Отряды распались на группы, словно на физкультурном параде. И вскоре на площади жарко разгорелось несколько костров. К кострам подъезжали тяжелые грузовики, нагруженные до самого верха книгами. Парни в коричневом бросали книги в огонь. Высокие столбы черного дыма поднялись к небу…
Берлин каждый час готовил приезжему новые сюрпризы. На улицах с утра и до позднего вечера гремели духовые оркестры, за ними бесконечными рядами маршировали молодчики в коричневой форме. На площадях устраивались парады, многолюдные митинги, на которых выступали видные деятели национал-социалистов, призывая молодежь искоренить на немецкой земле коммунистическую заразу, уничтожить евреев и готовиться к завоеванию жизненного пространства. Повсюду шли погромы еврейских лавок и магазинов. В эти же дни фашистский официоз «Дойче беобахтер» опубликовал постановление, обязывающее всех иудеев без различия возраста, пола, звания и имущественного положения носить на левой стороне груди особый знак, свидетельствующий об их расовой принадлежности.
«Отец» был прав, настойчиво рекомендуя мне посетить Берлин, — думал Василий. — Никакие статьи, как бы талантливо они ни были написаны, не могут создать даже приблизительного представления о том, что такое фашизм на практике…»
27 февраля, вечером, начался пожар рейхстага. Василий сначала не придал этому значения, — мало ли какие пожары возникают в городах! Однако из вечерних газет он узнал, что следственные органы считают поджог рейхстага делом рук коммунистов, и все понял. Тотчас поднялась новая волна террора по всей Германии. Специально созданные органы государственной безопасности арестовывали всех, кто подозревался в принадлежности или сочувствии к коммунистической партии, арестовывали и социал-демократов. Хватали евреев, сажали в товарные вагоны и отправляли в неизвестном направлении. Только самым богатым из них удавалось за баснословные деньги достать заграничные паспорта и выехать из Германии…
Чтобы не вызвать подозрений у окружающих своим бездельем, Василий связался с Берлинской конторой кинопроката. Разговаривал с ним по телефону директор конторы, Хойзингер. Он выразил свое удовлетворение приездом к ним господина Кочека и любезно сказал, что будет рад встретиться с ним сегодня, если, конечно, у господина Кочека нет более важных дел.
У господина Кочека не оказалось более важных дел, поскольку он приехал в Берлин исключительно с этой целью. Поэтому он сказал, что приедет к господину Хойзингеру в двенадцать часов дня. Кинопрокатная контора находилась в другом конце города — довольно далеко от центра. Василий взял такси.
Водителем оказался болтливый щупленький человечек средних лет. Василий у знал, что он не владелец машины, как многие берлинские таксисты, а работает у хозяина по найму. До этого же он два года был безработным. Сейчас, благодаря заботам фюрера, положение меняется — жизнь налаживается, количество безработных сокращается с каждым днем. Фюрер обещал работу всем немцам, а он не такой человек, чтобы не выполнить своих обещаний!.. Нет, в партии национал-социалистов не состоит, но на ближайших выборах будет голосовать за них… Зарабатывает не очень много, но это все же лучше, чем жить с женой и двумя маленькими детишками на жалкое пособие по безработице… Ничего, немножко терпения, и немцы тоже начнут жить как люди!.. Гитлер никому не позволит ограбить Германию, как грабили до сих пор. Он не станет платить ни единого пфеннига Антанте по проклятому Версальскому договору!..
Слушая разглагольствования шофера, Василий начинал понимать, почему значительная часть населения Германии поддерживает фашистов. Гитлер не только дает немцам работу, но и мастерски играет на их оскорбленном национальном чувстве, обещая в недалеком будущем завоевание жизненного пространства и господство над другими народами. И снова чувство беспокойства, смутной тревоги сжало сердце Василия…
Герр Хойзингер встретил его как старого знакомого, представил своим помощникам и, угощая гостя коньяком и черным кофе у себя в кабинете, приступил к деловым переговорам. Да, они хорошо осведомлены об успехах рекламы, изготовляемой фирмой «Жубер и компания», особенно в области кино. Кинопрокатная контора готова заключить договор на изготовление и поставку тематических объемных рекламных установок. Для начала — в целях рекламирования американских и французских фильмов, — вероятно, художники фирмы с этими фильмами знакомы. В зависимости от успеха этих рекламных установок может встать вопрос о рекламировании немецких фильмов, что значительно сложнее и ответственней: реклама должна явиться проводником современной немецкой идеологии…
Обсудив предварительные условия договора, Василий изъявил желание познакомиться с практикой кинопроката в Германии и посетить для этой цели еще несколько городов, — ну, скажем, Гамбург, Мюнхен, Лейпциг, Дрезден. Хойзингер обещал снабдить Василия рекомендательными письмами на имя руководителей филиалов. Письма эти будут доставлены к нему в номер завтра. А к возвращению господина Кочека из поездки будет готов и договор. Хойзингер согласился выдать аванс в счет будущих заказов и даже взять на себя часть расходов, связанных с поездкой Василия по стране.
На его вопрос, что произошло со второй конторой кинопроката, изъявившей в свое время желание установить деловые контакты с его фирмой, Хойзингер ответил:
— Видите ли, господин Кочек, уже более столетия дельцы еврейской национальности захватили все финансы Германии. Не вкладывая ни одной марки в индустрию, по способствуя развитию промышленности страны, они прибрали к рукам банки, торговлю, зрелищные предприятия, увеселительные учреждения и наживали колоссальные деньги… Понятно, что истинные хозяева страны — немцы — не могли терпеть до бесконечности этот хищнический грабеж. Поэтому сейчас евреям запрещено заниматься предпринимательством. По этой причине и закрыта кинопрокатная контора, владельцем которой был некто Лифшиц…
— Нужно полагать, что теперь ваша контора стала монополисткой в области кинопроката и не боится конкуренции, — сказал Василий, стараясь ничем не проявить своего отношения к этому чудовищному, но далеко не новому приему устранения конкурентов.
— Если хотите, да, — скромно ответил герр Хойзингер. — За последнее время оборот наш почти удвоился и имеет тенденцию к дальнейшему росту… Кризис кончился, экономика страны на подъеме, безработица ликвидируется, — следовательно, в кинозалах будет больше зрителей!..
Прежде чем уехать из Берлина, необходимо было побывать во французском посольстве и передать Понсэ рекомендательное письмо. Правда, за эти дни не возникло необходимости прибегать к высокому покровительству, но было бы неучтиво не передать послу письмо его друга.
Не зная, что Паризерплац, где находилось французское посольство, близко от гостиницы, Василий нанял такси и в одну минуту оказался у массивных ворот красивого особняка. Но проникнуть в посольство было не так-то просто. Верзила сторож, не слушая объяснений Василия, повторял одно и то же: «Если мсье нужно передать письмо господину послу, пусть оставит здесь, укажет свой адрес, и господин посол известит мсье о времени, когда его смогут принять». Василий написал на обороте визитной карточки название своей гостиницы и с письмом оставил у сторожа. Затем вернулся к себе. Для огорчения оснований не было: письмо Маринье он передал, а что его не пустили в посольство — это уж не его вина.
В Берлине больше делать было нечего. Рекомендательные письма Хойзингера лежали у Василия в кармане, и на следующий день вечерним поездом он уехал в Лейпциг.
Попутчиком Василия оказался плотный человек средних лет, по виду мастеровой. Они разговорились. Василий не ошибся: сосед по купе действительно был рабочим-металлургом, ехавшим в Лейпциг навестить родных. На вопрос, был ли он безработным, рабочий отрицательно покачал головой. Нет, он все время имел работу. Правда, работал по сокращенному графику, три дня в неделю, и зарабатывал мало, но все же ему жилось куда лучше, чем многим другим, совсем лишившимся работы… Да, в политической партии он состоял — был социал-демократом. Потом разочаровался и вышел из партии… Никаких репрессий со стороны новых властей он не боится. Кто и на каком основании может его тронуть, — ведь он добровольно и задолго до прихода к власти Гитлера отрекся от социал-демократии… Почему? Очень просто: руководители партии оказались болтунами, они умели говорить только красивые слова и ничего не делали для рабочих. А вот Гитлер — человек дела! Он выступает против плутократии, думает о социальном строе нового типа. Почему, спрашивается, социализм должен быть обязательно русского образца, — разве нет и не может быть других форм? Германия — высокоразвитая индустриальная страна и может развиваться по своему особому пути. Правду сказать, вожди немецкой социал-демократии вообще надеялись, что социализм преподнесут им на тарелочке, — иначе зачем было им отвергать предложение Тельмана о совместных действиях, когда коммунисты на последних выборах получили почти пять миллионов голосов? Объединись они тогда с коммунистами, — создали бы коалиционное правительство левого направления, и, уверяю вас, народ пошел бы за ними.
