Но в какой-то момент времени не только перед паствой, но и перед самой Церковью как земной организацией, которая сама существует не в «четвертом» измерении, а в «большом» социуме, такие вопросы встают в полный рост. Становится очевидным, что «умеренная» хозяйственная доктрина христианства, асоциальная по своей сути, сегодня не устраивает никого. Остается выбор двух достаточно «социально заточенных» доктрин:

а) «святоотеческая» доктрина (идея коллективизма, общественной собственности и т. п.);

б) «протестантская» доктрина (ориентация на прибыль, частная собственность, наемный труд и т. п.).

И церковная иерархия делает выбор в пользу «протестантской» доктрины. Выбор этот не афишируется. Иногда он даже прикрывается небольшими дозами антикапиталистической риторики.

Наши церковные власти порой критикуют отдельные стороны сложившейся в России социально-экономической системы, но при этом не дают принципиальной и целостной духовной ее оценки. Здесь мы имеем в виду, прежде всего, такой документ, как «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» (принят на Архиерейском Соборе РПЦ в 2000 году). Также можно отметить «Соборное слово XI Всемирного Русского Народного Собора», посвященное проблеме богатства и бедности в мире и современной России (март 2007 года) и т. д. К большому сожалению, подобного рода документы не дают сколько-нибудь ясного представления о том, каков социально-экономический идеал нашей православной Церкви, и даже могут создавать иллюзии относительно того, что капитализм и христианство способны уживаться и даже в чем-то дополнять друг друга.

В своем ощущении отсутствия внятной позиции нашего церковного руководства по социально-экономическим вопросам я не одинок. Например, А. Журавлев в своей статье «Религиозная этика и бизнес» в начале 2004 года писал: «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», принятые юбилейным архиерейским собором в августе 2000 года, к сожалению, не дают ясного представления о православном взгляде на экономическую жизнь во всем ее разнообразии. Возможно, это является следствием компромиссного характера данного документа, четко формулирующего позицию РПЦ в основном по вопросу собственности: «Церковь признает существование многообразных форм собственности. Государственная, общественная, корпоративная, частная и смешанные формы собственности в разных странах получили различное укоренение в ходе исторического развития. Церковь не отдает предпочтения ни одной из этих форм…» Видимо, «Основы социальной концепции…» – не тот документ, в котором пристало разбирать в подробностях макроэкономическую и даже политэкономическую проблематику. Однако когда автор, готовя эту статью, обратился в службу коммуникации Московской патриархии с просьбой назвать иные, кроме «Основ…», источники, имеющие отношение к экономическим воззрениям русского православия, ответа не было»[42].

Однако как раз в начале 2004 года на свет появился «православный» документ, имеющий отношение к экономической проблематике, – «Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании» (он разрабатывался при активном участии наших церковных властей и был принят в феврале 2004 года на VIII Всемирном Русском Народном Соборе). Мне пришлось провести детальный анализ данного документа, в результате которого я пришел к следующему выводу: «Свод нравственных принципов» призван лишь упорядочить «дикий» капитализм в России и придать ему некий вид «цивилизованного» капитализма, а погоню бизнеса за прибылью узаконить как «норму» нашей жизни (на языке разработчиков документа это называется «православное предпринимательство»). В этой связи у меня родилось предложение дать ему более короткое и точное название: «Моральный кодекс строителя капитализма»[43]. Некоторые скажут, что автор данной книги слишком строг и придирчив в своей оценке. Но, слава богу, он не одинок в своей оценке.

Вот что пишет по поводу данного документа современный исследователь капитализма Александр Молотков: «Даже при самых благонамеренных попытках христианского оправдания предпринимательской деятельности, основанной на личном интересе, при самых обтекаемых и сбалансированных формулировках, никогда не преодолевается этот принципиальный нравственно ущербный барьер – служения себе. К сожалению, наглядный пример подобной ущербной (если не сказать извращенной) попытки христианского оправдания предпринимательской нравственности дает „Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании“, принятый в феврале 2004 года на Всемирном Русском Народном Соборе. Этот документ невозможно читать без какой-то внутренней тошноты, настолько густо он замешан на духовно-нравственном лукавстве. Каждый его пункт, каждая его мысль, как бы высоко и благородно ни поднимались, в итоге все равно замыкается на себя, на отчужденную от общества самость предпринимателя, ищущего даже в самых высоких заповедях личный предпринимательский интерес. В этом документе нет ничего специфически христианского или русского, в своей нравственной обтекаемости он вполне удовлетворит и любого предпринимателя-иудея (что, видимо, и подразумевалось разработчиками), так как всегда оставляет некоторую нравственную нишу для относительно личного понимания меры экономической справедливости в отношениях с обществом и ближними. Это же относится и к мере жертвенности и благотворительности – в любом случае она ограничивается личной (остаточной) мерой достатка, которую предприниматель определяет для себя сам. В то время как христианское понимание жертвенности предполагает полную самоотдачу Богу и ближнему по примеру „лепты вдовы“ (Мк. 12: 41–44)»[44].

Под эгидой Московской Патриархии РПЦ все чаше стали проводиться семинары, круглые столы и конференции с достаточно непривычной для нашей церкви тематикой: «православный бэнкинг», «православный фандрейзинг», «православные эндаунтменты», «православные финансовые инструменты» и т. п. Слова исключительно иностранные, которые и на Западе появились сравнительно недавно, когда там уже прочно утвердился капитализм. Часть нашей церковной иерархии, видимо, хочет не отставать от «прогресса» и внедрять капитализм не только в стране, но и внутри церковной ограды. Появляются сообщения о том, что в Патриархии обсуждаются проекты создания и использования в интересах Церкви «православных эндаунтментов» (фондов, инвестиционные доходы которых могут использоваться на финансирование текущих расходов церкви, а основной капитал остается в неприкосновенности) и различных «православных финансовых инструментов» (банковские депозиты, ценные бумаги)[45].

Все это в точности повторяет тот путь, по которому шла католическая церковь, которая сегодня превратилась в весьма профессионального игрока на финансовых рынках и вполне вписалась в «рыночную экономику»[46].

Справедливости ради отметим, что попытки «вписаться» в «рыночную экономику» наблюдались в нашей церкви до 1917 года, однако они тогда своевременно пресекались; свободные средства церкви могли размещаться лишь в государственных учреждениях (Государственный банк, Министерство финансов). Дадим небольшую справку по данному вопросу: «Все церковные денежные капиталы должны были в обязательном порядке помещаться в государственные ценные бумаги и храниться в Государственном банке. Когда в 70-е годы XIX века появились городские и частные банки, платившие больший процент, чем Госбанк, и церковные учреждения стали помещать в них свои средства, правительство оценило это как преступление, и в 1882 году Синод отдал строжайший приказ передать все церковные вклады из частных банков в Госбанк и впредь не иметь дела с частным денежным рынком»[47].