Головная боль увеличивалась, пульсируя вместе с моим колотящимся сердцем.

Убей ее, Фокс.

Мы не будем командовать снова.

Ее пальцы порхали над татуировкой лисы на основании моего позвоночника.

— Я начну со своего ожерелья. Я видела, что ты смотрел на него — на звезду. Одинокая серебряная звезда. — Ее голос стал задумчивым, наполненным счастливыми воспоминаниями. — Я купила два ожерелья на свои скудные сбережения, когда Кларе исполнилось четыре. Она была одержима галактикой и звездами на всех предметах, что она могла получить.

Ее пальцы продолжали свое яростное нападение, вызывая больше условного рефлекса, больше боли. Я сжал губы и еле слышно выдохнул, претерпевая боль.

— Я купила ожерелья ей на день рождения. Ее лицо осветилось, как будто она проглотила луну. Ее маленькие ручки щекотали мою шею, когда мы по очереди застегивали их друг на друге. В тот момент, когда оно было надето, она объявила, что никогда его не снимет. Она моя звездочка. — Она вздохнула, ее голос стал печальным. — Также я купила ожерелья по еще одной причине. Но это не история для сегодняшнего вечера.

Мой мозг разрывался между ее голосом и внутренними командами, что мог слышать только я. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы сфокусироваться на настоящем и оставаться лежать.

Перевернуть ее будет так легко.

Ты легко свернёшь ей шею, если обернешь ноги вокруг ее горла.

Зел продолжила, кончики пальцев глубже погружались в никогда не массажируемую плоть.

— У меня было так много работ, что я не помню их все — большинство из них не были легальны. Я перепрыгивала из одной приемной семьи в другую, всегда изгой. Я думала, что вселенная ненавидит меня — что я всегда буду одна, но потом узнала, что могу создать жизнь, которую хотела, обманывая.

Она поменяла положение ног — оседлав меня выше, чтобы сильнее массировать мои плечи.

— У меня есть подлинно выглядящие документы из колледжей по всей стране. Но ни один из них не настоящий. Я подделала прошлое, превратившись из беглянки неудачницы в честолюбивую мать.

— Я никогда не раскаивалась в том, что лгала и крала, потому что это был единственный способ выжить. Это позволило мне дать Кларе жизнь лучше. — Ее голос сорвался, прежде чем она продолжила свою плавную колыбельную. Чем больше я слушал, тем больше она завораживала меня, и тем больше условный рефлекс переставал преобладать надо мной.

Каждое прикосновение было мучением — ласковые поглаживания измотанных мышц продлевали безумие грохота приказов в моей голове, но это не одержало надо мной верх.

Ее руки переместились выше, большие пальцы впились в мышцы по обе стороны моего позвоночника.

— На моих руках кровь. Я забрала две жизни.

Моя спина согнулась, когда шок от ее признания вытолкнул условный рефлекс из моей головы, оставив меня на мгновение здравомыслящим.

— Что? Как это случилось?

Ее руки последовали выше, превращаясь из терапевтического массажа в нежный петтинг. Мое дыхание стало тяжелым и хриплым, мои кулаки болели от того, как сильно я их сжимал. Условный рефлекс вернулся, кипя в задней части моего мозга.

— Мне было двенадцать, когда я первый раз превратила человека в мертвеца.

Такая чертовски молодая. Как и я.

Связь, которую я чувствовал к Зел, сжала мое сердце, укрепляя мою волю игнорировать условный рефлекс.

— Я металась между приемными родителями. До этого я находилась в приличной семье: доброй и щедрой, но я все испортила и не позволила им помочь мне. Но эти... они были другими. Я не была готова к тому, что веселый дядюшка будет приходить ко мне в комнату, когда все лягут спать. Я не была готова к прозвищу «куколка», что внушало такой нерациональный страх, когда он шептал мне его. Я не была готова к тому, чтобы смотреть, как он раздевается, или к его нелепой эрекции между ног. Но я была готова защищаться. Я не была невинной, даже подростком. Я украла нож с кухни предыдущей семьи и выжидала время, когда он заберется ко мне в постель. Его пивное дыхание заполнило темноту, в то время как его грязные руки пытались лапать меня.

— Он успел сделать одно прикосновение, прежде чем я воткнула нож ему в пах. Это был чистая удача, что я попала в бедренную артерию. Он потерял слишком много крови, прежде чем приехала скорая.

Руки Зел не прекращали свои неумолимые поглаживания. Ее прикосновения взрывали мою голову от потребности и желаний, в то время пока я пытался сконцентрироваться на ее истории. Мое тело искрилось чувствительностью. Щекочущее чувство от того, как ее тело было надо мной — сводило меня с ума.

— Второй раз я убила, когда мне исполнилось двадцать один. Я перерезала горло мужчине, который пытался изнасиловать Клу. Я даже не думала. Я не была нечувствительной к боли людей — я избегала ее, как только могла, — но видеть, как он причиняет боль кому-то, кто в два раз меньше его, я перестала думать и среагировала. Я никогда не жалела, что спасла ее. Она спасла меня в ответ.

Ее голос затих, когда она наклонилась вперед, потирая меня руками, заполняя ароматом ландыша. Каждая часть моего тела изнывала от борьбы и невидимой войны, ожидание усиливало мои чувства, пока я мог сосредоточиться только на повышенном сердцебиении и чудовищном любопытстве к жизни женщины надо мной.

Передвинувшись вперед, Зел взобралась на мое тело выше, пока не села на пятках над моими ребрами. Ее руки гладили мои лопатки, потирая с нежным давлением.

То, что я слушал ее, помогало мне оставаться в здравом уме, в то время как тишина снова засасывала меня в темноту. Моя головная боль выходила из-под контроля, и я сделал единственное, чтобы избежать падения в яму. Чтобы избежать подчинения и того, чтобы ранить ее.

Я закончил с тем, чтобы быть у нее под контролем. Теперь мой черед.

Одним резким движением я переместил Зел с моей спины и перевернулся. Ремень на моих запястьях не был неминуемой преградой, но мне было все равно. Я лег на ее тело, прижимая ее под собой.

Ее глаза расширились, и паника отразилась на лице.

— Не беспокойся, я не причиню тебе боль. Я все еще под контролем.

Едва.

Я хотел лизать, кусать и щипать. Я хотел провести руками по ее телу и касаться его так же, как она прикасалась ко мне. Мне нужно было погрузиться глубоко в нее, чтобы игнорировать сильное желание и более интенсивные приказы.

Она пыталась приучить мое тело к более нежным прикосновениям — перепрограммировать мой мозг с двадцатилетним обучением одним сеансом массажа. Я не хотел разбивать ее надежду. Она помогла, но недостаточно. Единственное, что удерживало меня от того, чтобы убить ее, была крошечная, единственная оставшаяся ниточка моего самоконтроля.

Я гордился своей силой, но и одновременно был разочарован.

В конечном итоге я сломаюсь. И я не хочу, чтобы она прикасалась ко мне, когда это произойдет.

Я проверил запястья, морщась, когда кожа врезалась в мою плоть. Зел так прочно меня связала, что оставались синяки.

— Отпусти меня. Нам нужно закончить, — приказала она.

Вместо того чтобы подчиниться, я обернул свои связанные запястья вокруг нее и изогнул спину, нежно толкаясь, в поисках ее.

Я застонал, когда нашел ее влажное тепло.

— Ты прикасалась ко мне, и я подчинился, но теперь мне нужно трахнуть тебя. Не отказывай мне, Зел.

Ее задница пошевелилась, пытаясь вытеснить меня. Ее грудь вздымалась и опускалась у моей груди, когда я продвинулся глубже между складочек ее киски.

— Но это не сработало. Я надеялась исправить тебя. Я не закончила. — Ее глаза искали мои, даже когда она раздвинула ноги, давая мне пространство, чтобы погрузиться между ними.

Мои глаза закрылись, когда я прижался к ее теплу. Глубже и глубже. Я задрожал, когда ее киска приняла меня.

— Это сработало достаточно. — Открыв глаза, я улыбнулся. — Ты должна мне награду за то, что я вел себя хорошо.

Она фыркнула.

— Вел себя хорошо, ты это имеешь в виду, не убил меня.