– Почему Максим не приехал ко мне? – спросила старая леди.
– Мы говорили вам, бабушка, что он уехал в Лондон по делам.
– Но почему вы говорите, что он в Италии?
– Он был в Италии в апреле, а сейчас он вернулся домой и живет в Мандерли.
– Мистер и миссис де Винтер живут теперь в Мандерли, – громко повторила сиделка.
– И там сейчас чудесно, – подхватила я. – Розы как раз расцвели. Жалею, что не догадалась привести их вам.
– Я очень люблю розы, – заявила старушка. А потом, уставившись на меня своими мутными глазами, вдруг неожиданно спросила:
– Скажите, а вы тоже живете в Мандерли?
Вопрос поставил меня в тупик, но Беатриса сказала громко и нетерпеливо:
– Бабушка, дорогая, вы прекрасно знаете, что она там живет. Ведь это жена Максима.
Сиделка отодвинула от себя чашку, встала и взглянула на старушку. Та откинулась на свои подушки, и губы у нее задрожали.
– Кто вы такая? – спросила она меня. – Ваше лицо мне незнакомо, и я никогда не видела вас в Мандерли. Би, кто эта девушка? Почему Максим не привозит ко мне Ребекку? Я так люблю Ребекку. Где она?
Я вся залилась краской, а сиделка быстро подошла к креслу больной.
– Я хочу видеть Ребекку, – повторила старая леди. – Что вы сделали с ней?
Беатриса тоже встала из-за стола, вся красная, с дрожащими губами и смущенно глядела на меня.
– Думаю, что вам следует уехать, миссис Леси, – сказала сиделка. – Когда больная начинает путаться в мыслях, то это продолжается обычно несколько часов подряд. Время от времени у нее бывают такие припадки. Очень жаль, что это случилось именно тогда, когда вы приехали навестить нас.
– Надеюсь, что вы все понимаете и прощаете ее, миссис де Винтер, – обратилась она ко мне.
– Ну, конечно, мы уже уходим.
Мы взяли свои сумки и перчатки и направились к выходу, а вслед раздавался раздраженный тонкий голос:
– Где Ребекка? Почему Максим не приезжает сюда и не привозит Ребекку?
Мы пошли через гостиную и холл, вышли и сели в машину. Все это не говоря ни слова.
И только когда мы уже миновали деревню, Беатриса, наконец, заговорила:
– Мне ужасно совестно перед вами, просто не знаю, что сказать.
– Не говорите глупостей, Беатриса, ничего не нужно говорить. Все в полном порядке.
– Не понимаю, в чем тут дело. Я ей писала о вас и Максиме. И она очень заинтересовалась этой свадьбой за границей. Я совсем забыла, что она так любила Ребекку. Кажется, она так и не поняла, что с ней случилось. Ребекка отличалась способностью внушать к себе симпатию; мужчины, женщины и даже собаки – все тянулись к ней. По-видимому, старая леди так и не забыла ее.
– Это совсем неважно, неважно, – повторила я.
– Жиль будет очень недоволен и скажет мне: «О Беатриса, глупее нельзя было ничего придумать.»
– Вам не следует ничего рассказывать ему об этом инциденте. Чем меньше шуму поднимать, тем скорее все это забудется.
– Но Жиль сразу увидит по моему лицу, что я чем-то расстроена. Мне никогда не удается что-нибудь скрыть от него.
Меня все это ничуть не задевало. Лишь бы это не дошло до Максима.
Мы доехали до холма, с которого были видны леса Мандерли.
– Скажите, вы очень торопитесь домой? – спросила Беатриса.
– О нет, а в чем дело?
– Вы не рассердитесь, если я вас высажу у домика привратника. Если я сейчас помчусь на полной скорости, то успею к лондонскому поезду и смогу встретить Жиля, которому, в противном случае, нужно будет нанимать на вокзале такси.
Я поняла, что она сыта по горло событиями этого дня и хочет остаться одна. Чаепитие в Мандерли было ей уже не под силу.
Я вышла из машины.
– Постарайтесь немного пополнеть, худоба вам не к лицу. Передайте Максиму мой привет, – сказала Беатриса на прощание и исчезла в клубах дыма.
Когда я подошла к дому, то увидела, что машина Максима уже стоит у подъезда, и радостно бросилась в дом. В холле лежали перчатки и шляпа, а голос, громкий и раздраженный, слышался из библиотеки.
– Сообщите ему, чтобы впредь он держался подальше от Мандерли.
– Неважно, кто сказал мне об этом. Его машина была вчера здесь, в Мандерли. Если вы хотите встречаться с ним, то встречайтесь где-нибудь в другом месте. Я не желаю, чтобы он въезжал в ворота моего поместья. Запомните это. Я предупреждаю вас об этом в последний раз.
Я отошла от двери библиотеки и проскользнула на лестницу.
Дверь библиотеки открылась, и я прислонилась к стене галереи, чтобы остаться незамеченной. Миссис Дэнверс прошла мимо с бледным и перекошенным от злости лицом.
Она быстро взбежала по лестнице и скралась в западном крыле.
Переждав минутку, я спустилась по лестнице и вошла в библиотеку. Максим стоял у окна, спиной ко мне. Пожалуй, лучше было уйти, но он услышал мои шаги, резко повернулся и спросил:
– Кто это, в чем дело?
– Я улыбнулась и протянула к нему руки:
– Хелло!
– О, это ты, где ты пропадала?
По его лицу было видно, что он очень зол: губы сжались в тонкую линию, а ноздри побелели.
– Я ездила с визитом к вашей бабушке вместе с Беатрисой.
– Ну как поживает старая леди? Она в порядке? А куда же девалась Би?
– Она поторопилась на вокзал к лондонскому поезду, чтобы встретить Жиля.
Мы сели рядом на диване.
– Я так скучала по тебе во время твоего отсутствия.
– В самом деле?
Я больше ничего не добавила, но держала его руки в своих.
– Вероятно, в Лондоне было очень жарко?
– О да, ужасно, и я вообще ненавижу этот город во все времена года.
Я думала, что он, может быть, расскажет мне о разговоре с миссис Дэнверс. Интересно, кто рассказал ему о приезде Фэвелла?
– Ты расстроен?
– У меня был трудный день, а кроме того, две поездки – отсюда в Лондон и обратно – в течение суток утомили бы всякого.
Он встал, отошел от меня и закурил сигарету. Ясно, что он не собирался мне ни о чем рассказывать.
– У меня тоже был утомительный день, – сказала я.
16
Помню, что был воскресный день, когда впервые зашел разговор о бале-маскараде.
Фрэнк Кроули был с нами во время ленча, который мы намеревались продолжить под старым каштаном. И вдруг услышали шум подъезжающей машины. Через полчаса подъехала другая. И еще трое визитеров пришли из Керритса пешком. Мы водили гостей по парку и по розарию, спускались в Счастливую долину.
Все остались к чаю, и вместо дремотно-ленивого чаепития под каштаном пришлось усесться в торжественной обстановке в гостиной.
Фритс был, конечно, в своей стихии и командовал Робертом простым движением бровей.
Я сидела возле громадного кипящего чайника, не без труда справляясь с церемонией разливания чая. Еще труднее было совмещать ее с беседой.
В такие моменты Фрэнк Кроули был незаменим. Он брал у меня из рук наполненные чашки и передавал их гостям, вовремя подавал нужную реплику в разговоре, если я затруднялась это сделать.
Максим в другом конце комнаты показывал гостям книги и картины, как подобает приветливому хозяину. Само чаепитие не интересовало его. Это было моей заботой, а не его.
В какой-то момент за столом возникла пауза, и я уже ожидала, что Фрэнк произнесет дежурную фразу о том, что пролетел тихий ангел.
Вдруг леди Кроуан, довольно шумная и назойливая особа, обратилась к Максиму, который оказался рядом с ней:
– О, мистер де Винтер, разрешите задать вам вопрос: не собираетесь ли вы возобновить балы-маскарады, которые когда-то устраивались в Мандерли?
После минутной заминки Максим ответил:
– Я не думал об этом, да и вообще, вероятно, никто не думал.
– Уверяю вас, об этом очень многие думают и даже мечтают, – возразила леди Кроуан. – В этой части страны это было всегда наилучшим развлечением. Прошу вас, подумайте об этом!
– Пожалуй, надо обратиться к Фрэнку Кроули по этому вопросу, – сказал Максим довольно сухо.