Кэсси посмотрела ей прямо в глаза.
— Фэй, оставь меня в покое.
— Даже не мечтай, — подбодрила ее Дебора и злобненько рассмеялась.
Вначале Кэсси не могла сообразить, к чему все это, но вскоре поняла: красные коготочки придерживали листик бумаги, когда-то скомканный, а теперь почти гладенький.
«Мое стихотворение!!!!!» — в ужасе осознала она.
Гнев оказался настолько мощным, что пересилил усталость. На секунду у Кэсси закружилась голова от переизбытка вредной энергии: она набросилась на Фэй с кулаками и воплем:
— Это мое!
Фэй оказалась не готова к такому развитию событий: она отпрянула и стала уворачиваться от атак Кэсси, держа бумажку высоко над головой. Учитывая ее неслабый рост, у нашей невысокой героини не было шансов: прыгай — не прыгай, все равно останешься с носом.
Неожиданно Кэсси почувствовала, что кто-то схватил и сжал ее руки.
— Благодарю, Дебора, — Фэй дышала чуть чаще обычного. Она посмотрела на Кэсси. — Видите, даже у маленькой серой мышки бывают моменты, когда она мнит себя большой зубастой крысой. Что ж, впредь будем умнее. А сейчас, — продолжала она, смакуя каждое слово, — нас ждет небольшой поэтический экспромт. Хочу сразу принести извинения за, скажем так, не вполне подобающую обстановку, но что поделаешь? Было время, когда здесь преподавались естественнонаучные дисциплины, но все изменилось — и изменилось после того, как Крис и Даг Хендерсоны допустили крохотную оплошность при проведении химического эксперимента. Ты, конечно, видела братцев Хендерсонов: их сложно не заметить. Славные ребята, но слегка безответственные: они нечаянно изготовили бомбу.
Как раз к этому моменту глаза Кэсси окончательно привыкли к яркому свету, и она увидела, что стены черны от копоти.
— Естественно, находятся такие, кто считает, что здесь небезопасно, — поясняла Фэй, — поэтому держат корпус на замке. Но нас, как ты понимаешь, такие мелочи никогда не останавливали. Здесь так уединенно: шуми, сколько влезет, никто не услышит.
Дебора стискивала руки Кэсси волчьей хваткой.
— Бооооольно, — стонала пленница, но сдаваться но собиралась.
Как только Фэй, прокашлявшись, поднесла листок к глазам, Кэсси рванула руки с новой силой и опять, увы, безрезультатно.
— Так, дайте-ка взглянуть… «Мечты»… стихотворение Кэсси Блейк. Кстати сказать, название не лишено определенного изящества.
— Ты не имеешь права! — гнула свою линию Кэсси, но Фэй уже ее не слышала, она стояла на подмостках, огни рампы светили ей в лицо, зал только ждал момента, чтобы разразиться бурной овацией.
— Не сплю ночами, думаю о нем…
— Это личное, это нельзя читать вслух! — кричала Кэсси.
— …О том, кто разбудил во мне желанье…
— Отпусти меня!
— …А дни мои — сплошь выжжены огнем…
— Гадины!
— Попыткой оживить воспоминанья, — Фэй оторвалась от листка, посмотрела на подруг. — Вот и все. Что думаешь, Дебора?
— Отстой, — откликнулась добрая девица и еще немного подкрутила кисти Кэсси, чтобы той мало не показалось. — Дешевка.
— Знаешь, не вполне согласна: мне понравились отдельные образы — огонь, к примеру. Тебе нравится огонь, детка?
Кэсси замерла: в тягучем хриплом голосе появилась новая нотка, нотка, которую она уже чуяла за версту — опасность.
— Ты часто думаешь об огне, Кэсси? Тебе снится огонь?
От волнения у измученной героини пересохло во рту; медовые глаза напротив пылали жаром и безумием.
— Хочешь, фокус с огнем покажу?
Кэсси затрясла головой с неистовством, граничащим с ужасом: она начинала понимать, что есть вещи пострашнее унижения; впервые за всю эту нескончаемую неделю ее волновало не сохранение чести, а спасение жизни.
Фэй хватило одного взмаха руки, чтобы лист со стихотворением превратился в хлипкий бумажный кулек, в верхнем углу которого неожиданно занялось пламя.
— Кэсси, расскажи нам о нем. Что за красавчик так тебя разбередил — кто он? Нам же интересно!
Кэсси пришлось проявить чудеса реакции, чтобы увернуться от маленького факела, очутившегося прямо перед ее носом.
— Осторожно, — Дебора играла в этом спектакле роль доброго полицейского, — не надо слишком близко к волосам подносить.
— Позволь, но что такое «слишком»? — философски рассуждала Фэй. — Так — это слишком? — вопрошала она, пронося факел в сантиметре от волос плененной героини. — Или, может, так — это слишком? — пламя все ближе подступало к волосам.
Слишком — это когда огонь коснется Кэсси. Чтобы этого не произошло, девушка крутилась, как юла. Тлеющие клочки бумаги разлетались по закоулочкам. Пространство, в котором разворачивалось действие, накалилось до предела: в воздухе пахло жареным.
— О-йо-йой, вот это я понимаю. Действительно, близко. Хотя реснички все равно у нее чуток длинноваты, можно и подкоротить. Как считаешь, Дебора?
Кэсси пыталась вырваться, но силачка Дебора не поддавалась на мелкие провокации: чем больше сопротивлялась пленница, тем крепче она держала.
— Да отпусти же ты! — воскликнула героиня.
— А мне казалось, огонь тебе по душе. Посмотри на него. Что ты там видишь?
Кэсси, конечно, не хотела следовать указаниям черногривой бестии, но огонь действительно манил; она посмотрела на пламя. По-хорошему, бумага уже давно должна была догореть, но почему-то она все еще полыхала.
«Желтым, — подумала девушка. — Желтым и оранжевым. Вовсе не красным, как это обычно описывается».
Все ее органы чувств сейчас были настроены только на огонь, каждый по-своему: осязание наблюдало за тем, как жар пощипывает щеки; слух подмечал едва уловимый звук скручивания догорающей бумаги; обонянию предоставлялась возможность наслаждаться сомнительным запахом гари; зрение тоже полностью сосредоточилось на маленькой огненной феерии.
Серо- желтое пламя, снизу синее, как на зажженной газовой горелке, менялось каждую секунду своего существования, и каждую же секунду устремлялось ввысь, посылая в небо потоки энергии.
«Огонь — это энергия», — подумала Кэсси.
Она почти физически почувствовала сущность «красного цветка»: та не походила ни на бескрайний покой неба и моря, ни на затаившуюся целостность земли — нет, то была энергия действия, сила натиска и захвата.
— Да, — прошептала Фэй, соглашаясь с мыслями героини.
Ее хрипловатый голос вывел Кэсси из транса.
«Соберись!» — скомандовала себе девушка…
И все — огненным фантазиям пришел конец.
«Вот что происходит, когда не спишь ночами. Начинаешь быстро уставать, силы уходят, а глюки приходят».
Из глаз опять градом хлынули слезы: они беззастенчиво заливали скулы, щеки, подбородок.
— Ой-ой-ой, она же совсем еще ребенок! — защебетала Фэй, но в голосе ее появились новые нотки, теперь в нем чувствовалось отвращение. Отвращение и что-то, напоминающее разочарование. — Давай, малышечка, я знаю, ты можешь пошибче… наплачешься всласть, все горести и вытекут.
Кэсси не нужно было уговаривать: слезы лились не переставая, и капали, капали на подступающую все ближе горящую бумагу: капали и шипели, капали и шипели… Мысли отступили, остался один только ужас: загнанное животное, жалкое загнанное животное, без права на надежду…
Почти труп… труп…
— Что ты делаешь?! Отпусти ее сейчас же!
Голос явился из ниоткуда и еще пару секунд нимало не заботил героиню; куда больше сейчас ее занимал огонь: он ярко вспыхнул и потух, в мгновение ока превратившись в горстку грустного серого пепла. В руках у Фэй остался лишь обугленный ошметок бумажного кулька.
— Я сказала, отпусти ее! — рядом с Деборой вспыхнуло что-то яркое: не огненной природы — прохладнее, и не солнечной — спокойнее, скорее лунной — яркое, ровное свечение, похожее на то, что озаряет землю в полнолуние, приносит тепло, спокойствие и надежду.
Это была она.
Диана, викторианская принцесса, девушка с золотыми волосами. Кэсси пребывала в таком шоке от бешеной череды последних событий, что смотрела на златовласку так, будто видела ее впервые. И изучала.