Что оказал на этом же месте отец мой покойный

Вашему некогда[53]? Ваш тяжело заболел в это время,

Мой сохранил ему жизнь! А вы, государь, говорите,

Будто ни я, ни отец мой заслуг не имели пред вами!

С вашего соизволенья осмелюсь напомнить: отец мой

Был при вашем отце-государе в чести и в почете,

Как многоопытный медик: умел по урине больного

Определить и болезнь и лечение он, помогая природе.

Глаз ли болит, иль другой деликатнейший орган — отлично

Все исцелял он. Все рвотные средства он знал, а к тому же

Был и дантистом: шутя, он выдергивал зубы больные.

Не удивительно, если забыли вы это: в ту зиму

Три только года вам было. Слег ваш отец от какой-то

Внутренней боли— да так, что его уж носить приходилось.

Распорядился врачей он созвать отовсюду и даже

Римских светил медицинских, но все от него отказались.

Тут, наконец, он позвал моего старика, и отец мой

Определил, осмотрев государя, недуг тот опасный.

Рейнеке-лис - any2fbimgloader14.jpeg

Очень расстроился он и сказал: «Государь мой, король мой!

Как бы охотно расстался я с собственной жизнью, когда бы

Мог этим вашу спасти! Но вашу урину в стакане

Мне посмотреть разрешите». Король указанье исполнил,

Жалуясь тут же отцу, что ему с каждым часом все хуже.

Изображалось на зеркале, как ваш отец, словно чудом,

Тут же и был исцелен. Старик мой решительно очень

Вашему так заявил: «Если быть вы хотите здоровым,

Съесть вам придется немедленно волчью печенку[54], но только

От роду волку должно быть не меньше семи. Не забудьте:

Жизнь драгоценная ваша в опасности — так не скупитесь!

В вашу мочу выделяется кровь, поскорее решайтесь!»

Волк, находившийся тут же, от этого не был в восторге.

Но соизволил отец ваш к нему обратиться: «Надеюсь,

В печени вашей вы мне не откажете, сударь, поскольку

Дело касается жизни моей». А волк отвечает:

«Мне и пяти не исполнилось, — печень моя бесполезна!»

«Вздор, болтовня! — возразил мой отец. — Это вам не помеха:

Сам я по печени все и увижу!» С места на кухню

Волк был отправлен, а печень вполне оказалась пригодной.

Тут же и съел ваш отец эту волчью печенку — и тотчас

Кончились все его боли, тяжелый недуг прекратился.

Щедро отец ваш отца моего наградил, и отныне

Должен был двор величать его доктором — и не иначе.

С правой руки королевской отец мой с тех пор находился,

И королем отличён был (я это доподлинно знаю)

Пряжкою он золотой и бархатным алым беретом,

С правом носить их пред всеми баронами, чтоб воздавали

Все ему высшие почести. С сыном его, к сожаленью,

Вовсе не так обращаются и об отцовских заслугах

Тоже не очень-то помнят. А вот плуты и хулиганы,

Что о своей лишь наживе пекутся, — возвышены ныне!

Но отдувается кто же за них? Беднота, как обычно!

Мудрость, законность—в отставке! Вельможами стали лакеи.

Стоит же выскочке власть получить и могущество, — лупит

Всех без разбора и думать не хочет, кем был он недавно.

Он об одном только помнит: на каждой игре наживаться!

Много вкруг подлинно знатных найдется подобного сброда.

Просьб и не слушают, если прошенье свое подношеньем

Не подкрепишь. А прикажут наведаться — значит: «Во-первых,

Нужно добавить, додать —во-вторых, а в-третьих — дополнить».

Все эти жадные волки себя обеспечивать любят

Лучшим кусочком, а чуть для спасения жизни монарха

Им пустяком поступиться предложат, — увиливать станут.

Ведь отказался же волк послужить королю и печенкой!

Что там печенка! Скажу откровенно: умри хоть бы двадцать

Этих волков, чтобы только подольше и в добром здоровье

Жил наш король обожаемый вместе с дражайшей супругой, —

Плакать не стану: червивое семя — паршивое племя!..

То, что в младенчестве вашем случилось, то вами забыто,

Я же так ясно все помню, как будто вчера это было.

Изображен этот случай на раме зеркальной, согласно

Воле отца. Сколько было там золота и самоцветов!

Где мое зеркало? Если б узнать, — мне и жизни не жалко!»

«Рейнеке, — молвил король, наконец, — ты достаточно много

Здесь разглагольствовал, — слушал я, слушал, и в общем — понятно.

Если и был твой отец столь заметной фигурой и столько

Пользы принес он двору, то ведь этому — давность большая.

Дел его сам я не помню, да ни от кого и не слышал.

Но ведь о ваших проделках, напротив, я слышу так часто.

Вечно вы в чем-то замешаны, вечно о вас разговоры.

Может быть, тут и поклепы и старые сплетни, однако

Рад бы хоть раз я услышать о вас и хорошее тоже…»

«Мой повелитель, — воскликнул тут Рейнеке, — но соизвольте

Мне разрешить объясниться, — я этим задет за живое!

Я ль вам не делал добра? Говорю не в укор вам, конечно, —

Боже меня упаси! Я же сам сознаю, что обязан

Делать для вас, разумеется, все, что я в силах. Надеюсь,

Вы не забыли того эпизода, как с волком однажды

Мы затравили свинью и, как она там ни визжала,

Все же загрызли ее. Тут вы подошли и печально

Нам сообщили, что следует ваша супруга за вами, —

Оба, мол, голодны вы и что, если б из нашей добычи

Выделить хоть бы толику и вам, это б вас поддержало.

Изегрим что-то там вроде «пожалуйста» в бороду буркнул,

Но до чего же невнятно! Я же сказал не колеблясь:

«Мой государь! И на сотню свиней вы имеете право.

Кто из нас должен делить?» И вы указали на волка.

Изегрим, очень девольный, делил, как обычно он делит,

То есть бессовестно: вам оторвал четвертиночку точно,

Вашей супруге — другую, сам ухватил половину,

Стал пожирать ее жадно, а мне уделить соизволил

Уши и рыло, а также пол-легкого. Все остальное

Он приберег для себя. Вы были тому очевидцем.

Мало он тут проявил благородства — вам это известно.

Долю свою вы изволили съесть, но я видел отлично —

Вы не насытились. Изегрим, видеть того не желая,

Сам продолжал себе чавкать, а вам не поднес ни кусочка.

Тут уж вы собственной лапой огрели его по затылку,

Шкуру содрали с башки, и он с окровавленной плешью,

С шишками бросился прочь, завывая от боли жестокой.

Вы ему крикнули вслед: «Возвратись! Научись хоть приличью!

Впредь ты со мной по-иному делись, а не то — пожалеешь!

Ну, а теперь убирайся, — еды раздобудь нам живее!»

«Мой государь, — я сказал, — если так, то я сбегаю с волком —

Кое-чего раздобуду!» Одобрили вы предложенье.

Изегрим плохо держался: кровоточил он все время,

Стонами мне надоел, я его подгонял, и мы вместе

Вскоре поймали теленка — ваше любимое блюдо.

Жирненьким был он, и вы, рассмеявшись, сказали мне много

Лестных, приветливых слов: со мною, по вашему мненью,

Двор не пропал бы. Теленка вы мне разделить поручили, —

Я же сказал: «Причитается вам, государь, половина,

А королеве — другая. Все, что внутри этой тушки:

Легкие, сердце и печень — принадлежит вашим детям.

Ножки возьму я себе, — любитель я ножек телячьих.

Самое вкусное — голову — я оставляю для волка».

Тут вы спросить соизволили: «Где, у кого ты учился

Чисто придворной манере добычу делить? Интересно!»

Я вам ответил: «Учитель мой — рядом: этот вот самый,

С плешью кровавой. Признаться, открыл он глаза мне сегодня.

вернуться

53

Но не хранится ли в памяти вашей большая услуга… — История болезни льва, рассказываемая далее Рейнеке, — первичное ядро эпоса. Только у Гете речь идет о болезни отца нынешнего короля, тогда как в ранних вариантах поэмы болен сам царствующий монарх и действие развивается вокруг этого события.

вернуться

54

Съесть вам придется немедленно волчью печенку. — Волчья печенка считалась в средние века лекарством от всех болезней; еще в XVIII веке эта «панацея» продавалась в германских аптеках.