Военной учебно-инструкторской школы
подполковник Хартлинг
- Ну и дела творятся, переворот за переворотом!
Подполковник Хартлинг снова ощущал на своих плечах жесткость погон, но не прежних из золотого галуна, а защитных, пара которых нашлась в разграбленной квартире. На них, ввиду полной никчемности, никто из любителей чужого добра не покусился. Впрочем, кое-что уже стали возвращать прежним владельцам. Закройщик утром принес в свертке его саблю, которую уволок во время «демократизации», мотивируя тем, что спас оружие специально, чтобы вскорости возвернуть любимому офицеру. Глядя в эти наивно-честные глаза воришки, Хартлинг только горестно усмехнулся – «сознательность» во всех моментально проснулась после высадки на Русский остров целого батальона японцев.
«Выборное» начальство и семь десятков юнкеров из числа «пропахших большевизмом» заводил ввергли в то же самое узилище, из которого освободили всех офицеров. Предложив последним немедленно приступить к выполнению обязанностей, привести юнкеров в надлежащий, положенный всякому воинскому чину вид, и строго соблюдать военную дисциплину согласно уставу. Глядя на примкнутые к «арисакам» острые кинжальные штыки, играющие бликами на солнце, бесстрастные лица восточных соседей, готовых воткнуть в живот наточенную сталь в любой момент, мятежные прежде юнкера моментально «прониклись существом текущего момента».
Именно так, как любят говорить на публику сами большевики – порядок на Русском острове был молниеносно восстановлен, а приказы офицеров гарнизона и училища теперь ревностно исполнялись, а не обсуждались – будто славное довоенное время вернулось.
Опешившие от всего случившегося офицеры только недоуменно переглядывались, но на них тут же обрушился водопад сообщений, одно другого стоившие. Во-первых; красных в Иркутске раздавили, «Верховного Правителя» адмирала Колчака освободили, золотой запас бывшей Российской империи вернули. Теперь белые сами перешли в наступление, начисто уничтожив авангард красных, гонят их обратно, пока к Енисею. Во-вторых; образовано «коалиционное демократическое правительство Дальне-Восточной России», потому местная «Управа» из общественности, земцев и эсеров «приказала долго жить» - ее представители были немедленно делегированы в Иркутск. В-третьих; перед замершим строем юнкеров прочитали приказ по армии и воззвание правителя ДВР генерала от инфантерии Каппеля – вот тут всех тряхнуло хорошенько, даже шепотков по замершим шеренгам не прокатилось, настолько все были потрясены.
После короткого обсуждения офицеры школы пришли к единому мнению – раз содержание, оставшись неизменным, определяет форму, то появление некоторых атрибутов в обмундировании и обращении как уступку «завоеваниям революции» можно перетерпеть. Более того, единодушно решили – теперь большевикам и партизанам будет трудно раздувать звериную ненависть к «золотопогонникам», которых просто не стало – у них всех защитного цвета погоны на плечах, с зелено-белой сибирской окантовкой, а «товарищей офицеров» уже контрой назвать невозможно по определению.
Как и выступить против власти истинно «Народных Советов», что воцарились сейчас по территории Восточной Сибири!
В определенной мере возвратился консервативный земской уклад, а отнюдь не прежняя политическая совдеповская шайка-лейка, собиравшая ранее одних беспринципных демагогов. Обычные нормальные рабочие органы власти, из тех же уже выбранных крестьянами волостных старшин и городских «гласных» - вполне легитимное управление, как ни крути, из которого просто вывели болтунов и всяких там «товарищей».
Из Владивостока отправленные туда на разведку офицеры приехали в самом приподнятом настроении. «Союзники» сейчас дружно выступили единым фронтом – везде патрули, митингов не проводят, красные флаги с улиц и домов начисто исчезли. Нет и спустившихся с сопок партизан – их разоружили и надежно запрятали под крепким караулом вместе с вышедшими на свою голову из подполья большевиками. Все части гарнизона, еще толком не «разболтавшиеся» во внезапно нахлынувшем революционном угаре, спешно приводят в нормальный воинский вид, офицеров и генералов уже вернули на прежние должности.
Но отнюдь не всех – тех, кто проявил «недостойную слабость», настоятельно убедили написать рапорта по «болезни». А потому отбыл с Русского острова полковник Плешков с переводом в резерв чинов округа – споров погоны, он снял и форму, ходил в заключении в фуфайке. Потому начальником школы был назначен полковник Рубец-Мосальский, сразу взявший всех подчиненных в оборот, наведя строжайшую, прямо аракчеевскуюдисциплину – теперь у него боялись даже пикнуть.
Подполковник Хартлинг получил под командование 1-й батальон и тут же ошарашил юнкеров новостью – согласно приказу главнокомандующего они теперь будут учиться нормальный двухлетний срок, как в доброе старое довоенное время. А для подготовки юнкеров из 2-го и 3-го батальонов отводится немыслимый раньше срок - ровно один год – тех из них, кто выйдет из училища по первому разряду, произведут в прапорщики, по второму в старшие унтер-офицеры.
В заключение Карл Николаевич добавил в полной тишине, что жалование всем увеличат и выплачивать его станут в течение службы исключительно полновесными золотыми империалами – лица у всех юнкеров и офицеров разом прояснели, жизнь и так ведь стала слишком дорогой, бумажные деньги стремительно обесценивались. А потому доверие военнослужащих к главнокомандующему и правителю ДВР генералу Каппелю моментально возросло, тем более, сейчас везде твердо осознали, что политические демагоги влияния на армию лишены начисто. Отныне все военные «товарищи» только для себя, для других «господа», а те для них полноправные «граждане», коих следует защищать от разных напастей в виде партизан и большевизма.
- Теперь дела совсем по-иному пойдут!
Одесса
командир танка «Генерал Скобелев» ВСЮР
поручик Трембовельский
- Господа, мы должны пробить путь, иначе всех ждет смерть! Александр Дмитриевич, давайте я вас сменю.
Поручик в изнеможении уселся на банку, вытирая залитое потом лицо. Несмотря на мороз, всем четверым было невероятно жарко. Вот уже два часа, сменяясь, через каждые пять минут, оба танкиста, военный летчик, взятый в качестве моториста, и один гражданский, интеллигентного вида, ставший представителем от пассажиров, лихорадочно долбили лед ломами, пробивая дорогу вперед к открытой свинцовой глади моря своему утлому челну. Проламывая еще тонкий лед, все они боялись только одного – как бы не утопить какой-нибудь лом, а то и обе тяжелые железяки – тогда все будут обречены. И маленький экипаж катера, и транспорт «Дон» со всеми пассажирами – ведь там нет продовольствия, почти отсутствует топливо.
Слишком тонким пошел теперь лед, человека не выдержит, пробивается легко, всего с одного сильного удара. До вожделенного моря уже близко, рукой подать, но только набегающие на льдины волны сильно препятствуют продвижению к заветной цели…
- Все, господа, мы прошли!
Поручик устало уселся на банку, прямо на носу, положив рядом лом. Катер, порыкивая мотором, устремился к видневшемуся на рейде дредноуту «Император Индии». Ощутимо покачивало на волне, соленые брызги щедро окатывали случайно собранный экипаж. Трембовельскому сейчас показалось, что мокрая шинель даже немного обсохла, что было странно, но, тем не менее, ему сейчас стало тепло. И поручик пристально смотрел на приближающийся в паровой дымке огромный английский линкор, где из пяти башен топорщились мощные орудия, обхватом с корабельную сосну.
Британские моряки их давно заметили, с борта вывалили металлический трап, к нижней площадке которого подплыл катер. Два матроса крепкими руками подхватили шагнувшего к ним поручика, танкист рванулся вперед и зацепился шинелью. Раздался треск…
- Твою же мать!
Танкист выругался – шинель не обсохла, она просто насквозь промерзла, одна пола оторвалась и со стуком упала на площадку. Англичане и русские рассмеялись, после чего матросы живо принялись подхватывать окоченевших «гостей» и поднимать их на палубу. Через несколько минут Трембовельский со своими попутчиками очутился в теплой каюте с бокалом виски в руках, уже снявши злополучную шинель и постукивая зубами от холода. У хозяев нашелся офицер, хорошо говорящий по-французски, а так как все русские в той или иной степени еще с гимназических времен его знали, то пошла крайне оживленная беседа. Вот только поговорить им не дал появившийся в дверях офицер, пригласивший Трембовельского, как старшего среди русских, и поручика Дроздова – второго из танкистов, а с офицерами также интеллигента, на беседу в адмиральский кабинет. Русский пилот остался в гостеприимной каюте, понемногу прихлебывая крепкий и душистый ром, что предложили ему отведать радушные хозяева…
