. — Вот увидите, что не жалею. — Ну так вперед, чего вы ждете? — подстегнул их доктор. — И я себе посмотрю.
Аж закачался Ярош от бешенства, которое кипело в нем и не могло найти себе выхода из-за двустволки доктора. Он воткнул нож в штакетник, подскочил к своей жене, которая как раз гордо шагала мимо них на своих кривых ногах.
— Держите ее, — крикнул он, потому что она потянулась ногтями к его лицу. Они бросили на землю топоры и тесак, придержали бабу вчетвером. Силой пригнули ей голову к земле. Сам Ярош юбку задрал так, что они увидели худой желтый зад без трусов.
— Раз… два… три… — считал доктор, слушая громкое щелканье ремня по заду Ярошовой.
Женщина вопила таким страшным голосом, что собаки доктора начали выть. — Пять! — насчитал доктор. — Этого ей хватит.
Но Ярош шестой раз приложил и хотел приложить еще седьмой, но доктор вышел за ворота и придержал его руку с ремнем. — Худой у нее зад, ей очень больно, — объяснил он.
Ярошову отпустили, она сначала упала на землю, а потом, все еще пронзительно вопя, поднялась и, качаясь, двинулась в сторону села.
— Хорошая была работа, — констатировал доктор. — Тюрьма вас всех ждала за убийство Кручека. А так справедливость восторжествовала.
— Добавлю ей дома, — погрозил Ярош кулаком вслед уходящей жене.
— Конечно, — поддакнул доктор. — Кручек у меня в салоне сидит и делает под себя со страху. Я взял у него выкуп на литр водки, чтобы все это так насухо ему не прошло. Вот вам за беспокойство.
Вынул доктор из кошелька три купюры и подал Ярошу.
— Удирал и наложил в штаны. Я сам видел, — обрадовался Стасяк.
— Жалко было бы садиться в тюрьму, — напомнил им доктор.
— Сидеть из-за такого вонючки? — Ярош удивился, что ему вообще пришло в голову гнаться за Кручеком по лесу с ножом. Зентек повторял задумчиво:
— Наделал под себя у доктора, вот это да…
Ярошу жгли руку банкноты, которые он получил от доктора. Он мял их в кулаке и все более значительно поглядывал на Зентека и Стасяка.
— Сейчас Смугонева магазин закроет, она бумажку повесила, что едет в Барты, — напомнил он остальным.
Они вежливо поклонились доктору, подняли с земли топоры и тесак, а Ярош вытащил из штакетника свой нож. Все поспешно двинулись в сторону села, потому что в самом деле уже было поздно, а Смугонева сегодня закрывала магазин пораньше.
Доктор вернулся в салон, выслушал от Макуховой едкое замечание, что обед остыл, а разогретый будет не таким вкусным. Кручек сидел на стуле, подтянул штанины и рассматривал кровавые следы собачьих клыков. Тогда доктор проводил его в свой кабинет, обработал раны и посоветовал вернуться домой полями. Тем временем Ярош и его приятели успели в магазин до закрытия и с большим удовольствием купили литр водки. Они сочли, что таким образом дело закончилось с честью. А поскольку на лавочке перед магазином, как всегда, сидели Антек Пасемко, плотник Севрук, старый Крыщак и молодой Галембка, то охотно и с мельчайшими подробностями, угощая друг друга водкой, они рассказали, как заработали этот литр.
— Обложили мы его в молодняке, как зайца, — разглагольствовал Павел Ярош. — Даже не успел поговорить с Люциной, а мы уже выскочили из укрытия. Удирал и навалил в штаны со страху. — Яйца мы ему хотели вырезать, — хвалился Стасяк.
— Ага. Вот этим ножом. — Ярош размахивал рукой, и острие ножа поблескивало на солнце.
— Мы хотели его поймать, повалить на землю и кастрировать, как жеребца, — радовался Стасяк. — Чтобы больше не портил наших баб. Только доктор нас удержал, отвлек разговорами и взял для нас у Кручека на литр водки.
— Причиталось нам за эту беготню, — поддакивал Зентек. Понравилось это дело плотнику Севруку, хоть он и не представлял себе, как он, в своих тряпичных башмаках, мог бы гнаться за кем-то по молоднякам. Меньше это понравилось молодому Галембке, потому что он любил заглянуть к чужим женщинам, и мысль о вырезании ядер за прелюбодеяние его пугала. Старый Крыщак искренне сказал:
