До Малмыжа приблизительно сто сорок километров, и еще сотня до Уржума. По хорошей дороге на козлике можно и за день доехать, но тут пойдут тяжелогруженые грузовики, по дороге будут останавливаться и грузы передавать. Так что в первый день только до Малмыжа, в нем ночевка, а с утра дальше.

 Если я хочу поехать с караваном, то мне необходимо в понедельник подтвердить заказ и оплатить его. Тогда же можно сдать вещи, которые поедут в кузове. А можно и перед отбытием. Поеду я рядом с шофером, ночлег за свой счет. Питание тоже. Цену скажут в понедельник, прикидочно она будет около сотни. Чувствительно, но куда ж деваться.

 Ладно, здесь дела пока закончились, пойдем в гостиницу. Заодно ноги разомну еще разок, идти–то всего шесть кварталов до нее.

 По дороге я зашел в оружейную лавку, так, чисто поглазеть. И взгляд остановился на гранатах ГОУ–2. Я подозвал продавца и спросил, можно ли их купить. Он сказал, что гранаты продаются охотникам по предъявлению лицензии. А как быть неместным истребителям нечисти? А это надо пойти к муширу за разрешением. Мушир — это по местному частный пристав. А где его найти можно?

 Оказалось, что совсем недалеко. В канцелярии мушира меня записали на прием в пятницу после обеда. Ладно, пойдем пока законным путем. В Казани я никого не знаю, кто может неофициально продать гранату, а искать самому — велик риск загреметь в местную родственную организацию и долго доказывать, что у тебя нет никаких злонамеренных планов. Кирилл тут тоже никого, кто помочь может, не знает. Он вообще не любит оружие и берет его только в экспедиции. Если не получится — попробую кого–то поискать среди военных в Уржуме. Для того надо будет взять емкость с аптечным спиртом. Военные его очень любят: кто разбавленный, а кто и без воды. Обычно, чем больше нашивок за службу, тем меньше разводят.

 Итого список покупок растет: две канистры бензина, банка масла, спирт, еда и, возможно, гранаты. Может, еще что–то всплывет.

 День выдался насыщенным, и закончил я его визитом в книжный магазин, где купил роман в мягком переплете из жизни эльфов, а затем в продуктовую лавку за ужином. Ходить куда–то поесть я не стал, решил поужинать сдобою с молоком.

 Пришел в номер, разделся, залез на кровать с книгою и nbsp; — А много ли имущества?nbsp;

так провел время до ужина. Уnbsd>p;жин съел, почитал немного при свете керосиновой лампы. Свет лампы моим глазам не понравился, потому я отложил книжку и стал просто валяться. Романы из жизни эльфов я покупаю ради здорового смеха, ибо писанные там любовные интриги и антураж–это, прямо скажем, не имеет отношения к реальности. Поэтому читать романы такого сорта , написанные автором, этой жизни совершенно не представляющим, можно только смеясь. Больше половины романов в знаниях эльфийской жизни не идут дальше трех постулатов: в лесу живут эльфы, эльфы живут долго, у эльфов остроконечные уши. Поскольку для романа этого мало, остальное высасывается из пальца либо переносится из знакомой автору купеческой либо иной среды. Читаешь про то, как общаются главы враждующих эльфийских семейств, и тихо ржешь: как это похоже на нижегородских купцов. Разве что какой — нибудь Леголас в порыве гнева не говорит: 'Больше на кредит в моей лавке не рассчитывай!" Купеческую жизнь я знаю лучше, чем эльфийскую, но даже мои скромные познания жизни эльфов превышает уровень любого автора таких романов. Еще, когда прочитаешь до конца и отсмеешься, есть и следующая забава: считать, сколько ошибок на странице может допустить автор. Рекорд уже седьмой год держит госпожа Бояринцева из Зеленодольска — двадцать две. Она решила привести в тексте любовную записку на квенья. На шестнадцать слов именно столько ошибок.

 Сегодняшний автор Наталья Взаимнообоюднова (ох, это явно псевдоним) крепилась целых одиннадцать страниц, а затем написала, что эльф срубил небольшой мэллорн и развел костер, чтоб разогреть ужин. Зато любовная линия душещипательная и слезоточивая. Чего стоит героиня, которая восклицает, что впервые за двести восемнадцать лет своей жизни я так горячо полюбила! Во время чтения таких книг не рекомендуется что–то пить и есть. Однозначно опасно для жизни, ибо обязательно подавитесь от смеха.

 Продлив смехом свою жизнь, я решил отправиться спать. Надеюсь, во сне я не увижу, как долгобородые эльфы спорят друг с другом об оптовых скидках,и ,не найдя общего языка, расторгают помолвку своих детей…

 И они мне приснились,эльфы–купцы, торгующие мебелью, оптовый и розничный. И пленные орки, работающие в их мастерских. Редко такой сонный бред увидишь, но он значительно легче переносится, чем такой сон, как в командировке, когда чувствуешь себя захлебывающимся кровью. Проснулся, покрутил головою, удивился ночным несуразицам и пошел умываться.

 Значит, к муширу мне завтра, в контору в понедельник, в магазины и лавки еще рано, а чем бы заняться? Как–то получилось, что свободного времени уйма. Я явно сделал просчет, рассчитывая на быстрый отъезд из Казани. Ведь все–таки столица, здесь все быстро не делается.

 Ну, а с другой стороны, что так дергаться? Я ведь двигаюсь к цели, и даже достаточно близок. И известного мне пути надо пройти где–то триста километров. За спиной осталось гораздо больше. Будем считать это осадой. Там быстро проходишь десятки и сотни километров до города, а потом на последние десятки метров пути могут уйти недели и месяцы. Так что я как бы отрываю самую дальнюю траншею. При осадах мы рыли три их. Сначала роется дальняя, в полукилометре от города. В нашем случае до этой траншеи долетали только отдельные пули. Затем на середине расстояния между городским рвом и первой траншеей отрывается вторая. До нее пули старых аборигенских ружей долетали, но вот попасть в кого–то обороняющиеся могли только из энфилда. Я уже рассказывал, как нордлинги спорили на деньги, что в них не попадут из старых ружей, и регулярно выигрывали. Далее по правилам нужно копать третью на подступах к гласису, а для штурма — четвертую на гребне.

 Но командир наш решил, что мы и так сильно перестраховались, начиная с полукилометра, и стал вести подходы прямо к гребню. Траншеи при осадах роют несколько шире, чем в поле — для удобства перемещения, да и нужно таскать разные закрытия вроде бочек и мешков с землей, потому для удобства их уширяют. По правилам для пушки тоже надо было рыть широкую траншею, чтоб проволочь орудие по ней, но мы оба раза подтаскивали ее ночью. Делалось это просто, но слегка волнительно. Отрядный маг надевал плащ, у которого спина измазана белым так, что видно и в темноте, активировал заклинание 'Кошачий Глаз' и шел впереди. А сзади кряхтели канониры. Встретишь ямину, мешающую пушке, и негромко говоришь, чтоб приняли вправо. Ну и наготове имеешь заклинание щита. А утром уже прикрытая мешками с землей пушка разбивает ворота либо стену. Во втором случае снарядов уже было мало, потому в Каскелене били по воротам. А когда их было побольше — разбивали стену. К этому вынуждало и то, что в Сендере ворота прикрывались дополнительным барбаканом, то есть вынесенной вперед башней. И ворота в барбакане и ворота в стене были даже не на одной линии. Капитан долго выбирал самый слабый участок стены, потом плюнул и решил пробивать стену рядом с воротами.

 Оказывается, долбить глинобитную стену снарядами — это тоже наука. Командир нашей артиллерии сам стал к орудию и сам повел огонь. Первые снаряды местами попаданий как бы провели вертикальную черту на стене. А затем от нее повели горизонтальную черту попаданий влево. На двадцать седьмом снаряде хороший кусок стены рухнул. Когда развеялась пыль, оказалось, что из двенадцати метров стены, считая от дна рва, ухнули вниз метров восемь–девять. То есть со дна рва можно достать лестницей, плюс осыпавшаяся груда глины образовала обвал, по которому можно было и карабкаться. Дальше стали долбить вправо, чтоб расширить брешь. Ну, а стрелки и пулеметчики сбивали со стен всех, кто только появлялся. За ночь жители города немного завалили пролом баррикадою, поэтому ее разнесли с утра снарядами. А затем Эрдин скомандовал штурм.