— Паш, ты это… серьезно?..

— Более чем, — вернулся на диван шеф, поудобнее уселся и пристально посмотрел бабушке-сыщице в глаза. — Давайте-ка, Надежда

Прохоровна, еще раз. Вспоминайте все заново, каждую мелочь — как проснулись, от чего, что слышалось, что виделось…

Надежда Прохоровна нервно поежилась, закрыла глаза и вспомнила прошедшую ночь снег, хлопок… окончательно проснулась, обошла весь номер, подергала дверную ручку — заперто.

Пал Палыч выслушал рассказ и задумчиво уставился на дверь в спальню. Потом обернулся к выходу…

— Не уверен, — пробормотал, поворачиваясь к пожилой собеседнице. — Не уверен, что свет из коридора можно увидеть из постели. Вставайте, Надежда Прохоровна! — сказал, поднимаясь с дивана. — Пойдем в спальню, устроим следственный эксперимент.

Находясь в непонятном состоянии — то ли смеяться, то ли плакать, «постельный следственный эксперимент», видите ли, устраивают, — Надежда Прохоровна улеглась на кровати в той же позе, что и проснулась ночью. Пал Палыч выверил ширину щелки приоткрытой двери в гостиную.

— Так было, Надежда Прохоровна? — Он был нешуточно серьезен, баба Надя прыснула:

— Так, Паша, так.

— Не надо смеяться, Надежда Прохоровна, все очень серьезно. — И вышел в коридор, бубня под нос: «Ночное освещение, конечно, тусклее…»

Ранние зимние сумерки превратили спальню в полнейшее подобие ночной мизансцены. Чего-то вроде не хватало… Что-то было не совсем так… Ночной рубашки, может, не хватает? Или липкого страха?..

Ну уж дудки! Страха не дождетесь!

Невдалеке тихонько хлопнула входная дверь, Архипов крикнул:

— Свет видели, Надежда Прохоровна?!

— Нет, Паша, тёмно!

Пал Палыч почти не слышно потопал в районе закутка у ванной комнаты…

Свет мигнул…

— А сейчас?!

— Было, Паша, было! В точности как в эту ночь!

Начальник службы безопасности вернулся в спальню, дождался, пока баба Надя не встанет с постели.

— Кто-то входил в вашу ванную, — зафиксировал то, что сыщица Губкина и сама уже поняла. Задумчиво потискал гладко выбритую скулу. — И что ему там понадобилось?..

Вернулись в комнату, сели на прежние места: Архипов на диване, баба Надя в креслице с гнутыми ножками…

— У нас, Надежда Прохоровна, ничего из ванной не пропало?

— У меня вообще, Паша, ничего не пропадало, — сказала та, попадая в унисон недоуменного тона Архипова. — Все было на местах, как я клала… Ой! — Спохватилась вдруг. — Вода в стакане помутнела! Это важно?..

Спросила и сама поняла, какую глупость сморозила. Шепнула помертвевшими губами:

— Ой, Паша, отравитель…Он, что ли, приходил?..

Действительно, стыдоба — не вспомнить сразу, что в обычно чистой, прозрачной воде появилась какая-то подозрительная муть… Не соединить воедино два факта — отравительв отеле и ночное проникновение…

Это, пардон, глупость несусветная! Непростительная для поднаторевшей на расследовании чужихсмертей Надежды Прохоровны.

Сама чуть на тот свет сегодня утром не отправилась!

Архипову тоже ничего объяснять не понадобилось. Он скоренько расспросил Надежду Прохоровну о том, как она обнаружила стакан с зубными протезами, узнал, что добавляет в воду в качестве антисептика…

— По всей видимости, то, что добавили в ваш стакан, Надежда Прохоровна, вступило в неожиданную химическую реакцию с медицинским антисептиком и дало замутнение воды. Жаль, что вы чисто вымыли стакан…

— А то, что я зубы заново надраила, тебе не жаль? — язвительно спросила баба Надя, на что Архипов только головой укоризненно покрутил. — Зачем кому-то меня убивать, Паша?! — плаксиво возмутилась сыщица Губкина. — Я ж тут суток еще не прожила! Кому чего плохого сделала?! А?

— Сам голову над этим ломаю, — признался охранный шеф. — Зачем? Вы не имеете никакого отношения к собравшимся на поминки, вы только сегодня «засветились» с Генриеттой… Не понимаю. Что за чушь?

— Чушь?! — полыхнула перетрусившая, представившая свойхладный труп сыщица. — Да я чуть на тот свет не отправилась!

— Ну, ну. — Архипов смущенно покрутил шеей, потер кадык. — Но загадка остается. Вот если бы вас попытались отравить сегодняночью… Тогда понятно. Вы поболтали с Генриеттой, чем-то насторожили преступника за обедом…

— Да я за обедом, как мышь, молчала!

— Молчала, — задумчиво вторил Архипов. — Интересно, что за яд вам в стакан добавили?.. Мы знаем, что преступник находился в номере семь минут. Могу предположить… могу предположить, что вначале он исследовал спальню… Посмотрел, не стоит ли на тумбе в изголовье кровати стакан с водой… Был стакан с питьевой водой, Надежда Прохоровна?

— Нет, — мотнула подбородком бабушка.

— Та-а-ак… Воду из графина наши постояльцы не пьют… — Посмотрел на бабу Надю и добавил: — Кроме вас. Все остальные пользуются запасами из мини-холодильника.

— Я теплую и кипяченую люблю, — пояснительно вставила Надежда Прохоровна.

— И слава богу, — невнимательно буркнул Архипов и продолжил шевелить извилинами: — Получается, добавить яд в графин преступник не догадался, а минералки в холодильнике полно и вся закрыта, то есть вы ею не пользуетесь? Так, да?.. Он предпочел добавить яд в стакан с зубными протезами и понадеялся, что достаточно будет и минимальной концентрации, попавшей в организм с протезами… Заменить замутившуюся воду он уже не успевал — вы проснулись… Он просто оставил все как ест», и быстро вышел. Что и говорить, — покрутил головой Пал Палыч, — рискованно работает товарищ. Дерзко.

— Да чем я этому «товарищу» не угодила-то?! Только сегодня с Генриеттой познакомилась. Только сегодня несколькими словами со всеми перебросилась. Вчера ни с кем слова не вымолвила… Ой. Мне вымолвили…

— Легко с вами работать, Надежда Прохоровна, — ухмыльнулся Архипов, произнося фразу, говоренную когда-то в «Сосновом бору». — Все сами — и впросак попадаете, и наружу выбираетесь. Дошло?

— Дошло, Паша, — тихонько проговорила баба Надя. — Кто-то решил, что Миша Богров успел мне что-то сказать…

— Вот! — поднял вверх указательный палец охранный шеф. — Этого результата мы и добивались мозговым штурмом. Вас собирались устранить потому, что существует вероятность — Михаил Богров успел передать вам перед смертью некую важную информацию. Давайте думать, Надежда Прохоровна. Что вам сказал Богров?

— «Шкура», «прости», — в который раз отбарабанила Надежда Прохоровна. — С украинским акцентом.

— А вы кому-то эти слова передавали?

— Всем, — пожала плечами баба Надя. — Меня все спрашивали, какие последние слова у Миши были. Я посчитала это нормальной просьбой, ничего не скрывала.

— А кто-то особенно настаивал, требовал уточнений?

— Да нет, никто. Я сообщила, передала слова, все сразу потеряли интерес.

— Видимо, Надежда Прохоровна, не все.

— Да чего необычного-то в этих словах?!

— Не понимаю. Может быть, Богров и раньше обзывал какого-то человека «шкурой»?

— Тогда убивать надо было тех, кто знает это прозвище, — догадливо кивнула баба Надя. — Мне оно ничего не сказало.

— Резонно. Может быть, дело в «прости»?..

— А мне кажется, Паша, думать надо над тем — кого убить хотели? Генриетту или все-таки Богрова? Если убить хотели Мишу, то «прости» звучит так, а если он сам хотел циркачку отравить, то эдак.

— И снова в точку. Вы стали сомневаться в «новой подруге», Надежда Прохоровна?

— Сто лет мне таких подруг не надобно, — ворча, поерзала по сиденью кресла баба Надя. — Сумасшедшая — что с нее взять? Семь пятниц па неделе. Такая могла отравы в кофе добавить, а после совсем забыть и овечкой прикинуться.

— Эка вы ее…

— А ты как думал! Ненормальная, она и есть ненормальная, хоть сто справок из психушек получай. — Попыхтела немного, пристально поглядела на Архипова. — А ты чего, Паша, ерзаешь? Случилось что?..

— Да вот, — засмущался Архипов, — дал своим остолопам поручение — выяснить, почему ночью вашу дверь открывали карточкой горничной, находящейся сейчас в увольнении… То есть на выходных. У нас порядок строгий, уехал из отеля — сдавай универсальный ключ под расписку…