— О-о, — сказал доктор Бейкер, — да, да, кажется, встречал. Какое-то дознание, не так ли? Моя жена все об этом читала.

— Присяжные вынесли вердикт: самоубийство, — сказал Фейвел, выступая вперед, — а я говорю: об этом не может быть и речи. Миссис де Уинтер моя двоюродная сестра, я знал ее очень близко. Она никогда не сделала бы над собой такой вещи, и, что важнее, у нее не было к тому никаких оснований. Мы хотим знать вот что: какого дьявола ей понадобилось встречаться с вами в тот самый день, когда она умерла?

— Предоставьте все это лучше мне и Джулиану, — спокойно сказал Максим. — Доктор Бейкер понятия не имеет о том, к чему вы клоните.

Максим обернулся к Бейкеру, стоявшему между нами; радушная улыбка застыла у доктора на губах, между бровями пролегла морщина.

— Кузена моей покойной жены не удовлетворяет вердикт, — сказал Максим, — и мы приехали сегодня к вам потому, что нашли ваше имя и номер телефона вашего бывшего кабинета в записной книжке моей жены. Судя по всему, у нее была назначена с вами встреча на два часа последнего дня, проведенного ею в Лондоне. И встреча эта состоялась. Вы не могли бы проверить, так ли это?

Доктор Бейкер слушал все это очень внимательно, но когда Максим кончил, покачал головой.

— Мне очень жаль, — сказал он, — но, боюсь, вы ошиблись. Я бы запомнил такое имя, как де Уинтер. Я ни разу не консультировал миссис де Уинтер.

Полковник Джулиан вынул бумажник и протянул доктору вырванный из календаря листок.

— Вот здесь, — сказал он, — черным по белому: «Бейкер, два часа». И большой крест рядом, это значит: встреча состоялась. А вот номер телефона: «Музей, ноль-четыре-восемь-восемь».

Доктор Бейкер во все глаза глядел на листок.

— Странно, очень странно. Да, это был мой номер, все правильно.

— А могла она прийти к вам под чужим именем? — спросил полковник Джулиан.

— Что ж, это не исключено. Вполне могла. Конечно, так делать не принято. Я всегда был против подобных вещей. Я считаю это неуважением к нашей профессии. А как можно верить врачу, если ты не уважаешь его?

— Вы ведете какой-нибудь учет посетителей? Может быть, ее можно найти по картотеке? — спросил полковник Джулиан. — Я понимаю, просить об этом не положено, но у нас особые обстоятельства. Мы уверены, что ее визит к вам имеет какое-то отношение к ее… самоубийству.

— Убийству, — сказал Фейвел.

Доктор Бейкер поднял брови и вопросительно взглянул на Максима.

— Я понятия не имел, что речь идет об… этом, — сказал он негромко. — Конечно, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь. Если вы позволите, я отлучусь на несколько минут и просмотрю свою картотеку. У меня там отмечены все консультации, которые я давал за последний год, и собраны истории болезни. Курите, пожалуйста. Предлагать вам бренди, пожалуй, еще рано.

Полковник Джулиан и Максим отрицательно покачали головой. Мне показалось, что Фейвел хочет что-то сказать, но доктор Бейкер вышел из комнаты раньше, чем он успел открыть рот.

— Почему он не предложил нам виски с содовой? — проворчал Фейвел. — Верно, держит его под замком. Не очень он мне понравился. Вряд ли с него будет много проку.

Максим ничего не сказал. С теннисного корта по-прежнему доносились удары ракеток по мячу. Залаял терьер. На него прикрикнул женский голос. Летние каникулы. Бейкер играл в теннис с мальчиками. Мы нарушили их привычный распорядок. На каминной доске быстро и звонко тикали позолоченные часы под стеклянным колпаком. К ним была прислонена цветная открытка с видом Женевского озера. У Бейкеров есть друзья в Швейцарии.

Доктор Бейкер вернулся в комнату, держа в руках большую книгу и ящик с карточками. Поставил их на стол.

— Я принес картотеку прошлого года, — сказал он. — Я тут еще ничего не просматривал, после того как мы переехали. Я оставил практику всего полгода назад.

Он раскрыл книгу и начал переворачивать страницы. Я как завороженная следила за ним. Конечно же, он найдет ее. Это был только вопрос времени, вопрос секунд.

— Седьмое, восьмое, десятое, — бормотал он, — тут ничего. Двенадцатое, вы говорите? В два часа? Ага!

Все замерли. Впились глазами в его лицо.

— Двенадцатого, в два часа, у меня была на приеме некая миссис Дэнверс, — сказал он.

— Дэнни? Какого черта… — начал Фейвел, но Максим резко прервал его.

— Так и есть, она назвалась чужим именем, — сказал он. — Это было ясно с самого начала. Теперь вы вспомнили этот визит, доктор Бейкер?

Но доктор уже рылся в своей картотеке. Я видела, как его пальцы нырнули в отделение, отмеченное буквой «Д». Он нашел то, что искал, почти сразу. Быстро пробежал глазами свою запись.

— Да, — медленно сказал он. — Да, теперь я вспомнил эту миссис Дэнверс.

— Высокая, стройная, темноволосая, очень красивая, — сказал полковник Джулиан.

— Да, — сказал доктор Бейкер. — Да, да.

Он перечитал историю болезни и положил карточку обратно в ящик.

— Конечно, — сказал он, взглянув на Максима, — я нарушаю профессиональную этику. Надеюсь, вы это понимаете? Мы храним тайны своих пациентов так же свято, как духовник — тайны исповеди. Но ваша жена умерла, и я вполне понимаю, что создались исключительные обстоятельства. Вы хотите знать, не могу ли я указать причину, побудившую вашу жену лишить себя жизни. Думаю, что могу. Женщина, назвавшая себя миссис Дэнверс, была очень тяжело больна.

Он приостановился. Поглядел по очереди на каждого из нас.

— Я прекрасно ее помню, — сказал он и снова обернулся к картотеке. — Впервые она обратилась ко мне за неделю до названного вами числа. Она жаловалась на определенные симптомы, и я сделал рентгеновские снимки. Что они показали, я и должен был сообщить ей во время второго визита. Самих снимков здесь нет, но есть их описание. Я помню, как она стояла у меня в кабинете и протягивала руку за снимками. «Я хочу знать правду, — сказала она. — Мне не нужны утешения и врачебный такт. Если я обречена, так прямо и говорите».

Он снова замолчал и поглядел на картотеку.

Я ждала. Почему он тянет, почему никак не может кончить и отпустить нас? Почему мы должны сидеть здесь и ждать, ждать, не сводя с него глаз?

— Что ж, — сказал он. — Она потребовала у меня правду и получила ее. Некоторым пациентам это помогает. Им легче смотреть фактам в лицо. Эта миссис Дэнверс, вернее, миссис де Уинтер, была не из тех, кто проглотит ложь. Вы, конечно, сами это знаете. Она держалась очень хорошо. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Сказала, что подозревала это последнее время. Затем заплатила мне гонорар и вышла. И больше я ее не видел.

Он защелкнул крышку коробки с карточками и захлопнул книгу.

— Боли были еще несильные, но опухоль уже пустила глубокие корни, — сказал он, — и месяца через три-четыре она не могла бы существовать без морфия. Операция была бы бесполезной. Я ей это сказал. Болезнь держала ее мертвой хваткой. В таких случаях, как у нее, ничем нельзя помочь. Остается давать морфий и ждать.

Никто не проронил ни слова. Тикали часы на каминной полке, в саду играли мальчики. Над головой прогудел аэроплан.

— Внешне она казалась вполне здоровой, — сказал доктор Бейкер, — пожалуй, слишком худа и бледна, как я помню, но теперь это в моде, как ни жаль. Дело не в этом. Боль усиливается от недели к неделе, и, как я вам уже сказал, через четыре, от силы пять месяцев она существовала бы только под морфием. Рентген показал также неправильное строение матки, из-за чего она не могла иметь детей, но это не имело отношения к ее болезни.

Я помню голос полковника Джулиана, он говорил что-то насчет любезности доктора Бейкера, взявшего на себя тяжкий труд.

— Вы сообщили нам все, что мы хотели узнать, — сказал он, — и если бы мы могли получить копию записей в истории болезни, это бы нам очень пригодилось.

— Пожалуйста, — сказал доктор Бейкер. — Конечно.

Все поднялись с места. Я тоже встала с кресла. Пожала руку доктора Бейкера. Все пожали ему руку. Вышли следом за ним в прихожую. Из противоположной комнаты выглянула женщина и тут же, увидев нас, спряталась. Наверху громко лилась вода, видно, кто-то собирался принять ванну. Из сада вошел скотч-терьер и стал нюхать мои туфли.