205

неотчетливые отпечатки; они их видят лишь как бы мимоходом, издали и весьма неясно, поэтому предметы кажутся им схожими, подобно тому как кажутся схожими лица людей, на которых мы смотрим издали, ибо разум всегда предполагает сходство и равенство там, где он не вынужден признать различия и неравенства; причины этого последнего я исследую в третьей книге.

Большинство тех, кто говорит публично, все так называемые краснобаи и многие даже из тех людей, которые выражаются с большою легкостью, хотя бы говорили весьма мало, принадлежат к умам поверхностным; ибо чрезвычайно редко бывает, чтобы люди, серьезно размышляющие, могли хорошо высказывать то, над чем они размышляли. По большей части они колеблются, когда начинают говорить, потому что они боятся, как бы не употребить слово, которое вызовет ложную идею в других. Стыдясь говорить просто для того, чтобы говорить, как делают многие люди, развязно говорящие обо всем, они сильно затрудняются, приискивая слова, хорошо выражающие незаурядные мысли.

III. Хотя люди благочестивые, богословы, старики и вообще все люди, по справедливости приобревшие большой авторитет над другими, пользуются безграничным уважением, тем не менее мы считаем себя обязанными упрекнуть их в том, что нередко они считают себя непогрешимыми вследствие того, что свет слушает их с уважением;

они мало пользуются своим умом, чтобы найти умозрительные истины, и слишком свободно осуждают все, что им захочется осудить, не рассмотрев дела с достаточным вниманием. Это, однако, не значит, что уы считаем достойным порицания их пренебрежение к многим наукам, изучение которых не безусловно необходимо; им позволительно ими не заниматься и даже презирать их; мы хотим только указать на то, что они не должны своих суждений основывать на прихоти и неосновательных догадках, ибо важность, с какою они говорят, авторитет, который они приобрели в глазах других, и привычка их подтверждать свои слова каким-нибудь местом из Священного Писания неизбежно введут в заблуждение тех, кто слушает их с почтением и кто, вместе с тем, не будучи способен рассмотреть суть вещи, легко подчиняется чужому авторитету.

Когда заблуждение имеет видимость истины, то часто оно почитается больше самой истины, и это имеет очень опасные последствия. Pessima res est errorum apotheosis; et pro peste intellectus habenda est, si vanis accedat veneratio.' Так, когда известные лица или по ложному усердию, или по пристрастию к своим собственным мыслям пользовались Священным Писанием, чтобы установить ложные принципы физики или метафизики, то их слушали, как оракул, и верили им на слово в силу уважения, какое должно оказывать священному авторитету; но, с другой стороны, это некоторым дурно направлен-

' Канцлер Бэкон.

206

ным умам послужило поводом презирать религию; произошла удивительная вещь: Священное Писание послужило причиною заблуждения некоторых, а истина была мотивом и началом нечестия других. Итак, нужно особенно остерегаться, как говорит только что цитированный нами писатель, смешивать мертвого с живым и претендовать найти своим собственным умом в Священном Писании то, что Святому Духу не угодно было открыть в нем. «Et divinorum et humanorum malesana admixtione, — продолжает он, — non solum educitur philosophia phantastica, sed etiam religio hoeretica. Itaque salutare admodum est in mente sobria fidei tantum dentur, quae fidei sunt». Итак, все люди, пользующиеся авторитетом в глазах других, не должны что-либо решать, предварительно не обдумав этого с тем большим старанием, чем большим авторитетом они пользуются;

богословы же особенно должны остерегаться, чтобы не внушить презрения к религии своим ложным рвением или тщеславным желанием заставить уважать себя и распространить свои воззрения. Но так как не мне говорить им, что они должны делать, то пусть они послушают святого Фому, их учителя, который, будучи спрошен генералом своего ордена, пожелавшим узнать его мнение по некоторым догматам, отвечал ему, согласно с блаженным Августином, такими словами':

«Весьма опасно решительно говорить о предметах, не относящихся к вере, так, как будто бы они относились к ней». Блаженный Августин предостерегает нас в пятой книге своей «Исповеди». «Когда я вижу, — говорит он, — христианина, который не знает мнений философов касательно небес, звезд и движений солнца и луны и путает их, я оставляю его в его взглядах и сомнениях; ибо' я не вижу, чтобы его незнание относительно положения тел и различного устройства материи могло бы повредить ему; лишь бы у него не было мыслей, недостойных Тебя, Господи! который нас всех создал. Но он принесет себе большой вред, если он уверит себя, что эти вещи относятся к религии, и если он будет настолько дерзок, чтобы утверждать с упорством то, чего он не знает». Тот же писатель еще яснее выражает свою мысль об этом предмете в первой книге буквального толкования книги «Бытия» такими словами: «Христианин должен весьма остерегаться говорить об этих вещах в таком смысле, как будто бы они относились к Священному Писанию; ибо неверующий, услыхав, что он говорит вздор, не имеющий никакого подобия истины, не мог бы удержаться от смеха. Таким образом христианин был бы посрамлен, а неверующий возмущен. В подобных случаях всего обиднее не то, что человек ошибся, но то, что неверующим, которых мы стараемся обратить,' дается побуждение к неправильному мнению, очень вредному для них самих, будто у наших писателей были такие нелепые воззрения, которые следует осуждать и презирать как невежественные. Итак,

I Opusc. 9.

207

мне кажется, гораздо уместнее не провозглашать в качестве догматов веры воззрений, общепринятых философами, не противоречащих нашей вере; хотя иногда можно было бы пользоваться авторитетом философов, убеждая других. Не следует также отвергать подобного рода мнений на том основании, будто бы они противоречат нашей вере, чтобы не давать повода мудрецам мира сего презирать святые истины христианской религии».

Большинство людей, однако, настолько нерадиво и неразумно, что почти не делает различия между словом Божиим и словом человеческим, когда они встречаются вместе; поэтому они впадают или в заблуждение, принимая их оба, или в нечестие, презирая их без различия. Легко видеть причину этих последних заблуждений и то обстоятельство, что они зависят от связи идей, объясненной в главе V; нет необходимости дольше останавливаться на объяснении их.

IV. Кажется, здесь уместно будет упомянуть о химиках и вообще о всех, кто посвящает свое время на производство опытов. Это — люди, ищущие истину; обыкновенно их мнениям следуют, не рассматривая их. И их заблуждения тем опаснее, чем с большею легкостью они сообщают их другим.

Без сомнения, лучше изучать природу, чем книги; наглядные и видимые опыты, конечно, убеждают гораздо сильнее, чем рассуждения людские; и нельзя порицать тех, кто, будучи принужден по своему положению изучать физику, старается приобрести это знание постоянными опытами, только бы это не отвлекло их от наук, которые им еще необходимее. Итак, мы не осуждаем ни экспериментальной философии, ни тех, кто разрабатывает ее, но только их недостатки.

Первый их недостаток заключается в том, что по большей части не свет разума руководит ими в расположении опытов, а один случай; вот почему они, потратив много времени и средств, не становятся ни более знающими, ни более просвещенными.

Второй — что -они более останавливаются на любопытных и необычайных опытах, чем на самых обыкновенных. Между тем, очевидно, самые обыкновенные будут и самыми простыми, а потому ими следует заняться прежде, чем более сложными и зависящими от большего числа причин.

Третий — что они с жаром и довольно тщательно изыскивают опыты, приносящие выгоду, и пренебрегают теми, которые служат лишь к просвещению ума.

Четвертый недостаток заключается в том, что подобные люди не отмечают с достаточною точностью всех частных обстоятельств, как-то: времени, места, качеств снадобий, которыми они пользуются;