Перекоп

командир танка «Генерал Скобелев» ВСЮР

поручик Трембовельский

- Господа, строительство «Великой Крымской стены» окончательно отделит нас от северной Таврии, а это наводит на определенные размышления. Думаю, война с красными примет здесь позиционные формы, подобные тем, что приняты на западном фронте нашими бывшими союзниками в минувшей войне с германцами. Больно внушительные сооружения здесь готовятся, больше похожие на крепостные форты.

- Вы правы, поручик! Сие обстоятельство свидетельствует еще о том, что противостояние с красными закончено – наше командование расписалось в собственном бессилии. А раз большевиков мы победить уже сами не сможем, то необходимо удержаться хотя бы на клочке бывшей империи, а не податься в эмиграцию, где нас, по большому счету, никто не ждет. И не приветит – недаром многие уехавшие за границу соотечественники, пожив там, в неимоверной нужде, сейчас возвращаются обратно.

Трембовельский заметил, как многие офицеры-танкисты либо сплюнули, либо выразительно поморщились – вера в союзников по Антанте за прошедший год была окончательно подорвана, если не улетучилась, подобно сухому осеннему листку, унесенному сильным порывом ветра.

- Кроме сибиряков мы никому не нужны, господа…

- А что же они тогда мир с красными заключили, господин капитан?! И это после всего того, что большевики сотворили?! Ведь, по сути дела, совершено предательство «белой идеи»!

- Вы только не горячитесь, князь, - капитан Ярмолич говорил спокойным тоном профессионального военного. – О каком предательстве идет речь? То, что за три месяца армия генерала Каппеля откатилась от предгорий Урала чуть ли не до Байкала факт?! Абсолютно! А в ходе отступления, что проходило по тайге в трескучие морозы, да еще свирепствовала эпидемия «испанки», от которой, кстати, мы тоже понесли тяжелые потери, потери сибиряков должны быть кошмарные…

Капитану никто не ответил – все наглядно видели ужасы, что творились в Малороссии, когда отряд с неимоверным трудом эвакуировался оттуда со своими танками, что совершенно не подходили для маневренных боевых действий. Офицеры молчали – даже тот короткий ледяной плен, что они пережили несколько суток в Одессе, стоя на рейде на лишенном хода транспорте, не шел ни в какое сравнение с трагедией, которую испытали сибирские дивизии, совершив в лютые морозы тысячеверстный переход.

- Не предательство, князь, а лишь одна жестокая военная целесообразность. А вот то, что сибиряки смогли остановиться и начать контрнаступление в совершенно отчаянной ситуации говорит не столько об их силе, сколько о слабости преследующих по пятам красных, которым такая длительная погоня обошлась не менее дорого. Вот так то, господа! Пружину сжали до упора, а теперь она обратно распрямилась…

На минуту воцарилось молчание. Офицеры, собравшись в тени от высокого угловатого английского танка, скрываясь там от жарких, отнюдь не по-весеннему лучей крымского солнца продолжали короткий отдых, который прервала дискуссия. А экипаж «Фельдмаршала Кутузова» продолжал яростно долбить кирками каменистый грунт, звенели по щебню лопаты. За те три недели, что танкисты провели на Перекопе, он покрывался прямо на глазах густой сетью траншей, окопов, блиндажей, укрытий, пулеметных и орудийных площадок. Здесь работали сотни, если не тысячи людей, большинство из которых были военные, но значительную часть составляли мобилизованные на работу обыватели, как местные, так и беженцы.

Командующий обороной Крыма генерал-майор Слащев, еще молодой по возрасту, не достигший сорока лет, самыми драконовскими мерами наводил на полуострове порядок, не останавливаясь перед казнями, за что получил от интеллигенции прозвище «вешателя». Впрочем, сейчас земские деятели, профессора и приват-доценты, купцы всех гильдий, биржевые маклеры и сбежавшие на юг помещики, вместе с бывшими «земгусарами», вызывавшими у боевых офицеров стойкую неприязнь, заимели возможность впервые в жизни заработать на пропитание лопатой, ломом и киркой. Их по приказу генерала направляли на две недели на строительство северных укреплений, которые в Севастополе называли уже не иначе как «великой стеной» по примеру китайцев, что за несколько веков построили свое циклопическое сооружение. Мобилизации на принудительные работы подлежали все мужчины поголовно, независимо от их положения и состояния. Учитывался только преклонный возраст и видимые признаки инвалидности.

Конечно, по милой русской привычке, распоряжение командующего поначалу было проигнорировано беженцами и почти всем местным населением. Но тут коса на камень нашла – комендантские команды начали «отлов» будущих строителей прямо на улицах, во все казенные учреждения, которых в Крыму расплодилось ужасающее множество, пришли разнарядки. Уклонение от работ стало приравниваться к саботажу, на улицах появились виселицы с устрашающим набором «наглядных доказательств».

Интеллигенция, наводнившая полуостров, пришла в ужас, мигом припомнив «красный террор». Однако после того как наиболее яростные критики принудительно отправились кто на «каторжные работы», а кто и на виселицу как «большевицкие агитаторы», фронда закончилась – суровый приказ о наличии справки нахождения на работах был обязателен для всех жителей. А подделка сей милой бумаги для изготовителя и покупателя означала только практически неминуемую гибель для таких ловкачей – следовал арест, потом короткая проверка и, как неотвратимое следствие, короткий путь до архитектурного сооружения из двух столбов с перекладиной, на которых качались веревки с петлями в качестве орнамента.

Жалобы на самоуправство и жестокость Слащева в адрес главнокомандующего ВСЮР барона Врангеля привели к совершенно обратному результату. Они отсылались обратно и написавшего их человека ставили перед выбором – или вместе с семьей убраться в эмиграцию, в пропитанный нищетой и миазмами Константинополь, или отправиться на занятую большевиками территорию. Где ожидала более страшная участь – с «социально вредным и опасным буржуйским элементом» и «лишенцами» (то есть лишенными всех политических прав и скудного пайка) там не церемонились. Именно немедленная высылка всех недовольных и оказалась той страшной угрозой, с помощью которой Слащев «встряхнул» Крым. Теперь задача его обороны стала делом рук каждого, в самом что ни на есть прямом смысле.

Население полуострова фактически удвоилось за счет беженцев, везде царствовал повсеместно если не голод, то недоедание. Выдаваемый паек крайне скудный – мелкая соленая рыбешка хамса (благо ее в водах ловилось чрезвычайно много, а соль добывалась на Сиваше открытым способом) и несколько сухарей – обычный для множества людей рацион. Военным и служащим казенных учреждений было немногим лучше, все же выдавалось жалование, пусть и скудное. Иногда, а теперь более часто они получали английские консервы и свежевыпеченный хлеб из кубанской муки, что доставляли в Севастополь транспортами из Новороссийска или Темрюка.

Что же говорить о несчастных беженцев – паек был единственным средством для спасения и себя, и семьи, а получить его без справки об отбытии принудительных работ было невозможно. Так что вопрос нехватки рабочей силы, что в феврале стоял очень остро, сейчас уже полностью снят. Тысячи людей возводили укрепления на Перекопе, Сиваше и Чонгаре, дополнительно в тылу первых двух районов возводился еще один, Юшуньский. Плюс Арабатская стрелка – там к самому берегу, как недавно узнали, вообще канонерскую лодку «Донец» подвели и посадили на мель, превратив корабль в бронированный форт.

Такими же фортами, только подвижными, должны стать для Перекопа танки 4-го отряда. Экипажам поставлена задача атаковать красных, если те прорвут главную позицию – старинный вал и ров, что преграждали путь в Крым веками. Сейчас позиции усиливались траншеями, заграждениями из колючей проволоки, волчьими ямами и фугасами из морских мин. Дополняли оборону многочисленные пулеметные и орудийные точки, закрытые корабельной или броневой сталью. Благо подорванных англичанами в Севастополе броненосцев хватало, как старых корабельных и береговых орудий, на которые не позарились интервенты. И даже большевики не обратили внимания на это во время своего короткого владычества. Имелись также большие запасы пороха, взрывчатки и снарядов – морской арсенал уже два месяца беспрерывно, днем и ночью, готовил боеприпасы и крепостные фугасы.