Нет, если бы рядом оказался Игорь, все было бы иначе!

Но он уже больше никогда не окажется рядом.

Алена горько всхлипнула – и уснула, едва натянув на себя край покрывала.

У нее не хватило сил даже слезы вытереть, а раздеваться и разбирать постель – это оказалось уж вовсе неразрешимой задачей. Вот она и не стала ее разрешать.

«Ну что ж, дело номер два близко к завершению, пора искать подходы к третьему нашему другу. Сестричка ни на минуту не сомневалась в успехе – и оказалась права. Дяденька уже на все готов, чтобы только затащить ее в постель и даже под венец. Именно это „даже“ мне и нужно. Только ради будущей жены он пойдет на то, к чему я намерена его подвести.

Главное, чтобы Сестричка в него не влюбилась. С девушками такое бывает.

Хотя, кажется, беспокоиться совершенно не о чем. Первый брак избавил ее от иллюзий, а суровая реальность приучила считать деньги прежде всего в своем кармане, а не гипотетического супруга. Конечно, она еще не знает, где именно я намерена осуществить свой план. Ее, как и всех остальных (я ведь собрала вокруг себя целую команду соратников и сподвижников – между прочим, родственников Сергея!), волнуют прежде всего те бумаги, которые приведут их к деньгам. Я старательно делаю вид, что они меня тоже очень интересуют, и принимаю участие во всех поисках. Бедный Сергей! Именно эти деньги погубили его. В одном моя совесть чиста: я-то денег у него никогда не просила. И если он пошел на преступление, то не ради меня. Вернее, не по моей просьбе.

Тем легче мне сейчас. Я на всю их суету смотрю свысока. Будь деньги у меня, я бы им отдала все сразу!

Хотя нет. Это было бы глупо. Они и пальцем не шевельнули бы тогда! Так пусть же горит для них манящий костер, сложенный из трехсот тысяч зеленых дров!»

– И как вам вчерашний банкет? Весело было? – спросила Алена, когда смогла наконец говорить. С той минуты, как она вошла в столовую, рот ее был занят. Есть после ночных приключений хотелось по-страшному, и Алена, которая, вообще-то, не завтракала, ограничиваясь лишь небольшой чашкой кофе с молоком и каким-нибудь фруктом, желательно бананом, сейчас вполне отдала должное йогурту и творогу. Ничего, иногда можно и поесть, вчерашний день был сущим издевательством над желудком: дома не завтракала, в столовой практически не обедала, на ужин – только яблоки… Неудивительно, что ее так тошнило ранним утром. Да-да, виной всему, конечно, голод, а вовсе не что-то иное. Конечно, конечно, конечно! И теперь она старательно утоляла этот голод, благо выпендриваться нынче было не перед кем: явилась Алена в столовую уже около десяти, когда народу там почти не осталось. Вадим и Ирина, судя по пустым стаканчикам из-под йогурта и тарелкам с остатками творога, уже позавтракали и ушли, за столиком восседала одна Леонида Леонтьевна, которая с деликатной пищей уже покончила и теперь безостановочно ела кусок за куском белый хлеб с маслом, запивая какао. Масло, как водилось в наших столовках в советские времена, так водится и ныне, лежало на общей тарелочке в количестве четырех брусочков граммов в пятьдесят каждый. То есть предназначалось оно всем сидящим за этим столом, однако Леонида присвоила его в полную свою собственность так же, как и общий чайник с какао.

Спрашивать разрешения у Алены она, такое впечатление, не собиралась.

Ну и где обещанная интеллигентность?!

Да и ладно, охота человеку покончить жизнь самоубийством – на здоровье. С другой стороны, может быть, никакие не бананы, а именно эти жестокие продукты пробуждают в Леонидином организме тот самый гормон радости? Вот она и старается восстановиться, а то сидит тут мрачная, молчаливая, с опухшими глазами, словно бы еще толще вчерашнего. Кажется, смешение красного ординарного французского вина с советским шампанским даром не прошло…

Отсутствие Вадима и Ирины Алену огорчило. Она-то надеялась завести с ними светскую болтовню, на которую была большая мастерица, и неприметно вызнать, не слышал ли кто чего о ночных событиях. Интересно, рассказал ли Холстин Ирине о страшной находке? Нет, пожалуй, промолчал, оберегая ее нервы. Но, может быть, с Вадимом поделился? Тоже вряд ли: Холстин небось постарается просто выкинуть из памяти тот ужас, который ему привелось испытать. Он даже перед самим собой, наверное, сделает вид, будто ничего не произошло, не то чтобы с будущим шурином такую жуть муссировать. А может статься, Холстин не слишком-то доверяет и будущему шурину, и самой невесте: опасается, что Ирину привязывает к нему лишь денежный интерес, твердое положение в обществе, которое ей с ним светит. А стоит ему чуть-чуть пошатнуться, тем паче – попасть в опасную ситуацию, так красотку и сдует ветром перемен…

Несчастный ты Достоевский, Алена Дмитриева, опять в своем репертуаре! Определенно не тем ты занялась в жизни, в психоаналитики тебе надо было пойти!

Оговоримся в воображаемых скобках: это не от переизбытка самомнения называет себя Алена Достоевским, просто она по психотипу, согласно замечательной науке соционике, типичный Достоевский. Кстати, интерес к соционике довел Алену до того, что она чуть с жизнью не рассталась, но случилось это так давно (ровно год назад, а с точки зрения нашей легкомысленной героини год – огромный срок!), что она никогда не вспоминала бы о том казусе, когда б не те именно события привели в ее жизнь Игоря…[2]

Короче говоря, ни с кем, кроме Леониды, обсуждать нашей писательнице ночные события возможности не представилось. Ну что ж, на безрыбье и рак сойдет. И Алена с самой приятной улыбкой спросила бухгалтершу, надолго ли затянулось банкетное веселье, потому что она, к сожалению, почувствовала себя плохо и оттого рано ушла.

Между прочим, соврать о своем плохом самочувствии – отличный тактический прием в разговорах с людьми, которые относятся к вам недоброжелательно. Для них каждая ваша, даже самая незначительная, неприятность – большое человеческое счастье, источник величайшего блаженства. И если, к примеру, сообщить такому собеседнику о своей смертельной болезни – диву потом будешь даваться жизненной энергии, которая в нем вдруг пробудится, свету счастья, которым озарятся его глаза! И он даже относиться к вам станет гораздо лучше – правда, лишь до той минуты, пока не смекнет, что ждать вашей кончины приходится как-то слишком долго.

Впрочем, с Леонидой этот номер не прошел. Выражение лица у нее было по-прежнему отсутствующее.

– Не знаю, – буркнула она, не поднимая глаз от чашки с какао. – Я тоже рано ушла. Наверное, еще раньше, чем вы.

– Почему?

– Слишком много неприятных лиц, – угрюмо ответила Леонида. – Смотреть противно.

Странное совпадение. Именно поэтому и Алене стало тошно на местном празднике жизни… Может быть, внешность обманчива? Может быть, Леонида из тех толстяков, которые обладают тонкой натурой, и даже где-то под складками ее жира можно отыскать ту самую интеллигентность?

– Да, – согласилась Алена, – публика была, конечно, не комильфо… Ну что ж, таковы нынешние хозяева жизни. Я, вообще-то, ушла еще и потому, что хотела лечь спать пораньше, выспаться наконец. Что еще делать в пансионате, как не спать, верно? Но не удалось.

По идее, должен был последовать вопрос: «Почему?», но не последовал. Кажется, Леониде было равным образом наплевать как на смерть, так и на жизнь неприятной соседки по столу.

Хи… Взаимно, сударыня!

– Я даже и представить не могла, что здесь по ночам может такое твориться! – воскликнула Алена, решив не ждать наводящих вопросов. – Какой-то кошмар. Сплошные хождения, шум, крики какие-то ужасные, будто кого-то убивали… К соседу моему кто-то прибежал ни свет ни заря, ломился в его дверь, как больной слон… Нет, я, наверное, пожалуюсь в администрацию, все же я сюда ехала отдыхать. И если мне здесь не могут обеспечить спокойный отдых, лучше расторгнуть договор и уехать.