Слуги Гиббса, Джеймс и Бриджет Уильямсы, показали, что их хозяин ушел из дому в вечер убийства в двадцать минут девятого, причем, против обыкновения, он бил трезв; уходя, он поставил свои часы по кухонным и сказал, что сперва зайдет в «Герб Дунстанов», а потом отправится в Плашетс. То, что он не вернулся, не вызвало никакой тревоги, — он нередко возвращался домой под утро и всегда брал с собой ключ от входной двери.
С другой стороны, Саймон Ид, его жена и их служанка показали, что в вечер убийства Джордж ушел из дому около пяти часов и вернулся в девять, что выглядел и держался он, как обычно, что он поужинал с родителями и сидел с ними до десяти часов, когда все отправились спать, а на следующее утро Джемима видела, как он уходил, потому что встала раньше обычного.
На его левом запястье был обнаружен свежий порез — он объяснил, что задел себя складным ножом, когда резал себе сыр на завтрак. Этим же он объяснил следы крови, найденные на подкладке рукавов его куртки и на брюках. При нем была найдена только одна вещь, принадлежавшая убитому, — свинцовый карандаш, помеченный инициалами Д. Г. и тремя зарубками. Джоб Бретл, деревенский кузнец, показал под присягой, что в день убийства Гиббс просил его отточить этот карандаш. Он (Бретл) заметил и зарубки и инициалы и готов поклясться, что карандаш, найденный на арестованном, — тот самый, который он точил. Джордж утверждал, что он нашел карандаш на лугу и не имел ни малейшего представления, кому он принадлежит.
Во время следствия выяснилось, что между мистером и миссис Гиббс в утро убийства произошла особенно бурная ссора, после которой миссис Гиббс заявила, что не может больше терпеть такую жизнь и обратится за помощью к тому, кто ей в этой помощи не откажет. Затем она послала письмо Джорджу с сынишкой соседа, а вечером, через несколько минут после ухода мужа, сама куда-то вышла, вернулась примерно через четверть часа и поднялась к себе в спальню, где и оставалась, пока утром не пришло известие о том, что ее мужа нашли в лесу убитым.
Когда следственный судья стал спрашивать ее, куда она ходила вечером, она ничего не ответила; но во время допроса она так часто лишалась чувств, что ее показания вообще были чрезвычайно туманными и сбивчивыми.
Джордж признал, что в вечер убийства был в Саусэнгерском лесу примерно без двадцати девять, но отказался отвечать, зачем он туда ходил, добавив только, что пробыл там не больше четверти часа. Он добавил также, что, подойдя на обратном пути к перелазу, увидел вдалеке Гиббса и его пса, которые быстро шли ему навстречу. Светила яркая луна, и он хорошо разглядел Гиббса. Не желая с ним встречаться, он свернул на Дрингскую дорогу и дошел почти до шлагбаума, а потом пошел назад и добрался до дома около девяти часов, никого не встретив по пути.
Таким образом, в пользу обвиняемого говорило следующее:
1) Показания трех заслуживающих доверия свидетелей, что он вернулся домой в девять часов без всяких признаков того, что перед этим бежал, и сел ужинать, не выказывая никакого волнения.
2) Отсутствие достаточного количества времени на то, чтобы совершить это убийство и надежно спрятать награбленное.
3) Безупречное поведение обвиняемого в прошлом.
Против него были следующие факты:
1) Порез на запястье и следы крови на одежде.
2) Найденный у него карандаш Гиббса.
3) Отсутствие свидетельских показаний, которые подтверждали бы его рассказ о том, что он делал в течение тридцати минут между уходом Гиббса из «Герба Дунстанов» (куда тот пошел прямо из дому) и его (Джорджа) возвращением домой.
4) Его всем известная ненависть к покойному и высказанное во всеуслышание пожелание его смерти.
Согласно показаниям хозяина «Герба Дунстанов» Гиббс ушел из его трактира около половины девятого, заявив, что идет в Плашетс. От трактира до того места, где было найдено тело Гиббса, обычной ходьбы было около четырех-пяти минут. Таким образом, на совершение убийства (при условии, что
его действительно совершил Джордж в указанное время) оставалось двадцать три — двадцать четыре минуты, если он бежал домой со всех ног, или девятнадцать — двадцать минут, если он шел не торопясь.
На предварительном следствии обвиняемый держался угрюмо и даже дерзко, но не выказывал никакого волнения. Улики против него были признаны достаточными, и дело назначено к разбору на ближайшей сессии уголовного суда.
Мнения обитателей Кэмнера разделились. Джордж никогда не был общим любимцем, а его мрачность и сдержанность в течение последних трех лет оттолкнули от него многих людей, которые искренне сочувствовали ему в дни его былого несчастья. И хотя он пользовался общим уважением, но за последнее время приобрел репутацию человека злопамятного и мстительного. Короче говоря, даже многие из тех, кто близко знал его, готовы были поверить, что, доведенный до исступления страданиями женщины, которую он прежде так горячо любил, и жгучими воспоминаниями о нанесенной ему обиде, он отомстил и за себя и за нее, убив своего врага. Они считали, что ему нетрудно было потихоньку уйти из дому глухой ночью и убить Гиббса, когда тот возвращался из Плашетса, а потом спрятать или уничтожить его вещи, чтобы направить полицию по ложному следу.
Суд над Джорджем будет не скоро забыт в этих краях и потому, что он был местной сенсацией, и потому, что он привлек внимание всей страны. Защищать его был приглашен знаменитый адвокат — мистер Малькольмсон, твердо веривший в его невиновность, не жалел ни денег, ни хлопот, чтобы помочь ему. В суде, где на него с жадным любопытством было устремлено множество глаз, он держался с полным спокойствием, но происшедшая в нем перемена внушила сострадание даже самым равнодушным зрителям и, возможно, расположила присяжных в его пользу даже больше, чем блистательная речь, которую произнес адвокат. Было очевидно, что он перенес тягчайшие душевные муки. За несколько недель он состарился на много лет. Волосы его поредели, одежда висела на исхудавшем теле. Прежде такой здоровый и сильный, он был теперь бледен, измучен, сгорблен. И даже выражение его лица изменилось: оно больше не было суровым.
Когда старшина присяжных огласил вердикт — «Не виновен», по переполненному залу пронесся глубокий рыдающий вздох; но за ним не раздалось рукоплесканий, и нельзя было понять, довольна публика этим решением или нет. И, не сказав ни слова, опустив глаза, как приговоренный к смерти, Джордж Ид вернулся с отцом в родной дом, где мать горячо молилась о его оправдании.
Соседи полагали, что он уедет из Кэмнера искать счастья в чужих краях. Но не в характере Джорджа было бояться людского мнения, и теперь он это доказал. В первое же воскресенье, ко всеобщему удивлению, он явился в церковь, но сел там в стороне от остальных прихожан, словно не желая навязывать им свое общество; и с этого времени он не пропускал ни одной воскресной службы. Это было не единственной переменой в его поведении. Угрюмость его исчезла. Он весь как-то притих и был трогательно благодарен тем, кто обходился с ним вежливо, словно считал себя недостойным такой снисходительности; он неустанно заботился о своих родителях, весь день работал, а вечера нередко проводил за книгой; он никогда не говорил о прошлом, но ни на минуту его не забывал; он оставался таким же печальным, как прежде, даже стал еще более печальным, но горечь и злоба исчезли из его сердца. Вот каким стал Джордж Ид. Когда он проходил мимо, люди смотрели ему вслед и шепотом спрашивали друг друга: «Все-таки это он его убил или нет?»
Джордж и Сьюзен не встречались. Она долго лежала опасно больная в доме своего отца, куда переехала после трагического события. Старик фермер понес справедливое наказание за то, что корыстно возжелал богатства Гиббса: последний оставил своей жене только пятьдесят фунтов годового дохода, с условием, что она лишится и этого, если выйдет замуж во второй раз. Примерно через год после этих событий, как-то вечером, когда ярко светила луна, к мистеру Меррею, который сидел у себя в библиотеке и занимался, вошел слуга и доложил, что с ним желает говорить неизвестный человек, назвавшийся Льюком Уильямсом. Был уже одиннадцатый час, а священник привык ложиться рано.
