— Неужели все смирились с существующим строем и никто не делает попыток бороться?

— Бороться?.. Трудно, очень трудно. — Вебер опустил голову и некоторое время молчал, потом взглянул на Василия. — Конечно, есть честные люди, ведущие посильную борьбу, но все это капля в море…

— Но ведь реки берут начало от маленьких ручейков, — сказал Василий.

— Конечно… Но случается и так, что ручейки высыхают, не успев влиться в большой поток…

— Бывает и так, — согласился Василий. — И все же, несмотря на тысячи препятствий, все в жизни стремится к конечной цели. Я понимаю, что небольшому числу честных людей неимоверно трудно бороться против гигантской государственной полицейской машины. Но даже сам факт сопротивления значит много, — по крайней море, весь мир будет знать, что не все немцы одобряют нацизм!

— Исходя из этих принципов, мы и действуем. Нас немного, но члены нашего кружка — верные, порядочные люди. Делаем мало, но это все, что мы можем пока… Нам нужна помощь! — закончил он, понизив голос.

— Придет время, мы поговорим об этом, — сказал Василий. — Сейчас мне нужна ваша помощь. Я приехал сюда как американец и представляю в Германии нефтяную компанию «Стандард ойл». Я открою в Берлине контору, мне потребуются сотрудники. Не можете ли вы порекомендовать юрисконсульта, дельного бухгалтера, письмоводителя, знающих языки, а лично для меня сторожа-садовника и служанку? Поймите меня правильно: нужны не борцы-антифашисты, а просто порядочные люди, не связанные с гестапо, — вот и все!

— Думаю, что сумею подыскать вам таких людей, Должны ли они знать, что мы с вами знакомы?

— Откровенно говоря, это нежелательно… Найдите юрисконсульта или бухгалтера и присылайте их ко мне сюда, сказав, что узнали от кого-то: американскому дельцу нужны, мол, работники.

— Как вы узнаете, что человек пришел к вам именно от меня? — спросил Вебер.

— Хотя бы по тому, что никто еще не знает, что мне нужны сотрудники, — следовательно, никто ко мне и не обратится.

— У меня на примете есть один юрист… Глауберг, Альберт Глауберг. Если вы не возражаете, он явится к вам сюда завтра вечером, в семь часов.

— Как вы думаете, он не находится под подозрением у гестапо?

— Дорогой Кочек, сейчас в Германии нет людей, не подозреваемых гестапо, — в полицейском государстве иначе не бывает. Насколько мне известно, Глауберг никогда не участвовал в политической борьбе, он человек скромный, малозаметный.

— По-вашему, ему можно доверять?

— Как вам сказать… До определенных пределов, но не больше…

— Понятно! Скажите этому Глаубергу, — пусть приходит ко мне!

Лиза пригласила Вебера к столу, но тот, сказав, что после восьми часов ничего не ест, поблагодарил и отказался.

— Не буду вам мешать! — сказал он, вставая.

— Скажите, а как в дальнейшем мы сможем связываться с вами? — спросил Василий.

— Мадам Марианна всегда может позвонить по телефону ко мне домой. Но, учитывая, что у нас подслушиваются все разговоры, лучше всего говорить в интимном плане… Вполне естественно, что я захочу встретиться с интересной дамой, назначу ей свидание… Кстати, у меня есть конспиративная квартира, где мы с вами могли бы изредка встречаться.

— В той квартире вы можете встречаться с миссис Кочековой, но не со мной. Немедленно возникнет подозрение: почему муж той женщины, за которой ухаживает Вебер, очутился у него… Я думаю, лучше всего показать, что мы с вами знакомы еще с Парижа: случайно встретиться на улице, на людях, громко изъявить свою радость. Тогда я смогу звонить вам по телефону, изредка встречаться с вами, даже приглашать вас к себе в гости или в ресторан поужинать.

— Это, конечно, можно, но…

— Что вас смущает?

— Как только в гестапо станет известно, что мы знакомы, меня немедленно вызовут туда…

— Ну и что?

— И прикажут следить за вами, сообщать обо всем, что я узнаю о вас. Не забудьте, вы американец, следовательно, подозрительны…

— В этом я тоже не вижу ничего страшного. Вы знаете, что я человек аполитичный, что цель моей жизни — делать деньги, и больше ничего!.. Вот об этом вы и сообщите гестапо…

— Не хотелось бы иметь с ними дело, — Вебер брезгливо поморщился. — Ну да ничего… Как говорят, с волками жить — по-волчьи выть. Пойдем и на это…

Уже провожая гостя, Василий, как бы невзначай, спросил, не знает ли он, где сейчас фрау Браун, и встречает ли он ее?

— Эльза Браун работает стенографисткой в иностранном отделе нацистской партии…

— Вот как! — От этой новости у Василия даже дух захватило.

— В отличие от Парижа, здесь, в Берлине, она ведет скромный образ жизни, нигде не показывается, избегает встречи со мной, — сказал Вебер.

— Не посоветуете, как нам установить связь с нею?

— По-моему, она не захочет этого…

— Понятно, что не захочет!.. Но зато нам очень хочется повидаться с нею и продолжить полезное знакомство. Нет, дорогой, как бы Браун ни отпиралась, нам нужно связаться с нею во что бы то ни стало!.. Шутка ли, иностранный отдел нацистской партии! Там ведь и плетутся все интриги.

— По-моему, Браун легче всего встретить на улице, — не слишком охотно сказал Вебер. — Со свойственной ей педантичностью, она выходит из дома ровно в половине девятого, спускается в метро, без пятнадцати девять выходит недалеко от рейхстага и идет к себе на работу… По вечерам ее иногда задерживают, и потому она не всегда возвращается домой в одно и то же время…

Василий проводил Вебера до самой калитки. Вернувшись, он застал Лизу стоящей у окна.

— На улице так темно, что хоть глаз выколи! — сказал он.

Лиза резко повернулась к нему:

— Скажи, Василий, какое впечатление ты вынес сегодня от Вебера?

— Самое благоприятное!

— Это правда?

— Правда. Но почему ты спрашиваешь об этом? Разве ты заметила в нем что-нибудь подозрительное?

— Нет, не заметила. Но поняла, что отныне мы целиком в его руках, если он ловкий провокатор, и нам не выбраться отсюда!

— Успокойся, дорогая! Раз и навсегда выкинь из головы такие мысли. Вебер никакой не провокатор, он интеллигент-антифашист. Разумеется, не такой борец, чтобы завтра свергнуть в Германии фашистский режим, но поверь моему опыту: он честный и порядочный человек, к тому же очень осторожный. Я сегодня окончательно убедился в этом.

— Дай-то бог, как говорится, чтоб было так!

— А тебе придется выполнить одну довольно неприятную работу, — Василий испытующе посмотрел на Лизу.

— Нужно так нужно!.. Я понимаю, что мы приехали сюда не для того, чтобы совершенствоваться в немецком языке… Что я должна сделать?

— Повидаться с фрау Браун. Не только повидаться, но и уговорить ее сотрудничать с нами по-прежнему. Ты только подумай, какие перед нами откроются перспективы, если она начнет давать нам информацию о тех кознях, которые подготавливают гитлеровцы против своих соседей и в конечном итоге против нас!

— Посоветуй, как к ней найти подход, и я постараюсь…

— Думаю, что с первой встречи ничего у тебя не получится. О поведении Браун могу рассказать тебе со всеми подробностями, как по открытой книге!.. Она будет отпираться, отказываться, просить, умолять оставить ее в покое и даже угрожать, что пойдет в гестапо и все расскажет. Причем все это, за исключением угрозы, она сделает искренне, из боязни разоблачения. Ну, а у нас с тобой имеются основания думать, что мы все же уговорим ее работать с нами!

— Противное и опасное дело! — как бы про себя прошептала Лиза.

— Не бойся, Браун шума не поднимет и в гестапо не пойдет. Но дело здесь мы затеваем действительно опасное! — согласился Василий…

Вскоре на фасаде четырехэтажного дома на оживленной улице, в самом центре Берлина, появилась новая вывеска — «Стандард ойл компани» — Берлинское отделение».

Контора состояла из четырех комнат — кабинет представителя компании, или директора Берлинского отделения, как обычно именовали мистера Кочека, большая приемная, комната, где сидели бухгалтер и делопроизводитель, и кабинет юрисконсульта. Василий приказал убрать старую мебель, оставшуюся от прежнего хозяина, и купить новую. Через несколько дней все четыре комнаты были обставлены с большим вкусом. Люди тоже подобрались, при помощи Вебера, неплохие: флегматичный, медлительный, малоразговорчивый, но отлично разбирающийся в запутанных статьях гражданского и коммерческого кодекса юрист Глауберг. Опытный бухгалтер Шульце, носивший усы, как у Вильгельма Второго, работавший в одной еврейской экспортно-импортной фирме и потому теперь не пользующийся доверием у хозяев-арийцев. Пожилой, седоволосый делопроизводитель Колвиц, свободно владеющий несколькими европейскими языками, но не добившийся успеха в жизни из-за пристрастия к спиртным напиткам, и, наконец, секретарша фрейлейн Лотта, рыжеволосая, голубоглазая девица с ангелоподобным лицом, умеющая печатать на машинке и стенографировать, — вот и весь персонал конторы.