– Ну, я говорю, многие сорвались из пансионата, даже не дожидаясь окончания срока путевок, – стрекотала официантка. – Еще бы, такие страхи! Столовая пустая была вечером, думали, пропадет ужин, но директор распорядился милицейскую бригаду накормить, которая здесь работает. Да вон они идут. Пойду помогу подавать. А вам я попозже еще пирожное принесу.

Алена не стала говорить, что пирожное ей нести не нужно. Вилка уже сама собой отламывала маленькие кусочки шницеля и подносила их ко рту, ну а рот точно так же сам собой открывался… Можно спорить, что он и от пирожного не откажется, предатель!

С другой стороны, чтобы твой организм тебя не предавал, его нужно вовремя кормить. Одним серотонином сыт не будешь! Тем более сегодня, когда только лишь бананы боролись со множеством обрушившихся на Алену стрессов.

Дверь в столовую распахнулась, вошли несколько человек, среди которых Алена знала троих. Первым вкатился Колобок, какой-то похудевший с утра. Боже, да неужели только этим утром он не то лукаво, не то презрительно улыбался Алене в спорткомплексе?! А постарел-то, постарел за несколько часов – лет на десять! Директор «Юбилейного» с полупоклонами пятился перед плотным, кряжистым человеком с седым ежиком волос и угрюмым, тяжелым лицом. Это был добрый знакомый Алены, можно сказать, наиперший, наилепший друг: Лев Иванович Муравьев, начальник следственного отдела городского УВД. Рядом шли такие же угрюмые, напористые мужики – тоже, по всему видать, большие милицейские шишки. В кильватере следовали более человечные и менее начальственные лица. Среди кордебалета Алена приметила Нестерова.

Она быстро отвернулась, пока настороженный взгляд Муравьева не нашарил ее. Удовольствие она при этом испытала бы ровно такое, как жертвы уэллсовских марсиан, которых те нашаривали лучами своих жутких прожекторов. И так сей неумолимый луч преследовал ее чуть ли не полдня! Сама виновата, конечно, сама вызвала огонь на себя, названивая Льву Ивановичу, сама упомянула о деле Нестерова. Приехав в «Юбилейный» по поводу трупа несчастной Лены, Муравьев узнал, что знаменитый Нестеров отсутствует, а также нет его соседки по коттеджу, – и сделал вполне логичный вывод, что парочка где-то пребывает вместе. И с той минуты Алена не знала ни минуты покоя, пока не дала слово Муравьеву, что они с Нестеровым прибудут в «Юбилейный» с максимально возможной скоростью. Они и в самом деле выехали в пансионат сразу после нервного визита к Ларисе Серебряковой – вернее, почти сразу, потому что по пути решили проверить два адреса.

В обеих точках их ждал облом. Нины Елисеевой дома не оказалось. Синей «Вольво» во дворе тоже не было. Нестеров предпринял блиц-опрос пятерых бабулек, куковавших на лавочке у подъезда (классическая картина!), но выудил из них только подтверждение, что да, мол, в сороковой квартире проживает чернявая женщина по имени Нина Елисеева. Живет она очень замкнуто, одиноко. Вроде бы по профессии она врач, но какой именно, зубной или, к примеру, хирург, никто не знал. Где работает Нина, в какой больнице или поклинике, бабульки тоже сказать не могли. А может, она вовсе и не врач, а фармацевт какой-нибудь! Не видали также во дворе синей машины с таким номером. Но само по себе это ничего не значило: Нина могла шифроваться, не афишировать, что раскатывает на чужой машине. По каким причинам? Да причин можно с десяток назвать! Например: не желала стать предметом бабулькиных досужих сплетен. Да любые у нее могли быть резоны!

– Ладно, не переживайте, нагрянем сюда еще и завтра, – успокоил Алену Нестеров, садясь за руль. – Рано или поздно мы все равно Елисееву перехватим. А сейчас поехали, а то там ваш Муравьев с ума сойдет.

– Может, она теперь никогда дома не появится, – мрачно сказала Алена.

– А куда она денется? – изумился Нестеров. – В бега ударится? С какой радости?

– Ну, мы ее спугнули, когда закричали… вернее, когда я закричала: «Юрмала!» Значит, ведь, что я узнала…

– Да бросьте! – с досадой перебил Нестеров. – По большому счету, все насчет участия Нины Елисеевой в убийстве Юровского – не более чем наши, вернее ваши, измышления. Мало ли почему она проходила тогда мимо моего «Форда»… Мало ли почему оперлась на него… Да и вообще не факт, что там была именно она. Футболка – еще не компромат! Ну, оказалась в одном лифте с нами… Это тоже не уголовно наказуемое деяние!

– Серьезно? – саркастически усмехнулась Алена. – А как насчет того, что она притворялась уборщицей в нашем коттедже? Не подозрительно?

– Подозрительно, – кивнул Нестеров. – Но вы можете положа руку на сердце поклясться, что не ошибаетесь, что в коттедже действительно была она?

Алена положила руку на сердце… и опустила голову. Поклясться она не могла. Никакой уверенности – одни смутные ощущения.

– С этой барышней мы еще хватим хлопот, – мрачно сказал Нестеров. – Если она и впрямь причастна к убийствам и к непонятным поискам в вашем номере, вернее, в номере покойного Толикова, то у нее железные нервы и незаурядная изобретательность. Вдобавок, если ею движет месть за Лютова…

– Получается, она убеждена, что он убит, а не покончил с собой, – задумчиво произнесла Алена. – Но почему, почему? На чем основано ее убеждение?

– Почему-то мне кажется, мы вовек не догадаемся, – вздохнул Нестеров. – Разве что она нам сама скажет… Но в этом я сомневаюсь, сильно сомневаюсь!

– Погодите, – не слушая его, потрясенно продолжала Алена. – Нина Елисеева была любовницей Лютова, а потом каким-то образом до такой степени вошла в доверие к Юровскому, что он даже оформил на ее имя доверенность на машину. Не она ли была той самой подругой жизни, которую он собирался везти на дачу в день гибели? Помните, он вам сказал, что успеет и с вами встретиться, и подругу жизни на дачу свозить? Подруга жизни – это или жена, или любовница. Бывшая любовница Лютова, которую тот любил до гроба – в самом деле до гроба, ведь так и написал в прощальном письме! – становится любовницей Юровского, водит его за нос и в конце концов убивает… А если все было не так? Если она именно Лютова за нос водила? Ведь от кого-то узнали же Юровский и Толиков, что бывший компаньон в обход их стакнулся с Холстиным? Почему не от Нины?

– То есть к смерти Юровского она не имеет отношения?

– Да почему, может быть, и имеет. Но Лютов писал свое последнее письмо к той, которая его предала! Нет, пусть будет не так, не так, не так! – чуть ли не вскрикнула Алена.

Нестеров посмотрел на нее испытующе:

– Будет так, как есть на самом деле, а вовсе не так, как вам хочется или как нужно для развития сюжета. И бесполезно по этому поводу переживать, понятно? Ладно, прочь сомнения, прочь тревоги, как писал мой любимый поэт Заболоцкий. Поживем – увидим, а пока пристегнитесь все-таки, Алена, я хочу по пути завернуть в Кстово, к Катюше, на улицу Тихоновскую. Вдруг она вернулась домой?

Алена была так изумлена упоминанием Заболоцкого (тоже, кстати, одного из любимейших ее поэтов), что в самом деле пристегнулась. И всю дорогу до Кстова сидела вся такая пристегнутая, размышляя над тем, как точно сказал Нестеров: будет то, что есть на самом деле, а не то, чего хочешь. Увы, в жизни Алена слишком часто проверяла эту аксиому. Взять хотя бы отношения с Игорем…

Нет, не надо об Игоре, лучше о Нестерове. Какой он все-таки загадочный человек, этот мент. Умный, ироничный, надежный, обаятельный… Повезло ей с напарником, с соседом, со спутником сегодняшнего дня, повезло! Редко когда общаешься с малознакомым человеком с таким удовольствием, без всякого напряга. Конечно, правы сведущие люди, которые говорят, что постель очень сближает, но…

В подробности своих и Нестерова постельных отношений углубляться не хотелось. Алена и не стала. Тем более что они приехали в Кстово.

Есть такое выражение: «Понюхали пробой да пошли домой». Это про них, про Алену и Нестерова, потому что в Кстово им тоже не повезло. На звонок в Катюшиной квартире никто не отвечал, то есть она и ее муж еще не вернулись с работы. Пришлось уехать ни с чем. По пути Алена от нечего делать поглядывала на обочины, но ни заслуженной «Хонды», ни сборщиков мусора не обнаружила.