В числе тех, кто старался развеять печаль Мод и был к ней добр и внимателен, был некий любезный, живой и веселый молодой человек, ласковый и услужливый, который один приложил столько сил к тому, чтобы оживить девушку, сколько не приложил бы хозяин дома, если бы ему нужно было занять шестьдесят гостей. Целыми днями он сновал из дома в сад, из сада в поля, из полей в лес, и при этом единственной целью его неусыпных забот было найти для Мод что-то новое и интересное, доставить ей удовольствие, вызвать ее удивление. Этим нежным, преданным и неизменно веселым и любезным другом был наш старый знакомый — добрый Красный Уилл.

Раз в неделю, с постоянством и настойчивостью, заслуживающими лучшей участи, Уилл объяснялся Мод в любви. И с той же настойчивостью и с тем же постоянством Мод каждый раз отвергала его признание.

Ничуть не приходя в отчаяние и не лишаясь смелости из-за упорных отказов девушки, Уилл продолжал любить ее молча с понедельника до воскресенья, но в воскресенье его любовь, безмолвная целую неделю, приходила в состояние восторга. Спокойный отказ Мод выливал на это обжигающее пламя порцию холодной воды, и Уилл опять умолкал до следующего воскресенья, когда очередной день отдыха снова позволял ему предаться сердечным излияниям.

Юный Гэмвелл не понимал утонченной деликатности, не позволявшей Робину признаться в любви Марианне. Уильяму такая утонченность казалась глупой, он вовсе не собирался подражать подобной сдержанности, а напротив, ловил каждый удобный случай, чтобы сделать еще одно признание, еще раз доверительно сказать Мод, что ее любит, нежно любит Уильям Гэмвелл.

Мод была для Уильяма как бы магнитом, единственной женщиной, которую вообще возможно было любить. Мод была его воздухом, его радостью, его счастьем, его утехой, его мечтой и надеждой. Ее именем Уильям назвал свою любимую охотничью собаку; его оружие тоже носило ее имя: лук он звал «Мод», копье — «белая Мод», стрелы — «тонкие Мод». Его любовь к имени любимой была ненасытной: он вознамерился приобрести лошадь возлюбленного Грейс Мэй только потому, что эта лошадь носила имя его богини. Но Хэл наотрез отказался от баснословно щедрых предложений Уильяма, и тогда тот немедленно помчался в Мансфилд, купил великолепную кобылу и дал ей имя «Несравненная Мод». Скоро имя мисс Линдсей знали все соседи Гэмвеллов, потому что оно не сходило с губ Уилла; он произносил его по двадцать раз и день и каждый раз нее нежнее и нежнее. Не удовольствовавшись тем, что именем своей любимой он назвал все предметы, которыми ему приходилось постоянно пользоваться, Уильям стал им называть вообще все вещи, которые ему нравились.

Этот чистосердечный юноша в душе настолько идеализировал Мод, что она стала представляться ему не в облике женщины, а в образе ангела, богини, существа, во всем превосходящего других, стоящего ближе к Небу, чем к земле, — одним словом, мисс Линдсей была кумиром Уилла.

Если мы вынуждены признать, что сын баронета Гэмвелла любил Мод с дикарской прямотой и откровенностью, то нам следует также заметить, что эта любовь, сколь бы странно она ни выражалась, не оставила сердце мисс Линдсей совершенно равнодушным.

Женщины редко испытывают неприязнь к мужчинам, которые их любят, и, когда им встречается истинно преданное сердце, они все же в какой-то мере отвечают ему взаимностью. Каждый день Уилл проявлял к Мод предупредительность, нежность и внимание, и единственной его целью и наградой была ее радость. В конце концов эта бурная нежность, смешанная со страстью, уважением и чистой любовью, породила в сердце девушки чувство глубокой благодарности. Если проявления любви Уильяма не были так тонки по форме, как это совершенно обязательно должно быть по мнению чувствительных людей, то только потому, что природная резкость его характера не позволяла ему даже предположить, как можно думать и действовать иначе.

Мод знала бурный и вспыльчивый нрав Уилла. Однако, какая женщина тут же не догадается о силе и величии доброты, источник которой лежит в сердце?

Из признательности, а может быть, из великодушия, Мод стала стараться заслужить благодарность Уилла. Чтобы добиться этого, Мод не кокетничала с юношей и не обольщала его тщетными надеждами. Нет, такой обман был бы ее недостоин; она по матерински заботилась о Уилле, оказывала ему дружеские знаки внимания, была к нему предупредительна, как сестра. К несчастью, все знаки внимания Мод неверно истолковывались Уиллом; при малейшем ласковом слове, при одном только дружеском взгляде юноша впадал в восторги, обожание, в исступление безрассудной любви.

Поклявшись в вечной любви, предложив в который раз свое имя, сердце и состояние, Уилл неизменно заканчивал свои страстные признания одним и тем же наивным вопросом:

— Вы скоро полюбите меня, Мод? Вы ведь когда-нибудь полюбите меня?

Не желая ни внушать юноше напрасных надежд, ни заставлять его сомневаться в грядущих переменах, Мод делала вид, что она не слышит вопроса.

Поведение мисс Линдсей не было продиктовано, как мы уже сказали, кокетством, и еще менее того желанием, весьма часто подогреваемым женским тщеславием, сохранить поклонника. Мод знала, что Уилл страстно любит ее, и, имея в виду присущие его характеру безрассудство и вспыльчивость, не без оснований опасалась последствий окончательного решительного отказа: в первые мгновения Уилл мог испытать жестокие страдания. Впрочем, нужно со всей откровенностью признать, что мысль получить безоговорочный отказ никогда не приходила ему в голову и не смущала его сердце. Бедный юноша твердо верил, что если сегодня Мод отвергла его любовь, то завтра она ее примет. Триста раз он спросил девушку, скоро ли она его полюбит, шестьсот раз сказал ей, что он боготворит ее, и триста раз его мягко, но решительно отвергли. Но это не имело значения: он собирался еще триста раз все повторить сначала.

А сердце Мод совсем не требовало такой длительной осады, потому что оно было доброе, нежное и преданное. Уильям знал это и надеялся, что в одно прекрасное утро в ответ на его тысячное признание в любви Мод протянет ему свою белую ручку, подставит для поцелуя чистый лоб и скажет наконец: «Я люблю вас, Уильям».

Мы забыли взглянуть на Уильяма глазами Мод и описать, каким девушка видела своего страстного поклонника, когда с нежной признательностью она смотрела на него. В плане физическом, как и в плане моральном, наш друг не обладал совершенствами, какие приписываются героям современных романов, но это были не те недостатки, которые должны или могут воспрепятствовать любви. Уилл был высок и хорошо сложен, лицо у него было овальное, с тонкими чертами, и яркий юношеский румянец, подчеркнутый цветом огненно-рыжих волос, вовсе не портил его. Волосы его, правда, имели несколько странный оттенок, из-за которого он и был прозван Красным Уиллом, и мы вынуждены признать, что это был недостаток, и весьма существенный. Но к этому следует добавить, что волосы Уильяма вились от природы и удивительно изящно падали ему на плечи. Мать Уилла, гладя его в младенчестве по голове, надеялась втайне, что эти волосы со временем потемнеют, но, вопреки ожиданиям доброй женщины, они с возрастом становились все ярче, и Уильям превратился в точную копию Вильгельма Рыжего.

Этот странный каприз природы вполне искупался внешними данными юноши и его чудесными душевными свойствами: у Уилла были голубые миндалевидные глаза, которые то светились нежностью, то искрились лукавством. А к мягкому взгляду этих прекрасных глаз добавлялось общее выражение искренности, добродушия, любезности и доброжелательности, что заставляло забыть о несколько ярких красках волос нашего героя.

Любимая всеми в семье Гэмвеллов, обожаемая Уиллом, желавшая всем нравиться, Мод в конце концов привязалась к молодому человеку; но она уже столько раз отвергала его любовь, что, почувствовав желание принять ее, не знала, как ей за это взяться.

Таково было положение героев нашей истории в 1182 году, шесть лет спустя после убийства несчастной Маргарет.