Помощи ждать неоткуда – в Сибири произошла катастрофа, «Верховный Правитель» и золотой запас в руках большевиков. Возможно, сопротивление на севере – в Мурмане и Архангельске – а также в далеком Забайкалье еще затянется, но ненамного. Просто слишком удалены эти театры военных действий от центра, затруднена переброска войск из большевицкой Москвы. Но как только возглавляемые Деникиным Вооруженные Силы Юга России потерпят окончательный крах, участь этих пока уцелевших «осколков» белого движения будет решена победившими в гражданской войне коммунистами в несколько месяцев. На Дальнем Востоке агония может продлиться и дольше, на год, а то и на два. Там присутствуют японские интервенты, к которым Антон Иванович относился еще хуже, чем к большевикам – как не крути, но огромная часть красных все же русские люди.
Борьба за «белое дело» фактически проиграно – надежды теперь нет ни малейшей. Можно эвакуировать войска в Крым, перешейки еще удерживают потрепанные и малочисленные части генерала Слащева. Но вряд ли удастся продержаться на этом самом «острове». Хотя можно затянуть агонию, но не больше, чем на полгода, максимум год. С массой наплывших беженцев, при чрезвычайной скудости местных ресурсов, почти без продовольствия, практически без средств к продолжению войны – их бывшие союзники просто не дадут. Тут Антон Иванович совершенно не обольщался, продолжать в дальнейшем войну невозможно.
Потому удержаться даже на таком удобном и выгодном для обороны полуострове, как Крымский, с поддержкой пусть ослабленного флота, но который даже сейчас господствует на Черном море (у большевиков практически не будет серьезных морских сил даже в отдаленной по времени перспективе), все равно бесполезное занятие.
Так что пора заранее подготовиться к эвакуации в виду невозможности удержания за собою обширной территории Северного Кавказа. Есть еще месяц, полтора – но вряд ли больше. А потому немедленно следуют закупить на последние деньги уголь, наскоро собрать любые находящиеся на ходу транспорты и другие суда, и, погрузив на них войска и десятки тысяч беженцев, направиться в проливы…
- Ваше высокопревосходительство, только что получена секретная депеша из Иркутска от Верховного правителя адмирала Колчака. Она отправлена телеграфом из Пекина дипломатическим шифром шестого числа по европейскому счету, а седьмого принята в нашем посольстве в Константинополе, там расшифрована. Радиограммой ее решили не отправлять ввиду чрезвычайной важности. Вчера пакет был срочно доставлен нарочным на английском миноносце в Новороссийск!
Антон Иванович чуть дрожащей рукой взял листок бумаги и принялся медленно читать отпечатанный на машинке текст. Прочитав, генерал откинулся на спинку стула и прикрыл уставшие глаза ладонью. Он ощутил прилив сил, на него накатило давно забытое радостное возбуждение.
Такого варианта развития событий Антон Иванович никак не ожидал. В Сибири произошло самое настоящее чудо – иначе и назвать невозможно. Несомненно, такое известие способно приободрить его обессилившую и потерявшую веру в благополучный исход армию. Да и купить на золото все необходимое для войск ВСЮР и населения пока контролируемых территорий вполне возможно, тем более на столь огромную сумму.
Однако на это нужно время, которого просто нет! Следовательно, нужно выиграть его любыми способами…
Деникин снова продолжил читать послание, уже во второй раз, понимая, что держит в своих руках приказ, причем весьма недвусмысленный, категоричный. Который нужно выполнить любой ценой, ибо в нем есть надежда. Слабый шанс имеется, пусть призрачный, но он намного лучше надвигающейся катастрофы. Остро нужна пусть короткая, но передышка, время для устройства войск и тыла. Да, тут Александр Васильевич полностью прав, хотя советы опытного генштабиста явно чувствуются. И если с толком потратить золотой запас, то…
- Эвакуация отменяется, борьба продолжается, - Антон Иванович прошептал сам себе приказ, сжав губы, лицо исказила гримаса душевной боли. – Удержаться любой ценой!
Петровский завод
товарищ председателя Совета Министров
правительства ДВР Серебренников
«Что же происходит?! Не понимаю!»
Иван Иннокентьевич, будто со стороны смотрел, как чешский капитан помог надеть потрепанное долгими зимами, знавшее лучшие времена пальто, и почтительно поддерживая под локоть, фактически вывел, вернее, выставил его из теплого вагона на перрон.
Серебренников чуть пришел в себя, только глотнув морозного воздуха. И с великим изумлением увидел, что на станции стоят вытянувшиеся казаки в шинелях с башлыками и русские солдаты в полушубках, держа ружья в руках штыками вверх. При громкой команде седоусого полковника строй замер – только глаза блестели на лицах военных. Да у казаков топорщились окладистые бороды с белым налетом инея.
К нему медленно подошли четверо – он их опознал сразу. Трое были в гражданском пальто - с бывшим министром финансов Иваном Михайловым они в Омске не раз противостояли эсеровским нападкам, с управляющим делами совета министров профессором Гинсом сложились в прежние еще «омские» времена по-доброму чисто деловые отношения. Третий, член Государственных дум от казачьего населения Забайкалья Таскин был ему просто хорошо знаком по общественной работе еще до революции. А вот подходивший вместе с ними четвертый…
Крепыш невысокого роста, чуть моложе его по возрасту – в шинели, с казачьей шашкой, на плечах защитного цвета (а отнюдь не привычные золотистого галуна) генеральские погоны с тремя маленькими звездочками, на лице густые черные усы. Его фотографию Серебренников много раз видел в иркутских газетах и хорошо запомнил.
- Ваше высокопревосходительство!
Чудовищная мистификация продолжалась, Иван Иннокентьевич впал в какой-то «столбняк», увидев, что «забайкальский властелин» к которому он собирался пойти в Чите за помощью, обращается к нему совершенно не по чину и оказывает неположенные штатскому военные почести.
В Уфе, на Государственном совещании полтора года тому назад его постоянно окружало разноцветье казачьих лампас – тогда казачьи правительства видели в народившейся Сибирской государственности помощь и опору, и к нему военные обращались всегда как к министру. Нарочито громко титулуя «вашим превосходительством», казачьи офицеры тем самым полностью игнорировали принятое эсеровское обращение «гражданин министр». Но даже тогда никогда не добавляли про «высоко», а теперь он вообще штатский, бывший министр двух правительств.
- Командующий войсками Забайкальского края генерал-лейтенант Семенов! Примите послание от Правителя Дальне-Восточной России генерала от инфантерии Каппеля!
Иван Иннокентьевич взял чуть дрожащей рукой конверт, распечатал и увидел на бланке телеграммы, покрытом печатями, ряд строчек. Он не поверил глазам, прочитал текст еще раз. В голове промелькнула мысль, что от таких предложений отказываются наотрез, не раздумывая ни минуты. Но всего три слова в конце текста резко обратили его мнение на противоположное, даже пришлось прикусить губу до крови. От такого Иван Иннокентьевич никогда не бегал в жизни - можно отказаться от славы и денег, но не от долга перед родиной и собственной чести.
- Я принимаю на себя обязанности «товарища» председателя Совета Министров Дальне-Восточной России, - чуть прерывистым голосом произнес Серебренников – в Омске ему приходилось выполнять и ранее функции заместителя председателя правительства, быть «товарищем» Вологодского, когда тот пребывал с миссией на Дальнем Востоке. Так что все снова вернулось на круги своя – и Серебренников чуть виновато посмотрел на встречавших его знакомых, заметив, что настороженность и тревога в их глазах совершенно пропала. Они поочередно сами представились ему уже вполне официально, как министры будущего «делового» Кабинета ДВР, обменявшись крепкими дружескими рукопожатиями.
Тут Иван Иннокентьевич увидел выражение крайнего смущения, промелькнувшее на лицах коллег, и поймал их взгляды, направленные в сторону, прямо за его спину. Машинально обернувшись следом за ними, Серебренников посмотрел и невольно покраснел – милая Александра Николаевна несла большую корзину с выстиранным бельем, чуть склонившись на бок от ее тяжести. Он ведь должен был ей помочь, но совершенно забыл с этой пафосной встречей, устроенной ему здесь. Иван Иннокентьевич непроизвольно сделал шаг вперед, и остановился, совершенно растерявшись, не зная, как поступить в такой неловкой ситуации.
