— Я сейчас взорвусь, — застонал Роум, отрываясь от ее губ.
Доктор Истервуд ещё ничего не говорила о воздержании, но Сара и не стремилась провоцировать мужа на физическую близость. Ему решать. Сама она вообще-то немного стеснялась подобных мыслей. Фигура у её испортилась, и чувствовала она себя неуклюжей и весьма непривлекательной для мужа. Роум застегнул на ней кофточку, и Сара поняла, что он всё для себя решил. Она без возражений согласилась с мужем, соскользнув с его коленей.
— К сожалению, я такая плакса, — извинилась Сара и вдруг поняла, что своими жалобами нарушила обещание.
Роум наградил её каким-то непонятным взглядом, от которого она внутренне вздрогнула. Как бы Сара себя ни чувствовала, она больше ни разу не упоминала при муже о своих проблемах. Когда ребёнок начал так сильно толкаться, что Сара больше не могла спать по ночам, она молча терпела, безропотно сносила усиливающиеся боли в перегруженных мышцах и прочие неудобства; и хотя порой ей казалось, что это навсегда, Сара понимала, что через несколько недель её страдания закончатся.
Первого октября доктор Истервуд запретила ей садиться за руль и велела больше отдыхать. Хочешь не хочешь, а Роуму об этом пришлось рассказать, и, по сути, её работе в магазине пришёл конец. Так что вместо неусыпной заботы со стороны Эрики, Дерека и непрерывного потока посетителей, над ней тряслась одна миссис Мелтон, хотя Марси и забегала проведать Сару по несколько раз в день. Роум стал по вечерам оставаться дома, хотя Сара понимала: ему следует посещать хоть какие-то деловые мероприятия. Когда она стала расспрашивать его на этот счёт, Роум сухо ответил, что Макс его заменяет.
Сара обнаружила, что стала слишком сонной. Ей даже в магазин за продуктами ходить не хотелось. Она много читала и пыталась выбрать имя для ребёнка, но, как ни старалась, ни на чём не могла сосредоточиться. Днём она в основном спала, дитё тоже вроде как отдыхало. А по ночам оно занималось аэробикой. Лёжа бессонными ночами в постели в компании лишь своего ещё не рождённого младенца, Сара мучительно пыталась понять: правильное ли решение приняла. Для неё казалась невыносимой сама мысль, что малыша не будет: это был ребёнок Роума, зачатый в любви, она любила его, ещё не появившегося на свет, так глубоко и преданно, что это её пугало: она не могла и предположить, что окажется такой собственницей. Этот ребёнок был также и частью её самой, её продолжением — ещё одна причина, почему Сара так остро переживала, когда Роум отверг малыша.
Но принятое ею решение, пусть даже и единственно возможное, могло отравить детскую жизнь. Она знала, что неприятие Роума просто так никуда не денется, оно сформировалось в самые чёрные дни в его жизни. Сара могла почувствовать его мучения, глубокое отчаяние. Даже сейчас, когда она вспоминала пустоту в его взгляде, у неё на глаза слёзы наворачивались. Сара загнала его в угол, заставила выбирать: или терпеть присутствие ребёнка, которого муж не хотел, или потерять тепло новообретённой и такой ещё хрупкой супружеской любви. Он даже и не надеялся снова обрести это чувство, особенно после трагедии, опустошившей его жизнь. Когда любовь всё-таки пришла, Роум и удивился, и вместе с тем, испугался. А оказавшись перед выбором, он всё же выбрал Сару, пусть даже ценой собственных душевных мук.
Единственная альтернатива, приходившая в голову Саре — усыновление, но от таких мыслей её передёргивало. Нелёгкий выбор: как ни поступи, кто-то всё равно пострадает. Если она откажется от ребёнка, эта потеря будет преследовать её весь остаток жизни. А если любовь Роума в конце концов исчезнет под тяжестью этой невыносимой для него ноши, не обвинит ли она в этом собственное дитя?
С тех самых пор, как Сара решила оставить ребёнка, она не позволяла себе задумываться о таких вещах. Жила одним днём, не заглядывая далеко в будущее, не обращая внимания на подстерегающие её проблемы, потому что просто не смогла бы с ними справиться. Всё, что она смогла сделать — это жить настоящим, её тело и душа были всецело поглощены развитием зародившейся в ней жизни. Надо бы ей продолжать работать в магазине, постоянное присутствие посторонних людей отвлекало её. Но сейчас она большей частью проводила время в одиночестве, заняться было нечем, и в голову лезли пугающие мысли.
Что бы Сара стала делать, если бы Роум сейчас бросил её? Выйдя за него замуж, она погналась за миражом, и вот что из этого вышло. Если Роум сейчас уйдёт, ей конец. Да, она рискнула своим браком и отдавала себе в этом отчет. Уже сейчас муж отдалился от неё, и расстояние это с каждым днем всё увеличивается. Он был добр и заботился о её удобстве и здоровье, но из-за малыша их интимные отношения практически свелись к нулю, и Сара уже начала опасаться, что они стали не более чем вежливыми, но чужими друг другу, людьми.
Роум был человеком нетерпеливым и активным; он всё вокруг приводил в движение. Он пережил такую беду, которая многих людей могла бы согнуть или вовсе сломать. Тот прежний Роум не был этим вежливым, тщательно контролирующим себя человеком, который, возвратившись с работы, спрашивал, как у неё дела, и весь оставшийся вечер не обращал на неё внимания. Что, если его отстранённость происходит от безразличия, и его не потянет к ней даже, когда её пузо перестанет им мешать? Может, он просто из вежливости прикрывает её своим именем до тех пор, пока не родится ребёнок?
Сара возблагодарила Бога, что первое занятие курсов по естественным родам, которые она посещала вместе с Марси, выпало на вечер, когда Роум отправился в деловую поездку с ночёвкой, поэтому Саре не пришлось объяснять мужу, куда она пошла.
Она всё откладывала и откладывала эти занятия, надеясь, вопреки здравому смыслу, что Роум всё-таки решит посещать их вместе с ней. Но, в конце концов, время заставило её принять решение. Даже если она не станет посещать занятия, ребёнок всё равно родится. Саре было неловко и стыдно посещать курсы на таком позднем сроке, она остро ощущала отсутствие Роума. Марси — её закадычная подруга, но все остальные женщины пришли на занятия со своими мужьями, и Сара перехватила несколько жалостливых взглядов в свой адрес.
Курсы помогли ей понять одну вещь: Сара вот-вот должна была родить, но большинство из присутствовавших женщин так расплылись от беременности, что на их фоне её небольшой, как тыковка, животик, смотрелся очень даже прилично. Она нежно погладила его и подумала, что любит своего ещё не рожденного малыша только за то, что он есть.
На следующий день Роум рано возвратился домой и сразу прошёл в гостиную. Сара сидела там, водрузив ноги на кофейный столик и усердно пыталась разгадать все кроссворды из сборника. Опустив с рассчитанной аккуратностью свой дипломат на пол, Роум спросил:
— Вчера вечером я заходил к тебе, а тебя не было. Где ты была?
Вздрогнув, Сара подняла голову, но тут же посмотрела в сторону. Ей хотелось, чтобы муж не был таким отстранённым, но она почему-то позабыла, как сильно может смутить пронзительный взгляд этих яростных тёмных глаз. Теперь Роум уже не отдалился, он разозлился.
Роум расстегнул свой пиджак и, стащив его с себя, бросил поперёк спинки дивана. Усевшись напротив Сары, он запустил пальцы рук в свои растрёпанные тёмные волосы.
— Я жду, — тихо произнёс он.
Сара закрыла сборник кроссвордов и отложила его в сторонку.
— Извини, что не рассказала тебе раньше, но я просто не знала, как это преподнести, — призналась она. — Марсия водила меня на курсы по естественным родам при больнице, она собирается стать моим инструктором. Прошлым вечером как раз состоялось первое занятие.
Роум стиснул челюсти, а Сара снова уловила в его взгляде какой-то таинственный блеск, она уже не в первый раз замечала это непонятное выражение.
— Я полагаю, мне ещё повезло, что ты не позвала Макса? — произнёс он.
— Роум! — Сара, изумлённая и слегка уязвлённая, пристально посмотрела на мужа.
Роум махнул рукой.
— Извини. Я не то имел в виду. Чёрт! — тихонько ругнулся он и принялся массировать затёкшие мышцы шеи. — Я буду рад, когда всё это закончится.