— Скажите ему, чтобы он пришел завтра утром, — приказал он слуге. — Я не занимаюсь делами в столь позднее время.

— Я ему это говорил, сэр, — ответил тот, — но он твердит, что его дело не может ждать ни минуты.

— Это нищий?

— Он не просил милостыню, сэр, но вид у него самый жалкий…

— Проведите его сюда.

Посетитель вошел. Действительно, трудно было представить себе более жалкое создание. Он был бледен, глаза его запали, сухая кожа туго обтягивала скулы, его бил мучительный кашель; короче говоря, он был похож на человека, умирающего от чахотки. Он смотрел на мистера Меррея со странной грустью, а мистер Меррей смотрел на него.

— У вас ко мне дело?

Незнакомец взглянул на слугу.

— Оставьте нас, Роберт.

Роберт послушно вышел, но остановился у самой двери библиотеки.

— Странный вы выбрали час для разговора со мной. Так какое же у вас дело?

— Да, сэр, это странный час для разговоров, но привела меня к вам причина еще более странная.

Посетитель отвернулся к незанавешенному окну и устремил пристальный взгляд на полную октябрьскую луну, которая лила свой свет на старинную церквушку и на смиренный погост, придавая этой обыденной картине торжественную строгость.

— Так какое же у вас дело? — еще раз спросил мистер Меррей.

Но его гость продолжал смотреть на небо.

— Да, — сказал он, содрогнувшись, — вот так она светила… вот так… в ночь… убийства. Она светила на его лицо… на лицо Гиббса… когда он лежал там… светила прямо ему в глаза… а я не мог их закрыть — как я ни старался, они смотрели на меня. Только сегодня я вновь увидел такую луну. И я пришел признаться вам во всем. Я с самого начала знал, что так надо — и лучше скорее с этим покончить. Скорее покончить.

— Это вы убили Гиббса? Вы?

— Да, я. Я ходил туда сегодня посмотреть на это место. Я чувствовал, что должен снова там побывать. И я увидел его глаза так же ясно, как вижу ваши: широко открытые, освещенные луной. Какое страшное зрелище!

— У вас очень больной и расстроенный вид. Может быть…

— Вы не верите мне. Ах, если бы я мог сам себе не верить! Вот, посмотрите…

Дрожащей, исхудалой рукой он вытащил из кармана часы, перстень с печаткой и кошелек, которые принадлежали Гиббсу, и положил их на стол. Мистер Меррей узнал их.

— Деньги я израсходовал, — сказал его гость слабым голосом. — Там было всего несколько шиллингов, а я очень нуждался.

Тут он, громко застонав, опустился в кресло.

Мистер Меррей дал ему выпить укрепляющего средства, и через несколько минут его странный гость оправился. Устремив лихорадочно блестевшие глаза на луну и то и дело мучительно содрогаясь, он прерывающимся шепотом рассказал следующее.

Некогда он помогал Гиббсу в его темных делах и в конце концов разорился. Ему грозила нищета, и он, соблазнившись крупной суммой, согласился помочь Гиббсу похитить Сьюзен. Когда Сьюзен и Джордж расстались на две недели перед своей свадьбой, Гиббс и его сообщник последовали за девушкой в Ормистон и, поселившись на окраине, внимательно следили за каждым ее шагом. Узнав, что она собирается провести день у двоюродной сестры, они подослали к ней подкупленную женщину, которая, перехватив девушку по дороге, заявила, что ее послал Джордж и что он просит Сьюзен поспешить к нему, так как он попал в железнодорожную катастрофу и ему остается жить лишь несколько часов. Пораженная этим ужасным известием, бедняжка торопливо последовала за женщиной к домику на окраине и, ничего не подозревая, вошла в него; там ее встретили Гиббс и Уильямс и, заперев дверь, сообщили ей, что прибегли к этой хитрости, чтобы захватить ее, что тут никто не услышит ее криков, а если и услышит, не обратит на них внимания, что бежать отсюда невозможно, что они и их сообщница будут сторожить ее день и ночь, пока она не согласится стать женой Гиббса. А последний, грубо выругавшись, прибавил, что, если бы она обвенчалась с Джорджем Идом, он застрелил бы ее мужа по дороге из церкви.

Застигнутая врасплох, обезумевшая от ужаса, беспомощная девушка сопротивлялась гораздо дольше, чем можно было бы ждать от существа столь слабого. Но ее ни на минуту не оставляли в покое, и, страшась за свою жизнь (Гиббс стоял перед ней с заряженным пистолетом, осыпая ее угрозами), она, наконец, согласилась написать под его диктовку письма тетушке и жениху, извещая их о своем браке, хотя в действительности дала согласие на этот брак только через три недели, когда у нее уже больше не было сил сопротивляться. Но даже и тогда, заявил Уильямс, она не согласилась бы, если бы не боялась за своего возлюбленного. Его жизнь была ей дороже ее собственного счастья, а Гиббс яростно клялся, что тот заплатит жизнью за союз с ней, и она ему поверила. Поэтому она вышла замуж, принося себя в жертву ради спасения человека, которого любила. Тогда Уильямс потребовал условленного вознаграждения.

Но вероломный Гиббс был не из тех, кто выполняет свои обязательства, когда дело касается денег. Он уплатил по уговору первую треть обещанной суммы, но постоянно увиливал от двух остальных выплат, и, наконец, Уильямс, которому грозил арест за долги, сам приехал в Кэмнер и, прячась в глухой чаще Саусэнгерского леса, выжидал удобного случая, пока как-то вечером не встретил Гиббса, когда тот в одиночестве ехал домой по Тенельмской дороге. Негодяй хотя и был, по обыкновению, пьян, немедленно узнал его и, назвав наглым нищим, попытался задавить своим кабриолетом. Вне себя от ярости, Уильямс написал ему письмо, заявляя, что, если Гиббс в такой-то вечер не принесет в такое-то место в Саусэнгерском лесу весь свой долг до последнего шиллинга, он (Уильямс) на следующее же утро отправится к ближайшему мировому судье и расскажет всю историю похищения и брака Сьюзен.

Испугавшись этой угрозы, Гиббс явился на свидание, но без денег, и вскоре стало ясно, что он по-прежнему ничего не собирается платить. Уильямс, взбешенный этими бесконечными обманами и доведенный до отчаяния жестокой нуждой, поклялся, что завладеет теми деньгами и ценностями, которые Гиббс имеет при себе. Тот сопротивлялся, и завязалась яростная борьба, во время которой Гиббс старался ударить своего противника карманным ножом. Наконец Уильямс одолел и изо всех сил бросил Гиббса на землю, но тот ударился затылком о ствол дерева и тут же умер. Вне себя от ужаса, страшась возмездия, Уильямс поспешно оттащил тело с тропинки, обшарил карманы мертвеца и бросился бежать. Когда он выбрался из леса, церковные часы пробили десять. Всю ночь он шел, нигде не останавливаясь, день провел в заброшенном сарае и благополучно достиг Лондона. Но его почти сразу же арестовали за долги и выпустили всего несколько дней назад, так как решили, что он умирает от чахотки. И это правда, добавил он с отчаянием, ибо с той ужасной ночи он все время видит перед собой остекленевшие глаза своей жертвы, и жизнь стала для него тяжким бременем.

Вот что этот несчастный рассказал прерывающимся шепотом священнику в глухую ночь. Сомневаться в его словах было невозможно, и они неопровержимо доказывали невиновность того, кто так долго нес на себе тяжкий груз подозрений. На следующее утро уже вся деревня знала о признании Уильямса — весть о нем распространялась с быстротой пожара.

Но и во время своего торжества Джордж держался так же, как в дни, когда его несправедливо подозревали в убийстве. В горниле несчастья его характер дивно очистился. Ужасный конец Гиббса, настигший его, как божья кара, вызвал в то же время у Джорджа сострадание и угрызения совести. Ведь если он был неповинен в смерти Гиббса, он был повинен в том, что не раз желал ее; и он горько упрекал себя, что, когда это было еще возможно, не простил своего врага, как сам надеялся быть прощен. Вот почему, вернувшись домой в день убийства, он произнес слова, которые бросили на него такую тень.

Следует упомянуть, что в письме, полученном им от Сьюзен в утро рокового дня, она умоляла его немедленно пойти к ее отцу и попросить того как можно скорее принять меры, чтобы увезти ее от мужа, который грозит убить ее и так неусыпно следит за ней, что сама она ничего сделать не может. А поскольку адресованные ей письма вскрывались, она просила Джорджа встретиться с ней в этот вечер в Саусэнгерском лесу, чтобы сообщить ей о результатах его разговора с ее отцом (на самом деле Джордж не говорил с ним, потому что фермер в этот день куда-то уехал). Однако, услышав, что Гиббс из трактира собирается пойти в Плашетс, она бросилась предупредить об этом Джорджа, чтобы помешать их встрече, которая, как мы знаем, все-таки чуть было не произошла. Сьюзен полностью подтвердила рассказ Уильямса об обстоятельствах ее похищения. Этот несчастный прожил после своей исповеди лишь неделю и умер в тюрьме, очистив душу раскаянием.