— Ты пытаешься его восстановить? — удивилась Рапсодия. — Зачем?

Король болгов принялся разглядывать чертежи, лежащие перед ним.

— Если верить обрывочным сведениям о Намерьенской войне, сохранившимся в библиотеке Канрифа, одной из причин, не дававших Энвин в течение пятисот лет захватить горы, был именно этот прибор. Когда она наконец сумела приблизиться к Зубам, она первым делом уничтожила его. Такое мощное оружие может защитить горы и позволит сделать их действительно безопасным местом.

Несмотря на жаркий день, у Рапсодии по спине побежали мурашки.

— Акмед, ты считаешь, что горам угрожает опасность? Ее зеленые глаза потемнели от беспокойства. — Ты имеешь в виду какую-нибудь определенную угрозу, о которой не известно Союзу?

Король фирболгов пожал плечами:

— Опасность есть всегда, Рапсодия. Такого понятия, как вечный мир, не существует это только длинные паузы между военными действиями.

— Ты уверен, что вы с Анборном не родственники? — шутливо спросила Рапсодия.

— Если бы мне было суждено стать членом печально знаменитой семьи твоего мужа, думаю, Анборн единственный, кого я смог бы терпеть без мерзкого привкуса во рту. Я уважаю его способность плевать на то, что думают о нем другие. Но если серьезно, не забывай: я охраняю гору и Спящее Дитя, которая является ключом к Подземным Палатам ф'доров. Даже в мирное время мне необходимо сохранять бдительность и быть готовым ко всему. Риск слишком велик. А поскольку ты тоже амелистик Спящего Дитя, тебе не меньше моего следует заботиться о ее безопасности. Так вот, мне требуется твоя помощь.

Рапсодия вздохнула, затем осторожно отделила верхние листы пачки от более старой и хрупкой страницы и отдала их Акмеду, а сама принялась изучать ту, что оставила себе. Листок оказался очень тонким и сильно потрепанным по краям. Надписи на нем были сделаны на языке, который Рапсодия узнала сразу, — язык лиринских Певцов, которых готовили стать Дающими Имя, язык древних сереннов, предков тех, кто жил на ее погибшей родине.

— Здесь стихотворение, что-то вроде вступления, — сказала она, разглядывая едва различимые чернильные строчки. — Сереннский язык базируется на нотной грамоте, и потому его трудно перевести на разговорный.

— Ты справишься, — нетерпеливо заявил Акмед.

— Это что-то вроде коротенькой песенки с припевом, точнее, слова к песне, и они звучат примерно так:

Семь даров Создателя,

Семь цветов света,

Семь морей в большом мире,

Семь дней в неделе,

Семь месяцев земли под паром,

Семь исхоженных континентов сплетают

Семь веков истории

В глазах Бога.

Рапсодия слегка повернула страницу, чтобы на нее падало больше света.

— Она записана как музыкальное произведение, в основе которого лежит простейшая гамма — октава, состоящая из семи нот, а восьмая повторяет первую. Мне кажется, это только часть стихотворения, остальное потеряно.

— А ты понимаешь, что оно означает? — встрепенулся Акмед.

Рапсодия тяжело вздохнула:

— Не очень, если не считать того, что это перечисление жизненно важных вещей, которых семь. — Она нахмурилась. — Но как мне представляется, одна строка выпадает из общего ряда — «Семь даров Создателя». Насколько я — знаю, стихии называют Пятью дарами — огонь, вода, земля, воздух и эфир. Не понимаю, что тут имеется в виду.

— А еще что-нибудь можешь прочесть?

— Здесь приведен список имен рядом со словами, обозначающими цвета радуги. Прочитать?

— Да.

Рапсодия убрала выбившийся локон за ухо и склонилась над страницей.

— Они помечены музыкальными знаками диез и бемоль, почти как знаками отрицательного и положительного, — все, кроме последнего.

Лизель-ут, красная, Тот, кто сберегает кровь, и Тот, кто пускает кровь,

Фрит-ре, оранжевая, Тот, кто зажигает огонь, и Тот, кто убивает огонь,

Мерте-ми, желтая, Тот, кто несет свет, и Тот, кто гасит свет,

Курх-фа, зеленая, Тот, кто прячется в траве, и Тот, кто ворожит на полянах,

Бридж-соль, голубая, Тот, кто преследует облака, и Тот, кто зовет облака,

Луаса-эла, синяя, Тот, кто бежит от ночи, и Тот, кто призывает ночь,

Грей-си, Новое начало.

Когда Рапсодия снова подняла голову, ее лицо было очень бледным.

— Что ты нашел, Акмед? — взволнованно спросила она. — Это древняя магия, священное и тайное заклинание. Мне очень не нравится, что пришлось произнести его вслух. Только самые уважаемые из Дающих Имя в нашем старом мире имели к нему доступ. Эти слова составляют суть шифра, основанного на вибрациях, он дает могущество музыке Певцов, целителям, волшебникам, творящим заклинания, — иными словами, тем, кто мог брать силу у вибраций живого мира.

Акмед молчал. Он и сам пользовался вибрациями, обладая врожденной способностью улавливать и находить биение сердца нужного ему человека. Именно этот дар сделал его самым знаменитым наемным убийцей, когда он жил по другую сторону Времени.

— И что ты намерен делать после того, как восстановишь прибор, Акмед?

Отдавая листок, Рапсодия твердо посмотрела в глаза королю фирболгов. Он улыбнулся:

— То же самое, что ты попросила сделать меня здесь, в Яриме: постараюсь обеспечить твоим подданным спокойную жизнь.

— И почему я тебе не верю? — покачала головой Рапсодия, вставая с земли и отряхивая красную глину с платья.

— Потому что, несмотря на твой выбор мужа, ты не дура. Пошли. Думаю, после обеда еще осталось немного каши или жаркого, так что вечером, когда вернешься во дворец, ты сможешь с полным основанием поблагодарить Ирмана Карскрика за гостеприимство.

></emphasis>

В открытом море

УПРАВЛЯЮЩИЙ СЕНЕШАЛЯ заметил землю раньше матроса, сидевшего в «вороньем гнезде».

— Земля, милорд! — громко крикнул Фергус, стараясь перекрыть рев ветра.

Сенешаль кивнул и вперил сумрачный взгляд в далекий серый горизонт.

— Еще долго? — спросил он капитана, и его голос показался тому каким-то сухим и скрипучим.

— Придется пройти вдоль побережья, милорд. Лиринские земли от Сорболда и Авондерра отделяют очень опасные рифы. До порта Фаллон примерно дней пять или неделя.

Сенешаль кивнул, стараясь заставить замолчать нетерпеливый голос, звучавший у него в голове. Он вслушивался в вой ветра и песню парусов, которые раздувались и снова опадали, и так множество раз за день — с каждым мгновением цель его путешествия становилась все ближе. Он закрыл глаза, позволив солнцу, сияющему на безоблачном небе, коснуться век.

Скоро.

Городская площадь, Ярим-Паар

ВОПРЕКИ ВСЕМ УСИЛИЯМ Ирмана Карскрика, когда к вечеру появились Акмед, Грунтор и рудокопы-фирболги, площадь Ярим-Паара была полна народу.

Четвертый отряд армии Ярима был отправлен на помощь первым трем — они выстроились на городской площади вокруг древнего обелиска и оттеснили шумную толпу на примыкающие к площади улицы, подальше от высохшего Энтаденина. Но весть о приближении фирболгов распространилась по столице подобно степному пожару, и по мере того как день стал клониться к вечеру, все больше и больше горожан собиралось на подступах к площади, надеясь хотя бы одним глазком взглянуть на происходящее. К тому моменту когда болги в сопровождении стражников, возглавляемых Таризом, добрались до центра, в Ярим-Пааре царила карнавальная атмосфера, люди размахивали факелами, предаваясь необъяснимому веселью, стоял ужасный шум.

— О, вы только посмотрите! Как много свежего мяса! — громко произнес Грунтор, и солдаты эскорта его услышали. — Ой любит пообедать свежатинкой, они такие сладкие на вкус. Карскрик знает, как достойно встретить фирболгов. Чудесный хозяин, не правда ли, сэр?

Ехавший немного впереди Тариз обернулся и испуганно посмотрел на великана сержанта, а потом перевел взгляд на короля болгов.