— Попробуйте чай, Надежда Прохоровна, — с пробирающей до костей настойчивостью проговорила убийца. — Попробуйте.

Терпение у Лукреции закончилось.

Крылья носа, лоб заблестели от невидимой испарины, она провела по вспухшим губам кончиком острого розового языка…

Вот так же Толя Субботин — алкоголик матерущий — из тридцать четвертой квартиры на дне рождения у бабы Нади сидел… Пришел незваным, сел напротив и смотрел.То на именинницу, то на стакан, то на именинницу, то на стакан. Руки трясущиеся между колен зажал — ждал, пока приглашенные гости чинно тарелочки закуской наполнят… Потом не выдержал, схватил стакан — будь здрава, Надежда Прохоровна! — и одним глотком опустошил.

Отпустило мужика…

Лукреция сейчас напоминала запойного Субботина. Ее отпустит только после того, как гостья выпьет чаю и замертво под кресло свалится. Девчонку как от жесточайшего похмелья корежило…

Надежда Прохоровна посмотрела на стол: вазочка с вареньем, россыпь конфет в пиале… Может, карамельку надкусить пока?.. Вроде бы обертка магазинная, не раскрученная…

Но Суворин крепко-накрепко предупреждал: «Не вздумайте ничего попробовать в этой квартире, Надежда Прохоровна! Даже если Лукреция на ваших глазах разрежет яблоко напополам и одну часть съест — не пробуйте даже кусочка! Если она выпьет чаю вместе с вами и даже из вашей же чашки — не прикасайтесь! Она способна приготовить два состава — яд и противоядие. Вы выпьете и к праотцам отправитесь, а у нее даже поноса не случится! Если она предложит вам «свежее» полотенце — не вытирайте руки после мытья…»

Много чего говорил подполковник, отправляя бабу Надю «на задание». Готовил.

Он только не предусмотрел, что время тянуть придется. Пятнадцать минут уже прошли, и, может быть, сейчас возле подъезда скручивают крепкие парни в бронежилетах руки Саше Баранкину… рот рукавицей зажимают, чтоб не крикнул, сигнала не подал…

А может быть, и нет.

— Пейте чай, Надежда Прохоровна, он аромат совсем теряет…

Лукреция схватила чашку со стола, принюхалась, глотнула, блаженно закатила глаза…

— Попробуйте…

Надежда Прохоровна медленно дотянулась до чашки. Взяла ее в руки…

В глазах Лукреции застыло жадное, томительное ожидание!

…Жизнь прожита. Хорошая. Наполненная.

Деток не родила и не вырастила… На могилку к Васе так и не собралась… На детишек Насти и Алеши не успела порадоваться…

Весна скоро… птички прилетят… цветочки распустятся… Интересно, купят ли Алеша и Настя ту дачу возле речки?..

Надежда Прохоровна медленно поднесла чашку к губам…

Что старой бабке о шкуре собственной тревожиться? Эта мерзавка молодых ребят в могилы укладывает! Такую дрянь надо накрепко останавливать!

За прожитую жизнь не цепляться…

Но почему-то больше всего было жальче, что не испытает еще раз того невероятного ощущения, что дают первые теплые дни весны — дождалась…Еще раз весна, еще одно лето, посиделки с подружками на прогретой лавочке под тополиным пухом, разговоры до самого вечера — тепло…

Надежда Прохоровна уже дотронулась верхней губой до радужной пленки остывшего чая…

И в этот момент по квартире пронесся громовой раскат входного звонка.

А может быть, и не громовой.

Но эффект получился как в грозу, когда над самой головой полыхнет и сразу грохнет!

Лицо Лукреции поначалу гневно вытянулось — как кто-то посмел мешать! как кто-то осмелился — в такой момент! —нажать на кнопку перед дверью!

Она вскочила на ноги, повелительно провела ладонью над столом, приказывая жертве не торопиться, оставить удовольствие до ее возвращения, и быстро вышла из комнаты.

Бережно держа чашку помертвелыми пальцами — не расплескать бы! — Надежда Прохоровна суматошно засновала глазами по комнате: «Куда? Куда эту дрянь перелить?!» Ведь как оно повернется — бабушка надвое сказала, Лукреция дверь не торопится открывать…

— Вам кого? — доносился голос Анны из прихожей.

Не Баранкин. И не спецназ.

Надежда Прохоровна стремительно поднялась из кресла, подскочила к широкой керамической вазе на тумбочке и быстро выплеснула туда содержимое чашки.

В два шага вернулась к столику — туда, наверное, были направлены микрофоны и камеры, на место действия, — и быстро зашептала:

— Ждите! Ждите! Сейчас приедет Баранкин, не упустите Сашу! — Повернулась к креслу, посмотрела на него. — А я пока бабушку при смерти поизображаю. Пусть думает, неудачный составчик нынче получился… Не крепкий.

— А мне наплевать, что вы сантехник! — неслось от входной двери. — Я вас не вызывала! У меня все сухо!

Из-за двери, видимо, что-то ответили…

— Да пошли вы к черту вместе с вашим управляющим! Все!

Надежда Прохоровна как подкошенная рухнула в кресло, схватила опустошенную чашку…

Разозленная Лукреция вернулась в комнату — оторвали в такой момент! на самом интересном! — посмотрела на бабушку Надю с пустой чашкой в руках…

—  Вы уже выпили?! ~Чистейшей воды детская обида отразилась иа лице убийцы. Досада, злость па идиота сантехника уступили место такому искреннему разочарованию, что показалось, вот-вот отравительница расплачется!

Но длилось это недолго. Лукреция взяла себя в руки. Почему-то оглянулась на полупустую книжную полку, вскинула брови, о чем-то раздумывая, и села напротив Надежды Прохоровны.

Расслабилась.

Мягкая, добрая улыбка заскользила по губам… Ноздри чуть выгнулись…

Надежда Прохоровна подумала, что отравительница ждет от нее какой-то реакции на изготовленное снадобье.

Вздохнула тяжко:

— Что-то… шибко… топят у тебя, Анечка…

— Жарко? — сердобольно, наклоняясь вперед, исследуя лицо жертвы, спросила ненормальная девчонка.

— Да…

— А руки вялые и ледяные?..

— Вя…

Надежда Прохоровна получила от убийцы подсказку. Оборвала, не договорила слово… Покряхтела, словно в горле запершило… Руки плетями вдоль тела опустила…

Лукреция смотрела на нее во все глаза. Совсем как алкоголик Субботин зажала руки между колен, просила взглядом продолжения.

— А… А… А-ня… — выговорила Надежда Прохоровна.

— Наступает паралич лицевых мышц и мышц гортани, — спокойно констатировала убийца. — Дышите еще нормально?

Надежде Прохоровне совершенно не пришлось изображатьужас, появившийся в глазах. Девчонка вызывала его непритворно: сидела и, не отрывая убийственно заинтересованных глаз, разглядывала гостью.

Так злые дети смотрят на искалеченную муху с оторванными крылышками и ждут: что будет? как долго продолжит муха трепыхаться, барахтаться, не понимать?.Глаза — пустые. Жадные. Не наполненные настоящей жизнью.

Жуть.

— Вообще-то, по моим расчетам, агония должна продолжаться не менее пятнадцати минул, — пробормотала Аня, взглянув на изящные наручные часики… Посмотрела на бабу Надю и улыбнулась. — А знаете… Я вам, честное слово, немного завидую. — Облизала губы. — Жаль, что вы не можете рассказать, что сейчас чувствуете. Вам больно? — напряженно всмотрелась в зрачки жертвы. — Странно. Если вам больно, попробуйте мигнуть верхними веками, они еще способны двигаться…

Под заинтересованным взглядом убийцы на бабу Надю напала настоящая оторопь. Она чуть-чуть вдавилась в кресло, как будто бы пытаясь совершить последнее движение, отпрянула…

— Очень интересно, — пробормотала Анна. Схватила руку бабушки, пощупала пульс. — Очень странно… Жаль, Надежда Прохоровна, что вы ничего не можете мне ответить… Я бы не хотела, чтобы вам было больно… — Уловила интерес в «мертвеющих» глазах, усмехнулась, села прямо, закинув нога на ногу… — Не верите? — Усмехнулась. — Когда-нибудь, Надежда Прохоровна, я тоже уйду.Не дряхлой, не рыхлой, не вонючей… Я придумаю для себя нечто особенное, эксклюзивное… и испытаю все-все-все, что сейчас испытываете вы, — медленный, сознательный уход. Красиво, правда? Нет? Вы так не думаете?.. Зря. Я окружу себя цветами, надену лучшие одежды…. — Лукреция разговаривала сама с собой. Взгляд ее отпустил бабушку, заскользил по шторам. — Я проведу лучшую ночь в своей жизни! И уйду под утро… В цветах и ароматах… — Девушка вернула взгляд на Надежду Прохоровну, нахмурилась. — Не хотелось бы ошибиться, не хотелось бы испытывать боли…