Кровь прилила к его лицу, последние слова он прокричал во весь голос. Его манеры были не в его пользу, и я видела — по тому, в какую нитку сжались губы полковника Джулиана, — что Фейвел не вызвал у него симпатии.

— Любезный, — сказал он, — к чему лезть в бутылку? Я не коронер, который вел дознание, и не один из присяжных, которые вынесли вердикт. Я всего-навсего полицейский судья здешнего округа. Естественно, я хочу помочь вам, чем могу, и де Уинтеру тоже. Вы говорите, что отказываетесь верить в самоубийство вашей двоюродной сестры. С другой стороны, вы, как и все мы, слышали показания корабельного мастера. Кингстоны были открыты, в обшивке яхты пробиты дыры. Давайте ближе к делу. Что, по-вашему, в действительности там произошло?

Фейвел повернул голову и посмотрел на Максима медленным взглядом. Он все еще вертел в пальцах записку.

— Ребекка не открывала кингстонов и не пробивала дыр в обшивке. Ребекка не кончила жизнь самоубийством. Вы спросили мое мнение? Что ж, получайте его. Ребекку убили. И если вы хотите знать кто, недалеко ходить — вот он тут, перед вами, стоит возле окна, с этой его проклятой высокомерной улыбкой на лице. Он не мог даже дождаться, пока пройдет хотя бы год, прежде чем жениться на первой попавшейся на глаза девчонке. Вот он, вот вам убийца собственной персоной. Разрешите представить — мистер Максимилиан де Уинтер. Поглядите на него хорошенько. Он неплохо будет выглядеть в петле, а?

И Фейвел засмеялся визгливым, глупым пьяным смехом, не переставая вертеть в пальцах записку.

Слава Богу за этот смех! Слава Богу за вытянутый вперед палец Фейвела, его красное воспаленное лицо, вытаращенные, налитые кровью глаза! Слава Богу за то, что Фейвел с трудом удерживался на ногах! Потому что все это восстановило против него полковника Джулиана и сделало его нашим союзником. Я видела отвращение на лице полковника, видела, как он крепко сжал губы. Полковник Джулиан не поверил Фейвелу. Полковник Джулиан был на нашей стороне.

— Этот человек пьян, — спокойно сказал он. — Он сам не знает, что говорит.

— Пьян? Ах, вот как? — закричал Фейвел. — Ну нет, приятель! Может, вы и правда судья и полковник в придачу, да мне-то на это наплевать. В кои веки закон на моей стороне, и я намерен воспользоваться этим. В этом чертовом графстве найдутся, кроме вас, и другие судьи, парни, у которых есть мозги в голове, которые знают, что такое правосудие. Не какие-то там бездарные вояки, которых сто лет назад выгнали из армии, а они разгуливают, увесив грудь жестяными медалями. Макс де Уинтер убил Ребекку, и я это докажу!

— Минуточку, мистер Фейвел, — негромко сказал полковник Джулиан, — вы ведь были сегодня на дознании, я не ошибаюсь? Теперь я вас вспомнил. Вы сидели в зале. Если вас так глубоко задевает несправедливость вынесенного вердикта, почему вы не заявили об этом в суде? Присяжным, самому коронеру? Почему не показали это письмо?

Фейвел поглядел на него и расхохотался.

— Почему? — сказал он. — Да не захотел, вот и все. Предпочел приехать сюда и договориться лично с де Уинтером.

— Потому-то я вам и позвонил, — сказал Максим, отходя от окна. — Фейвел еще до вашего приезда предъявил мне то же обвинение. Я задал ему тот же вопрос, спросил, почему он не сообщил о своих подозрениях коронеру. Он ответил, что он человек небогатый, и, если я соглашусь выплачивать ему две-три тысячи в год пожизненно, он больше никогда меня не потревожит. Здесь были Фрэнк и моя жена. Спросите их.

— Все так, слово в слово, сэр, — сказал Фрэнк. — Шантаж чистой воды.

— Без сомнения, — сказал полковник Джулиан. — Беда лишь в том, что шантаж чистым не бывает. Шантажист ловит рыбку в мутной воде и может причинить кучу неприятностей множеству людей, даже если в конечном счете очутится за решеткой. Иногда там же оказываются и ни в чем не повинные люди. В данном случае мы постараемся этого избежать. Не знаю, достаточно ли вы трезвы, Фейвел, чтобы ответить на мои вопросы, но, если вы обойдетесь без неуместных здесь личных выпадов, мы гораздо быстрее покончим со всем этим делом. Вы предъявили де Уинтеру очень серьезное обвинение. Есть у нас какие-нибудь улики, чтобы его подкрепить?

— Улики? — сказал Фейвел. — На кой черт вам еще улики? Вам что, мало этих дыр в яхте?

— Мало, разве только вы приведете свидетеля, который видел, как де Уинтер их пробивал. Где ваш свидетель?

— К черту свидетелей! — сказал Фейвел. — Конечно же, их пробил де Уинтер, и никто другой! Кто еще мог убить Ребекку?

— В Керрите несколько тысяч жителей, — сказал полковник Джулиан. — Давайте пойдем из дома в дом и будем всех подряд спрашивать. С таким же успехом убийцей мог быть и я. У вас, я вижу, не больше улик против де Уинтера, чем против меня.

— Ясно, — сказал Фейвел, — вы решили играть ему на руку с начала до конца. Решили взять его сторону, не покинуть его в беде. Ведь вы обедали у него, а он — у вас. Он здесь большая шишка. Владелец Мэндерли. Эх вы, сноб несчастный, будь вы прокляты!

— Поосторожней, Фейвел, поосторожней!

— Думаете, вам удастся взять надо мной верх? Думаете, мне не с чем начать дело в суде? Я вам достану улики, можете не беспокоиться. Говорю вам, де Уинтер убил Ребекку из-за меня. Он знал, что я ее любовник, он ревновал ее ко мне, с ума сходил от ревности. Он знал, что в ту ночь она ждет меня в домике на берегу. Он пошел туда и убил ее. А потом отнес тело на яхту и затопил.

— Неплохо придумано, Фейвел, в своем роде, но повторяю: у вас нет улик. Приведите мне свидетеля, который видел, как все это произошло, и я начну относиться к вашим словам серьезно. Я знаю этот домик на берегу. Там еще устраивали пикники, да? Миссис де Уинтер держала там такелаж и прочие принадлежности для яхты. Вот если бы это была дача, а рядом с ней еще штук пятьдесят таких же дач, ваша история звучала бы достоверней, Фейвел. Был бы какой-то шанс, что один из обитателей этих дач хоть что-то видел.

— Стоп… — медленно сказал Фейвел. — Стоп… может статься, что де Уинтера видели в ту ночь. Вполне может. Стоит проверить. Что вы скажете, если я все же предъявлю свидетеля?

Полковник Джулиан пожал плечами. Я заметила, что Фрэнк бросил на Максима вопросительный взгляд. Максим ничего не сказал. Он наблюдал за Фейвелом. Я вдруг догадалась, что тот имеет в виду. Я знала, о ком он говорит. Испуг, ужас озарил все внезапной вспышкой света, и я поняла, что он прав. В ту ночь на берегу был человек, который все видел. В памяти всплыли короткие фразы, отдельные слова. Слова, в которых не было смысла, фразы, которые я считала обрывками туманных мыслей в мозгу бедного идиота: «Она там, внизу, да? Она не вернется?», «Я никому не говорил», «Они не найдут ее там, да?», «Рыбы уже ее съели, да?», «Она никогда не вернется, да?». Бен знал. Бен видел. Бен, полоумный Бен был свидетелем и помнил все, что там произошло. В ту ночь он прятался в лесу. Видел, как Максим отвел яхту от причала и вернулся потом в ялике, один. Я почувствовала, как кровь отхлынула у меня с лица, и откинулась на спинку стула.

— Тут есть один местный дурачок, который часто бывает на берегу, — сказал Фейвел. — Он вечно околачивался там, когда я приезжал к Ребекке. Не раз попадался мне на глаза. В жаркие ночи он и спал там — в лесу или у воды. У него не все дома, сам он никуда не заявит. Но я заставлю его развязать язык, если он видел что-нибудь в ту ночь. А он наверняка видел, будь я проклят, если не так.

— Кто это? О ком он толкует? — спросил полковник Джулиан.

— Должно быть, он имеет в виду Бена, — сказал Фрэнк, снова взглянув на Максима. — Это сын одного из наших арендаторов. Но он не отвечает за то, что говорит или делает. Он идиот с рождения.

— Какое, черт подери, это имеет значение? — сказал Фейвел. — У него есть глаза, так? Он знает, что он видит. С него требуется одно: отвечать «да» или «нет». Что, сдрейфили? Теперь вы все уже не так уверены в успехе?

— Можно добраться как-нибудь до этого парня и поговорить с ним? — спросил полковник.