Уилмингтон, Северная Каролина Сентябрь 2010

Она сидела на верхней ступеньке крыльца своего бунгало в Сансет-Парк, прислонившись спиной к перилам и устремив взгляд на полную луну. Ей будет этого не хватать. Ночного неба. Испанского мха, лентами свисавшего с ветвей дуба. Шелковистого прикосновения сентябрьского воздуха к коже. Она сопротивлялась тому, что тянуло ее в спальню, к таблеткам. Нет. Еще не пора. У нее еще есть время. Она могла бы просидеть здесь всю ночь, если бы захотела.

Подняв руку, она медленно обвела кончиком пальца круг луны. В глазах защипало. «Я люблю тебя, мир», – прошептала она.

Вдруг тайна навалилась на нее всей своей тяжестью, и она уронила на колени окаменевшую руку. Проснувшись сегодня утром, она понятия не имела, что настал день, когда она окажется не в состоянии нести эту тяжесть. Даже вечером, нарезая себе на салат сельдерей, огурцы и помидоры, она напевала, думая о родившейся накануне светловолосой малышке, хрупком существе, нуждавшемся в ее помощи. Но когда она села за компьютер, поставив перед собой миску с салатом, словно две тяжелые мускулистые руки протянулись к ней с экрана и легли на голову и плечи, сжав ее легкие так, что она не могла перевести дыхание.

Сами очертания букв на экране впились, как клещи, ей в мозг, и она поняла, что время пришло. Выключая компьютер, она не испытала ни малейшего страха, никакой паники. Она оставила салат на столе, едва к нему прикоснувшись. Теперь он был не нужен. Все равно аппетита не было. Она все приготовила, это было нетрудно. К этой ночи она готовилась давно. Убедившись, что все в порядке, она вышла на крыльцо полюбоваться луной, ощутить легкое дыхание воздуха и в последний раз наполнить глаза, уши и легкие. Она не надеялась, что ее намерение изменится. Слишком велико было облегчение, которое принесло ей принятое решение. Настолько велико, что, когда она, наконец, поднялась на ноги (как раз в этот момент луна скрылась за деревьями), она почти улыбалась.

У меня вошло в привычку подниматься наверх, чтобы позвать Грейс ужинать. Я знала, что найду ее за компьютером с заткнутыми ушами, она вечно не слышала, когда я звала ее из кухни. Намеренно она это делала, что ли? Я постучала и, когда Грейс не ответила, слегка приоткрыла дверь. Она печатала, воткнувшись взглядом в монитор.

– Ужин почти готов, – сказала я. – Пожалуйста, собери на стол.

Твиттер, наш золотистый песик, лежал под ее босыми ногами и при слове «ужин» бросился ко мне. Но моя дочь не тронулась с места.

– Минутку, – сказала она, – мне надо это закончить.

Оттуда, где я стояла, не было видно экрана, но я была уверена, что она писала письмо, а не делала домашнее задание. Мне было известно, что она все еще отстает в учебе. Когда ты преподаешь в школе, где учится твой ребенок, ты постоянно знаешь, что там происходит в плане успеваемости. Грейс всегда была лучшей ученицей и отлично писала, но, когда в марте погиб Сэм, все изменилось. Весной все одноклассники ее опередили, и я очень надеялась, что осенью дела поправятся, но, когда Клив порвал с ней, перейдя в колледж, ее снова начало мутить. Мне, во всяком случае, казалось, что именно этот разрыв загнал ее еще глубже в депрессию. Откуда мне было знать, что с ней происходит? Со мной она не разговаривала. Дочь стала для меня тайной. Книгой за семью печатями. Я начинала думать о ней как о живущем наверху постороннем человеке.

Прислонившись к двери, я присматривалась к своей дочери. У нас были одинаковые светло-каштановые волосы с одинаковыми искусственными блондинистыми перышками, но у нее, шестнадцатилетней, длинная густая грива светилась, поблескивая. Мои короткие, до подбородка, волосы как-то незаметно утратили свой блеск.

– Я готовлю пасту с песто, – сказала я. – Через пару минут она будет готова.

– Йен еще здесь? – Продолжая печатать, она быстро глянула в окно, чтобы увидеть припаркованный на улице «Лексус» Йена.

– Он остался ужинать, – сказала я.

– Он бы мог вообще переехать сюда, – сказала она. – Он и так здесь все время.

Я была в шоке. Раньше она ни слова не говорила о посещениях Йена, и теперь, покончив с делами Сэма, он приезжал только раз-другой в неделю.

– Совсем нет, – сказала я. – Он так помог нам со всей этой бумажной волокитой. И к тому же ему пришлось взять на себя все папины дела, а некоторые из них хранились у него дома, так что…

– Ну как скажешь.

Грейс приподняла плечи чуть ли не до ушей, как будто стараясь заглушить мой голос. На секунду она прекратила печатать и, наморщив нос, уставилась на экран. Потом взглянула на меня.

– Ты можешь сказать Ноэль, чтобы она оставила меня в покое? – спросила она.

– Ноэль? Что ты хочешь сказать?

– Она все время мне пишет. Она хочет, чтобы я и Дженни…

– Дженни и я.

Она закатила глаза, и я съежилась. Как глупо получилось! Я хотела, чтобы она поговорила со мной и сама тут же начала критиковать ее манеру говорить.

– Неважно, – сказала я. – Так что же она хотела, что бы вы с Дженни сделали?

– Шили вещи для ее программы помощи нуждающимся детям. – Она повела рукой в сторону монитора. – Она считает, это будет большим плюсом в моем резюме для поступления в колледж.

– Это правда.

– Она совершенно ненормальная. – Грейс продолжала печатать. Ее пальцы так и летали над клавиатурой. – Если бы можно было сравнить на томограмме ее мозг с нормальным, то отличия были бы разительными.

Я не могла не улыбнуться. Грейс, наверно, права.

– Ну что же, зато она помогла тебе явиться в этот мир, и я всегда буду ей благодарна, – сказала я.

– Она и мне никогда не дает об этом забыть.

Я услышала снизу звонок таймера.

– Ужин готов, – сказала я. – Пойдем.

– Одну секунду. – Она встала, наклонившись над столом и продолжая печатать с бешеной скоростью. Вдруг она вскрикнула, прижав руки к лицу.

– О нет, – сказала она. – О нет!

– В чем дело?

– О нет, – повторила она на этот раз шепотом, опустившись на стул и закрыв глаза.

– Что такое, детка? – Я двинулась к ней, словно могла что-то поправить, но она отмахнулась от меня.

– Ничего. – Она уставилась на монитор. – И я не хочу есть.

– Тебе нужно есть, – сказала я. – Ты теперь почти никогда со мной не ужинаешь.

– Я потом поем каши, – сказала она. – А сейчас… сейчас мне надо кое-что сделать. Ладно?

Она бросила на меня взгляд, ясно говоривший, что наш разговор закончен, и я попятилась, согласно кивая.

– Ладно, – сказала я и беспомощно добавила: – Дай мне знать, если я могу чем-то помочь.

– Она в жутком настроении, – вернувшись в кухню, сказала я Йену. – И не хочет есть.

Йен, нарезавший помидоры для салата, повернулся ко мне.

– Может быть, мне лучше уйти? – спросил он.

– Ни в коем случае.

Я разложила пасту с песто в большие белые миски.

– Кто-то должен помочь мне съесть все это. В любом случае, это не тебя она избегает, а меня. Она избегает меня насколько это возможно.

Я не хотела, чтобы Йен уходил. При нем мне было легче. На протяжении более чем пятнадцати лет он был партнером Сэма по адвокатской практике и близким другом. Я хотела находиться рядом с кем-то, кто знал и любил моего мужа. После смерти Сэма Йен стал мне опорой, занимаясь всем – от кремации до наших инвестиций. Как можно было пережить без него такую сокрушительную потерю?