— Мистер Кочек, я уверен, что вы знаете это не хуже меня!

— Хочу от вас получить подтверждение…

— Пожалуйста, подтверждаю: они приехали сюда, чтобы вести переговоры с американцами. Наши руководители наконец-то поняли, что дело идет к катастрофе и единственный выход из создавшегося положения — заключить мир с Западом и со всей силой обрушиться на русских. Если не победить, то хотя бы остановить их и не пускать к себе…

— Вижу, вы стали большим стратегом, Лемке! — Василий усмехнулся.

— Поневоле станешь, когда вокруг одни только твердолобые дураки!

— Будете ли вы присутствовать при переговорах?

— Нет, конечно, — меня дальше фойе отеля «Савой» не пустят.

— Окажите мне дружескую услугу — назовите фамилии и звания генералов, участвующих в переговорах.

Лемке долго молчал, потом махнул рукой и назвал пятерых немецких генералов.

Выдав Лемке в награду бутылку рома и три блока сигарет, Василий отпустил его.

Позвонил Маринье и снова назначил свидание на набережной у лодочной станции.

Маринье был взволнован, — Василий понял это с первых его слов, как только они сели в лодку и отчалили от берега.

— Я не спал всю ночь, — заговорил француз, — все думал о вашем предложении… Не знаю почему, но я решил помочь вам. Во всей этой истории для меня есть одно оправдание: американцы действительно поступают нечестно, собираясь предавать своих союзников. Надеюсь, потомство не осудит мой поступок и не сочтет меня изменником…

— Я думаю, что все честные люди отдадут вам должное, — сказал Василий.

Они условились, что Маринье будет делать короткие записи о ходе переговоров, а Василий придумает способ получения этих записей, поскольку частое появление Маринье на улицах или в ресторанах может вызвать у американцев подозрение.

Василий и Стамбулов долго ломали голову над тем, как получать записи Маринье. Решили, что лучше всего, если Маринье будет делать свои записи на папиросной бумаге, потом положит их в пустую коробку из-под сигарет и в условный час, прогуливаясь, бросит ее в мусорный ящик за углом отеля. Спустя короткое время свой человек достанет коробку из ящика.

— Но для этого нужно иметь своего мусорщика, — сказал Стамбулов.

— Подумаем и о своем мусорщике!

Василий вспомнил о здешнем антифашисте Дикмане, о котором говорил ему в свое время «отец», и отправился к нему. Дикман оказался упитанным, краснощеким человеком средних лет с гладко причесанными волосами. Он работал в конторе туристской фирмы.

— Ну что ж, придется вам помочь, — сказал Дикман, выслушав Василия. — Мы найдем надежного человека, наденем на него форму мусорщика, и в определенный час он подкатит ручную тележку к тому ящику, который вы укажете…

Стамбулов установил, что мусорные ящики опоражниваются три раза в день — в семь часов утра, в три часа дня и в девять часов вечера. Дикман, встретившись с Василием вторично, сообщил ему, что человек для роли мусорщика найден, форма и тележка имеются. Выбрав утренние часы, они сделали пробу, — все обошлось гладко.

Маринье записывал во время переговоров самое важное, а рано утром, положив свои записи в пустую коробку из-под сигарет, бросал ее в мусорный ящик. Чуть позже они попадали к Василию.

Переведя записи Маринье на русский язык, Василий шифровал их, а ночью Стамбулов передавал шифровку через своего знакомого радиолюбителя по условным позывным в Москву.

В Москве знали о содержании всех переговоров мистера Даллеса с немецкими генералами…

Весна 1945 года. Небывалая война, кровавая, изнурительная, приближалась к концу. Советские войска вели бои на земле фашистской Германии. Час расплаты приближался…

Василий, отличавшийся железным здоровьем, начал сдавать. Сказались годы напряженной, полной опасности работы. Его одолевали головокружения, мучила слабость, бессонница. Лиза настаивала, чтобы он хоть немного отдохнул. Василий долго сопротивлялся, но здоровье его с каждым днем ухудшалось, и он вынужден был просить у компании отпуск. Он и Лиза поехали в Швейцарские Альпы, надеясь, что чистый воздух в горах поможет Василию лучше всяких лекарств, врачей и санаториев.

Однажды, после длительной лыжной прогулки и сытного завтрака, они сидели у окна гостиной маленького пансиона, в котором остановились. Искрился на солнце нетронутый снег, к маленькой, затерянной в горах деревушке вели лыжные следы. Вокруг тишина — ни единого звука, словно все притихло, замерло в мире и нет в нем ни грохота пушек, ни крови, ни смерти, ни пожарищ…

Лиза негромко сказала:

— Наши бойцы приближаются к Берлину, а мы сидим здесь, наслаждаемся отдыхом… Господи, чего бы я не отдала, чтобы быть с ними, с ними войти в Берлин!.. Шагать по знакомым улицам и быть собой, а не какой-то миссис Кочек. Вслух думать, что справедливость восторжествовала… Знаешь, Василий, временами меня мучает стыд: я не могу не думать, что все эти годы я отсиживалась в тылу, а люди воевали по-настоящему…

Василий нахмурился, помолчал, чтобы не заговорить слишком резко, потом сказал:

— От тебя, друг мой, я не ожидал услышать такое!.. Разве мы с тобой не на самом переднем крае борьбы? Неужели тебе нужно объяснять, что есть частица и нашей с тобой работы в том, что бойцы Советской Армии стоят у стен Берлина?

— И все-таки…

— Никаких «все-таки»! Мы скоро вернемся домой, вернемся с высоко поднятой головой. Пусть нам не устроят торжественной встречи и не увенчают наши головы лавровыми венками. По мы-то с тобой знаем, каково нам приходилось, знаем, что мы сделали вое, что могли. А сделать это было, честное слово, трудно, чертовски трудно!..

Он положил свою большую сильную руку на руку Лизы, и она смущенно улыбнулась ему в ответ…

В августе 1945 года к зданию советской военной комендатуры в Берлине подкатил роскошный лимузин. За рулем сидел хорошо одетый мужчина атлетического телосложения, а рядом с ним красивая женщина.

Мужчина вышел из машины и, хлопнув дверцей, уверенно прошел в комендатуру.

— Мне нужно видеть господина коменданта, — обратился он к дежурному старшине на чистейшем русском языке.

— Кто вы и откуда? — поинтересовался старшина.

— Я американец, и у меня очень важное дело к коменданту, — ответил мужчина.

Старшина пошел докладывать и, возвратись, сказал:

— Комендант очень занят и принять вас сейчас не может.

— Да поймите вы, у меня важное, неотложное дело! Пожалуйста, попросите господина коменданта уделить мне пять минут.

Старшина вновь пошел к коменданту.

— Товарищ полковник, этот американец пристал как банный лист, говорит, у него важное, неотложное дело.

— Некогда мне возиться с ним! — ответил комендант, не отрываясь от бумаг, лежащих перед ним.

— Товарищ полковник, он — представитель союзной нам нации, по виду симпатичный и говорит по-нашему не хуже нас с вами!

— Ладно, — раз симпатичный, зови!

Американец вошел в кабинет с двумя чемоданами, большим и маленьким. Поставив их на пол, он сказал:

— Товарищ комендант, в этих чемоданах иностранная, валюта. Прошу вас вызвать представителя советской разведки, чтобы я мог сдать ему эти деньги.

Комендант удивленно посмотрел на посетителя:

— Скажите сперва — кто вы?

— По паспорту я — гражданин Соединенных Штатов Америки и зовут меня Ярослав Кочек. А по-нашему — просто товарищ Василий… Еду домой, не таскать же мне с собой такую кучу денег в иностранной валюте. Спокойнее сдать деньги представителю нашей разведки и взять с собой квитанцию.

Комендант понимающе кивнул, пригласил гостя сесть и вызвал к себе майора из разведки. Когда тот явился, комендант, улыбаясь, представил ему Василия.

— Прошу принять у меня иностранную валюту и дать расписку, — сказал Василий майору. — Вот в этом чемодане, — Василий указал рукой на большой, — сто тридцать пять тысяч американских долларов и двести восемьдесят тысяч швейцарских франков, а в маленьком — пять тысяч пятьсот долларов. Живя за границей более четырнадцати лет, я занимался коммерческой деятельностью и заработал эти деньги. Каждый месяц я брал себе определенную сумму на жизнь и вел запись. Из этого расчета откладывал три процента для уплаты членских партийных взносов.