Корни улегся на матрасе, брошенном на пол в комнате, которая когда-то была столовой. Дэйв уже спал возле дальней стенки, с головой завернувшись в груду одеял и отгородившись баррикадой из стульев. Кайя устроилась напротив двери в гостиную, обняла подушку и немедленно уснула. Луис лег с ними по соседству.

Корни пошевелил пальцами, глядя, как суставы двигаются под тонкой резиной. Перчатки уже потускнели. Утром они, возможно, станут ломкими. Парень осторожно вынул руку из перчатки и притронулся к подушке Луиса. Тонкая ткань мгновенно расползлась, наружу полезли растрепанные перья. Словно зачарованный, Корни наблюдал, как они медленно разлетаются в бледном свете, льющемся из окон.

Луис повернулся во сне. Несколько перьев запутались в его косичках, одно прилипло в уголке рта и трепетало при каждом вдохе и выдохе. Корни представил, как оно щекочется, и ему захотелось убрать его. Он поднял руку.

Глаза Луиса приоткрылись.

— Куда смотришь?

— Ты болтал во сне, — быстро соврал Корни. — Нес какую-то чушь.

Луис что-то буркнул и повернулся на другой бок.

Корни натянул перчатку. Его сердце колотилось, и спать расхотелось совсем.

«Он мне нравится, — подумал Корни в ужасе, и этот абсурд, в довершение всего остального, привел его в бешенство. — Блин. Он мне нравится».

* * *

Кайю разбудил солнечный свет, бьющий в огромные окна. Корни растянулся рядом. Он слегка похрапывал и каким-то образом ухитрился намотать на себя все ее одеяла. Дэйв и Луис исчезли.

Рот Кайи совсем пересох. Девушке так хотелось пить, что ее даже не волновало, где она находится и что случится дальше. Она добралась до ванной и вдоволь напилась из-под крана. Вода на вкус отдавала железом. Железо было везде, оно пузырилось в трубах и сочилось с потолка.

Кайя отправилась на поиски еды, и тут ее внимание привлек странный шум, напоминавший звон монет.

Запах плесени усилился, и девушка вдруг почувствовала, что ее ореол исчезает. Она взглянула на ладонь. Та была зеленой, как трава. Кайя пошла на звук. Он привел ее в комнату, где стоял полуразвалившийся диван, а в камине горел огонь.

У окна стоял человек средних лет, на плече которого висела переполненная курьерская сумка. Он увидел Кайю и сразу заговорил. Но вместо слов у него изо рта посыпались медные монетки. Они звонко забренчали по паркету, раскатываясь во все стороны.

Луис положил руку ему на плечо.

— Ты делал то, что я сказал? — спросил он, нагнулся и начал собирать монетки. — Я знаю, металл на вкус как кровь, но ты должен себя заставлять.

Человек кивнул и указал на свой рот.

— Лекарством служат твои же слова. Ты должен их проглотить. Каждую монетку!.. Ты утверждаешь, что так и делал?

На этот раз мужчина заколебался.

— Часть потратил, да? Только не говори, что ходил в «Койнстар» или еще какое-нибудь идиотское место!

— Угу, — промычал мужчина, и на пол упала еще монетка.

— Иди и ищи остальные. Это единственный способ вылечиться.

Луис скрестил руки на груди. Накачанные мускулы проступили под тонкой футболкой.

Кайя подумала, что на самом деле она знала о фейри очень мало.

Мужчина явно хотел что-то сказать, возможно, намекнуть, что он обойдется и без чужих указов, но вместо этого кивнул, тщательно собрал с пола оставшиеся монетки, пересчитал их, ссыпал в сумку и вышел без всякого намека на благодарность.

— Я велел тебе не показываться, — хмуро сказал Луис, поворачиваясь к Кайе.

— Со мной что-то творится, — объяснила девушка. — Проблемы с ореолом.

Луис застонал.

— Хочешь сказать, что мой клиент видел перед собой зеленую девушку с крыльями?

— Нет. Просто мне требуется больше усилий, чтобы замаскироваться.

— Железо города быстро вытягивает из фейри магическую силу, — со вздохом сказал Луис. — Вот почему они тут не живут, если у них есть выбор. Только изгнанники и те, кто в силу разных причин не может вернуться к своему двору.

— А почему они не могут присоединиться к другому двору? — спросила Кайя.

— Думаю, некоторые так и делают. Но это опасно. Их могут убить с такой же вероятностью, как и принять. Вот они и живут здесь, а железо медленно пожирает их.

Он еще раз вздохнул.

— Если тебе реально плохо, то есть лекарство. Оно называется «Никогда» и помогает от железной болезни. Сейчас я не могу его тебе дать, но…

— «Никогда»? Это как в поэме: «Каркнул ворон…»

— Так брат его назвал. — Луис тряхнул головой. — Это лекарство дарует людям магическую силу. Превращает нас почти в фейри. Возвышает. Но его нельзя принимать чаще чем раз в день, два дня подряд или больше одной порции зараз. Никогда. Кстати, держи своего приятеля от него подальше.

— Конечно, — сказала Кайя и подумала о голодных глазах Дэйва.

— Хорошо. Ты готова идти?

Кайя кивнула.

— Еще один вопрос. Слыхал ли ты о проклятии, когда увядает все, к чему ты прикасаешься?

Луис кивнул.

— Вариации на тему царя Мидаса. Все, к чему ты прикасаешься, превращается в… Дальше надо вписать нужное слово. Золото. Дерьмо. Мармелад. Весьма сильное заклятие. — Он нахмурился. — Только совершенно чокнутый или по-настоящему разъяренный фейри может наложить такое мощное проклятие на смертного.

— А ты знаешь, как исцелиться от проклятия Мидаса?

— Морская вода. Мидас нашел реку с соленой водой и исцелился. Думаю, океан подошел бы лучше. Но принцип тот же. Нечто с солью.

В комнату, широко зевая, вошел Корни.

— Что происходит?

— Итак, Нейл. — Луис бросил взгляд на перчатки. — Рассказывай. Она прокляла тебя по ошибке?

Корни тупо моргнул, поскольку напрочь забыл псевдоним, придуманный вчера. Потом до него дошел смысл вопроса.

— Нет, — сказал он. — Я навлек на себя проклятие умышленно.

Глава седьмая

Ночь будет певучей и нежной,
А думы, темнившие день,
Бесшумно шатры свои сложат
И в поле растают, как тень.
Г. У. Лонгфелло. Дня уж нет.[7]

Над заброшенным владением Антермейер шел снег, укрывая грязь и мертвую траву призрачным белым пологом. Остатки усадьбы, частично уничтоженной пожаром, просвечивали сквозь голые ветви сада. Широкая каминная труба возвышалась, как башня, оплетенная сухими виноградными лозами. Под остатками шиферной крыши подданные Зимнего двора наспех разбили лагерь.

Ройбен сидел на низкой лежанке и смотрел, как в его покои входит Этайн. Она двигалась так легко, будто не шла, а парила над землей. Ройбен был совершенно невозмутим. Когда один из стражей схватил его сестру за руку и вынудил споткнуться на пороге, лицо короля выразило только легкое недовольство ее неуклюжестью. Перед ним стояли графины с настойками из клевера и крапивы, блюда с охлажденными фруктами и тарелки с маленькими птичьими сердечками, блестевшими свежей кровью. Ройбен ел виноград, не выплевывая семечек. Они хрустели у него на зубах.

— Этайн, добро пожаловать.

Она нахмурилась, открыла рот, поколебалась, и сказала просто:

— Моя госпожа Силариаль знает, что нанесла Зимнему двору смертоносный удар.

— Я не знал, что твоя госпожа любит хвастаться, тем более через посредников. Иди сюда, попробуй фруктов. Они остудят твой горячий язычок.

Этайн молча подошла к столу и примостилась на самом краю лежанки. Ройбен протянул ей агатовый кубок. Она сделала маленький глоток и поставила кубок на стол.

— Тебя раздражает необходимость быть вежливой со мной, — сказал он. — Полагаю, Силариаль приняла во внимание твои чувства, когда выбирала посланника?

Этайн безмолвно созерцала земляной пол. Ройбен встал.

— Ты ведь умоляла ее послать кого-нибудь другого, да? — спросил он мстительно. — Возможно, даже призналась, как тяжело тебе видеть, во что превратился твой брат!