Штотц кивнул.

— Вызову Лоссина по рации, узнаю, что они думают.

Через секунду в кабине флиттера зарокотал голос татха:

— Такую картину мы уже видели. На родной планете Глифа нормально. Здесь нормально только зимой. Плохое изменение для нас.

— Но мы идем вперед? — спросил Штотц.

— Да. Мы так думаем. Должны взять руду. Но если меняется барометр, меняется ветер, мы возвращаемся.

Штотц посмотрел на своих спутников. Али увидел, как кивнул Дэйн, и кивнул сам. И Уикс тоже.

— Мы с вами, — сказал Штотц.

Уже стало совсем темно, и лодка-раковина была крохотным рисунком цветных огней внизу. Ни одна звезда не могла бы пробиться через толстое одеяло облаков, но Али знал, что мог бы разглядеть по крайней мере два неясных блика света, один куда больше другого. Это были две луны Геспериды-4 из трех. Он набрал команду на вмонтированной в подлокотник мини-консоли, и экран услужливо показал простой график приливной линзы, движущейся в их сторону. Даже если бы шторм был медленнее, приливная волна их в конце концов прогнала бы. Али снова глянул вверх, думая, нет ли среди скрытых там звезд таких, которые он знает и чей солнечный свет омывал его на поверхности планет.

Рип это знал бы, конечно. Али откинулся на спинку сиденья, четко понимая, что этот час покоя — единственный отдых перед очень долгой непрерывной работой.

— Сигналы точно помнишь? — вдруг спросил Иоган.

— Хочешь повторить? — ответил Али. И они с Дэйном и Джаспером процитировали различные составленные ими аварийные сигналы, все на тот случай, если ветры будут такие, что не будет работать рация или просто голосов не будет слышно.

После этого Иоган с Джаспером пустились обсуждать планы действий лодки на случай непредвиденной ситуации. Али почувствовал, как его внимание снова рассеивается, но на этот раз ему было все равно. Джаспер, как самый легкий, должен был остаться на лодке, держать связь и работать на управлении.

Али заметил, что время уходит быстрее, чем он думал. Вдруг Штотц сказал:

— Прибыли. Собирайте барахло. Каждая секунда на счету. Татхи это время зря терять не будут.

Али внимательно всматривался, пока флиттер опускался на песок. Он видел, как пробирается лодка сквозь прибой. Смотрел, захваченный зрелищем, как биомашина выбирается на песок — сквозь обшивку был слышен скрипящий хруст ее подвижных чешуек на брюхе.

Когда флиттер сел, Дэйн и Штотц выскочили и стали выгружать сборщики яиц. У Али за те несколько секунд, что флиттер был открыт, замерзли уши. Кончив свою работу, Дэйн и Штотц махнули Али и Уиксу выходить.

Али послушно натянул шлем на голову, проверил, что все работает, и надел перчатки. То же самое сделал Уикс, и они снова оттолкнули люк и выпрыгнули.

Сразу же страшный ветер изо всех сил ударил Али в лицо. Холод стал пролезать под одежду, заныли руки и ноги. Али, не обращая на это внимания, последовал за Дэйном, уже начавшим работу.

Это, наверное, были самые страшные четыре часа его жизни.

Сосредоточиться было трудно, и он жалел, что не поел. Частые молнии с востока тоже не облегчали работу. От них только слепло периферийное зрение сетчатки и усиливалось ощущение чего-то если не опасного, то не правильного.

Али отогнал эти мысли, сказав себе, что это всего лишь реакция тела на атмосферное электричество. Но все равно ветер бил с жестокой силой, а дальний гром не смолкал ни на секунду, напоминая, что даже находиться здесь опасно.

После двух часов тяжелой работы, соскальзывания, утомительного подъема Али поднял голову и посмотрел вверх и тогда заметил долгие и безмолвные вспышки света над головой, прорезающие облака, подобно метеорам. Никто ничего не сказал, так что Али тоже промолчал и вернулся к работе.

Единственное удовлетворение, которое он получал от этой работы, было то, что сенсоры в форме пистолета, разработанные им для поиска рудных яиц, работали как следует, но это удовлетворение снижалось взрывным визгом их включения, подобным отрыжке. Рудные яйца, как и рудные залежи, реагировали на звуковые удары световыми импульсами, которые мог обнаружить чувствительный детектор. К сожалению, звуки нужны были высоких тонов, и у Али было чувство, что ему в уши тыкают ножи.

Пока поиски не развели членов группы так, что они друг друга не видели, он заметил, что шерсть Сиера встала дыбом вдоль позвоночника и на щеках, а уши прижались. Ушные затычки мало кому из них помогли, кроме невозмутимых татхов, которые не проявляли признаков дискомфорта.

Но усилия, требующиеся, чтобы выдержать повторение этого звука и чтобы пробираться по слякоти, которая засасывала ботинки, а ноги будто были под тройной гравитацией, скоро начали истощать Али. Еще хуже было карабкаться по скользким камням, покрытым потеками от луж дождевой воды, собиравшимися на изрытом куполе. Иногда под ногой скользил отслоившийся осколок. Несколько раз Али довольно чувствительно падал.

Поднимаясь последний раз, он понял, что падения стали чаще. Ветер крепчает или это физическое напряжение? Он продолжал работать, двигаясь в изоляции, — интерференция от солнечных пятен была так сильна, что никто не разговаривал, только на общем канале шел обмен краткими сообщениями о найденных залежах яиц.

Али понял, что ему даже не нужно проходить длинный маршрут, и он выпрямился и вгляделся Р темноту. Он щелкнул усилителем света на шлеме и увидел двигающуюся в отдалении неясную тень. Татхи взяли на себя внешний периметр, оставив внутреннюю область более легким землянам.

Загвоздка была в том, что на их территории практически не было рудных яиц.

На краю поля зрения Али появилась тень; он повернулся и увидел Иогана Штотца, почти не видного из-под зимней одежды, и перчатки его блестели от густой грязи.

Рация Али заработала на его частоте, и голос Штотца сказал:

— Ветер усиливается.

— Яйца находить все труднее, — ответил Али, — хотя я уверен, что они здесь еще есть. Импульсы слишком близки к уровню шума, чтобы можно было взять направление. Надо отходить дальше...

Их перебил голос Джаспера:

— У нас проблема.

И он подал сигнал всем освободить рации. Али переключился на канал, который они договорились сделать общим с татхами.