— Так почему же вы не встали и не дали ему ее? — сказал Максим.
— Спокойно, дружище, спокойно. Что толку выходить из себя. Я не хочу тебя губить, Макс. Бог свидетель, ты никогда не был мне другом, но я не таю против тебя зла. Все мужья красивых женщин ревнивы, верно? И некоторые из них не могут удержаться, чтобы не изобразить из себя Отелло. Так уж они устроены. Я их не виню. Я их жалею. Я, знаете, социалист в своем роде, мне непонятно, почему мужчины не могут делиться своими женщинами, вместо того чтобы их убивать. Не все ли равно? Свое удовольствие так и так получишь. Красивая женщина — это вам не автомобильная шина, она не сносится. Чем больше она в ходу, тем мягче катится. Ну так вот, Макс. Я выложил свои карты. Почему бы нам не договориться? Я — человек небогатый. Слишком люблю азартные игры. Одно меня убивает — нет у меня капитала на черный день. Была бы у меня пожизненная рента фунтов так на двести-триста в год, я жил бы себе помаленьку-потихоньку и был бы предоволен. И никогда больше не потревожил бы тебя. Клянусь Богом.
— Я уже просил вас уйти из этого дома, — сказал Максим. — Повторять я не намерен. Дверь у вас за спиной. Откроете сами.
— Секундочку, Максим, — сказал Фрэнк, — так просто от него не отделаешься. — Он повернулся к Фейвелу. — Я понимаю, куда вы клоните. Случилось, к несчастью, так, что вы можете вывернуть все наизнанку и поставить Максима в трудное положение, как вы ему пригрозили. Я думаю, он не видит этого столь ясно, как я. Какую, вы говорите, сумму вы хотели бы получить от него?
Я увидела, что Максим побелел, на лбу запрыгала жидка.
— Не вмешивайтесь в это, Фрэнк, — сказал он, — это мое личное дело. Я не намерен поддаваться шантажу.
— Не думаю, что твоей жене так уж хочется, чтобы на нее указывали пальцем: вон идет миссис де Уинтер, вдова убийцы; того типа, которого приговорили к повешению, — сказал Фейвел. Он захохотал и посмотрел на меня.
— Вы воображаете, что можете меня запугать, Фейвел? — сказал Максим. — Если так, то вы ошибаетесь. Там, в соседней комнате, телефон. Позвонить полковнику Джулиану и попросить его приехать? Он наш полицейский судья. Ему будет интересно послушать вашу историю.
Фейвел расхохотался ему в лицо.
— Неплохой блеф, — сказал он, — но меня на пушку не возьмешь. Ты не осмелишься позвонить старику Джулиану. У меня есть достаточно улик, чтобы повесить тебя, Макс, старина.
Максим медленно пошел через комнату, вышел в дверь. Я услышала, как он снимает трубку.
— Остановите его, — сказала я. — Остановите его, ради Бога.
Фрэнк взглянул мне в лицо и быстро направился к двери.
Я услышала голос Максима, спокойный, сдержанный, холодный.
— Соедините меня с Керритом, семнадцать, — сказал он.
Фейвел пристально глядел на дверь, его лицо застыло в ожидании.
— Оставьте меня, — раздался голос Максима в ответ на слова Фрэнка. А затем, две минуты спустя: — Это полковник Джулиан? Говорит де Уинтер. Да, да. Я знаю. Не могли бы вы сейчас сюда приехать? Сразу. Да, в Мэндерли. Да, срочно. Я не могу объяснить по телефону, но вы все узнаете, как только очутитесь здесь. Мне очень неприятно вас тревожить, но… Да. Большое спасибо. До свидания.
Максим вернулся в комнату.
— Джулиан сейчас будет здесь, — сказал он.
Подошел к окну, распахнул настежь. Все еще лил дождь. Максим стоял у окна к нам спиной; из сада шел холодный сырой воздух.
— Максим, — негромко сказал Фрэнк. — Максим…
Он не ответил. Фейвел засмеялся и взял еще сигарету.
— Если ты хочешь сам накинуть себе на шею веревку, старина, твое дело. Мне все равно, — сказал он. Поднял с полу газету, кинулся на диван, положил нога на ногу и стал перелистывать страницы.
Фрэнк в нерешительности переводил взгляд с меня на Максима. Затем подошел ко мне.
— Неужели вы ничего не можете сделать? — шепнула я. — Поезжайте навстречу полковнику Джулиану, помешайте ему приехать, скажите, что произошла ошибка.
От окна раздался голос Максима; он говорил, даже не повернув головы:
— Фрэнк не выйдет из этой комнаты. Я сам со всем справлюсь. Полковник Джулиан будет здесь ровно через десять минут.
Никто из нас ничего не сказал. Фейвел продолжал читать газету. Не было слышно ничего, кроме монотонного стука дождя. Он шел без передышки, равномерно, неумолчно. Я чувствовала себя беспомощной, бессильной. Я ничего не могла сделать. И Фрэнк тоже. В романе или пьесе я нашла бы револьвер, мы застрелили бы Фейвела и спрятали тело в буфете. Но тут не было револьвера. Не было буфета. Мы были обыкновенные люди. Такие вещи не происходят в реальной жизни. Я не могла подойти к Максиму и умолять его на коленях, чтобы он дал Фейвелу деньги. Я должна была сидеть сложа руки и глядеть на дождь, глядеть на Максима, стоящего у окна к нам спиной.
Дождь барабанил так громко, что мы не услышали, как подъехала машина. Шум дождя заглушал все остальные звуки. Мы узнали, что полковник Джулиан здесь лишь тогда, когда дверь отворилась и Фрис впустил его в библиотеку.
Максим резко обернулся от окна.
— Добрый вечер, — сказал он. — Пришлось снова встретиться. Вы очень быстро добрались.
— Да, вы же сказали, что дело не терпит отлагательства, поэтому я сразу приехал. Мне еще повезло, что машина была под рукой. Ну и вечерок!
Он неуверенно взглянул на Фейвела, затем подошел поздороваться со мной, кивнул Фрэнку.
— Хорошо, что начался дождь, — сказал он. — Слишком уж долго собирался. Я надеюсь, вам стало легче.
Я пробормотала что-то, не знаю что. Он стоял, потирая руки и переводя взгляд с одного на другого.
— Я надеюсь, вы понимаете, что я вызвал вас из дома в такой вечер не для светской болтовни перед обедом. Это Джек Фейвел, двоюродный брат моей покойной жены. Я не знаю, встречались ли вы раньше.
Полковник Джулиан кивнул.
— Лицо мне знакомо. Возможно, мы и встречались в прежние дни.
— Вполне возможно, — сказал Максим. — Давайте, Фейвел, выкладывайте.
Фейвел встал с дивана и швырнул газету обратно на стол. Казалось, эти десять минут его отрезвили. Он вполне твердо стоял на ногах. И не улыбался. У меня создалось впечатление, что он не очень доволен тем оборотом, который приняли дела, что он совсем не готов к встрече с полковником Джулианом. Он начал громким, напористым голосом:
— Послушайте, полковник, — сказал он, — что толку ходить вокруг да около. Я здесь потому, что меня не устраивает вердикт, вынесенный при сегодняшнем дознании.
— Вот оно что, — сказал полковник Джулиан. — А вам не кажется, что об этом судить де Уинтеру, а не вам?
— Нет, не кажется, — сказал Фейвел. — Я имею право голоса не только как двоюродный брат Ребекки, но и как ее будущий муж, останься она в живых.
У полковника Джулиана сделался изумленный вид.
— Ах, вот оно как! Тогда другое дело. Это правда, де Уинтер?
Максим пожал плечами.
— Впервые слышу, — сказал он.
Полковник Джулиан недоумевающе переводил глаза с одного на другого.
— Послушайте, Фейвел, — сказал он. — В чем дело? Что именно вас волнует?
Фейвел пристально посмотрел на него. Я видела, что он составил в уме какой-то план, но еще недостаточно протрезвел, чтобы его осуществить. Но вот он медленно сунул руку в карман жилета и вытащил записку Ребекки.
— Эта записка была написана за несколько часов до того, как Ребекка отправилась в свое последнее плавание. Нате, возьмите. Я хочу, чтобы вы ее прочли и сказали, считаете ли вы возможным, чтобы женщина, написавшая такую записку, решила покончить с собой.
Полковник вынул очки из футляра, лежавшего в кармане, и прочел записку. Затем вернул ее Фейвелу.
— Нет, — сказал он. — На первый взгляд, нет. Но я не знаю, о чем тут идет речь. Может быть, вы знаете? Возможно, де Уинтер знает?
Максим ничего не ответил. Фейвел крутил бумажку в пальцах, по-прежнему глядя на одного Джулиана.
— Моя сестра назначила мне в этой записке встречу, не так ли? — сказал он. — Она специально попросила меня приехать в ту ночь в Мэндерли, потому что хотела мне что-то сообщить. Что именно, мы вряд ли когда-нибудь узнаем, да это и не имеет значения. Она назначила мне встречу и собиралась пробыть всю ночь в доме на берегу, чтобы повидаться со мной наедине. Она часто выходила на час, на два в море, проведя весь день в Лондоне. Но ни с того ни с сего пробить дырки в днище специально, чтобы утопиться? На такую истерическую выходку способна девчонка-невропатка, но уж никак не Ребекка, полковник, клянусь Богом, только не она!