Непонятно, сколько они так простояли в объятиях, способных растопить разбросанные вокруг камни.

Только через некоторое время Кэсси поняла, что Адам, не размыкая рук, усадил ее на кусок гранита. Ее дыхание стало замедляться, и она снова уткнулась ему в плечо.

И обрела там спокойствие. Бешеная страсть сменилась теплой и ленивой негой. Теперь она в безопасности — она нашла свое место. Это казалось так просто, так красиво.

— Кэсси, — произнес он голосом, которым никогда раньше с ней не говорил и от звуков которого душа ее растворилась и отделилась от тела, покидая его через ступни, ладони и кончики пальцев.

Она никогда больше не будет такой, как прежде.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Она закрыла глаза, не произнеся ни слова. Она почувствовала, как он приоткрытыми губами коснулся ее волос.

Серебряная нить свила вокруг них светящийся кокон и стояла как неподвижная, наполненная лунным светом вода. Неистовству пришел конец — настало время тишины и умиротворения. Кэсси почувствовала, что может парить так целую вечность.

«Моя судьба, — подумала она, — ты, наконец, нашла меня. Каждый миг моей жизни вел меня именно сюда. Почему я так боялась, почему так хотела этого избежать? Здесь ведь только радость. Мне больше никогда не придется бояться…»

И вдруг она вспомнила.

Ударная волна чистого ужаса окатила ее.

«О боже, что мы наделали?!» — подумала девушка.

Она отшатнулась так резко, что ему пришлось подхватить ее, чтобы она не упала назад.

— О боже! — сказала она, чувствуя ужас, сметающий все на своем пути. — Господи, Адам, как мы могли? — прошептала она.

Еще мгновение его глаза оставались рассредоточенными, открытыми, но не видящими, будто бы он не мог понять, зачем ей понадобилось разрушать их красивый транс. Но затем она увидела, что к нему приходит осознание, и его серебряно-голубой взор разбился вдребезги. В глазах поселилась необузданная боль.

Все еще в его руках, все еще рядом с ним, Кэсси зарыдала.

Как они могли позволить этому случиться? Как она могла поступить так с Дианой? С Дианой, которая спасла, стала ее другом, доверяла ей. С Дианой, которую она любила.

Адам принадлежал Диане. Кэсси знала, что Диана не мыслит своей жизни без Адама, что все мечты и надежды Дианы включают его. Диана и Адам созданы друг для друга…

Кэсси внезапно вспомнила, каким светом загорелись обеспокоенные зеленые глаза Дианы, как только она увидела Адама; она вспомнила, какой нежностью и сиянием наполнялся Дианин взгляд каждый раз, когда она просто говорила о нем.

Адам все еще любил Диану. Это было ясно, как день. Адам идеализировал Диану: он поклонялся ей с той же чистой, сильной и нерушимой любовью, с какой Диана боготворила его.

Но Кэсси видела, что ее Адам тоже любит. Разве можно любить двоих? Разве можно быть влюбленным в двух людей одновременно? И, что бы она там себе ни говорила, нельзя было отрицать ни стремительную химию, возникшую между ними, ни особенное взаимопонимание на грани взаимопроникновения, ни связь, соединившую их навеки. Так что, видимо, любить двоих возможно.

Но первенство принадлежало Диане.

— Ты все еще любишь ее, — прошептала Кэсси, зачем-то требуя подтверждения сей грустной истины.

Внутри зарождалась горечь.

Адам закрыл глаза.

— Да, — его голос стал резким. — Господи, Кэсси, прости.

— Нет, все хорошо, — сказала она. Она узнала эту горечь — то была боль потери, боль пустоты, и она усиливалась. — Потому что я тоже люблю ее. И не хочу, чтобы она страдала. Поэтому я пообещала себе, что никто из вас никогда не узнает…

— Это моя вина, — промолвил Адам, и она ощутила, как сильно он себя корит. — Мне следовало раньше понять, следовало самому разобраться с моими чувствами. Вместо этого я насильно втянул тебя в историю, которую ты так старательно пыталась предотвратить.

— Ты никуда не втягивал меня, — мягко и искренне сказала Кэсси. Она говорила тихо и спокойно. Все снова встало на свои места, и теперь она знала, что делать. — Будем считать, что ошибка была общей. Но, что было, то было, главное, чтобы это больше не повторилось. Вот над этим нам и нужно поработать.

— Но как? — обреченно спросил рыжеволосый. — Мы можем сколько угодно сожалеть, я могу ненавидеть себя, но если мы снова окажемся наедине, я не знаю, что случится.

— Значит, нам нельзя оставаться наедине. Никогда. И мы не должны сидеть рядом, касаться друг друга и даже позволять себе думать об этом, — она проговаривала все это и не боялась: она чувствовала, что это правильно.

Его глаза опять потемнели.

— Я восхищен твоим самоконтролем, — голос казался ей еще более удрученным.

— Адам, — проговорила она, чувствуя, как потоки нежности заливают все ее существо, когда она просто произносит вслух его имя, — понимаешь, мы должны. Когда ты вернулся во вторник ночью, сразу после моего посвящения, когда я поняла, что вы с Дианой… Той ночью я поклялась, что Диана никогда не будет страдать из-за моих чувств к тебе; я поклялась, что никогда не предам ее. Ты хочешь предать ее?

Стояла такая тишина, что Кэсси слышала, как тяжело он дышит. Она чувствовала, что его разрывает на части. Затем Адам выровнял дыхание и снова прикрыл глаза.

Когда он открыл их, ответ уже не требовался: девушка почувствовала, как его руки освободили ее; как он сел чуть поодаль, и как холодный воздух, ринувшийся в пространство между их телами, наконец, разделил их.

— Нет, — сказал он.

И в голосе появилась новая сила. А на лице — новая решимость. Они снова взглянули друг на друга, но уже не как любовники, а как воины. Как товарищи по оружию, крайне решительно настроенные на достижение некой общей цели. Они подчинили свою страсть и спрятали так глубоко, что никто не смог бы ее найти. Они вышли на новый уровень близости, возможно, даже более сокровенный, чем тот, который обычно устанавливается между встречающимися парнем и девушкой. Что бы ни случилось, чего бы им это ни стоило, они не станут больше обманывать девушку, которую оба любят.

Глядя прямо ей в глаза, он спросил:

— Какую клятву ты принесла той ночью? Ты взяла ее из Книги Теней?

— Нет, — ответила Кэсси и задумалась. — Я не знаю, — заключила она. — Мне казалось, что я сама ее сочинила, но сейчас я думаю, что она является частью чего-то более длинного. Я произнесла: «Ни словом, ни взглядом, ни поступком».

Он кивнул:

— Я читал одну с такими словами. Она старая и сильная. С помощью этой клятвы ты взываешь ко всем четырем Силам, чтобы они стали твоими свидетелями, и, если ты хоть раз нарушишь клятву, они могут подняться против тебя. Готова ли ты снова поклясться? Со мной?

От внезапности вопроса у нее перехватило дыхание. Но, гордая собой, она почти без тени промедления ответила:

— Да.

— Тогда понадобится кровь, — он встал и вынул из заднего кармана нож.

Кэсси удивилась было, а потом подумала, что удивляться нечему: каким бы милым парнем ни казался Адам, он бывал во всяких передрягах.

Без лишних слов он разрезал себе ладонь. Кровь казалась черной в полумраке серебристого света. Затем он протянул нож ей.

Кэсси втянула в себя воздух. Смелость не являлась ее сильной стороной, она ненавидела боль… Но она сжала зубы и приложила лезвие к ладони.

«Просто подумай о боли, которую ты могла бы причинить Диане», — утешила себя она и резким движением двинула нож вперед. Больно, но она не проронила ни звука.

Она посмотрела на Адама.

— Теперь повторяй за мной, — сказал он и поднял ладонь к звездному небу. — Огонь, Воздух, Земля, Вода.

— Огонь, Воздух, Земля, Вода…

— Внимайте и узрите…

— Внимайте и узрите, — несмотря на примитивность обращения, Кэсси почувствовала, что стихии проснулись и прислушиваются.

Ночь внезапно будто ожила от тысяч электрических разрядов, и звезды над головой, казалось, тоже включились и стали светить еще холоднее и ярче. Кожа девушки покрылась мурашками.

Адам повернул руку ребром к земле, и черные капли упали на чахлую траву и холодный песок. Кэсси смотрела как завороженная.