Долгая пауза.

В жизни лейтенанта Евсеева произошло важное событие: он пошил свою первую форму! Конечно, сам Юрий думал, что форму, вместе с пистолетом и двумя-тремя удостоверениями в придачу, ему выдадут еще год назад, когда он из Академии пришел в Московское управление. Но… Опыт есть сын ошибок трудных. Вместо трех удостоверений – настоящего и двух для прикрытия: сотрудника угрозыска и армейского офицера, выдали только одно, мол, времена теперь другие, демократические, «прикрываться» не от кого, надо будет для конкретной операции – получишь… И пистолет тоже: хотя и считается, что выдали, но точнее сказать – показали: он его почистил и сдал в дежурную часть, а взамен получил карточку-заместитель, мол, если понадобится, напишешь рапорт, получишь визу начальства, тогда оружие на карточку-заместитель и обменяешь… А с формой и вовсе волокита получилась: то не было его размера, то сгорели вещевые склады, то ткани нет, то фурнитуры… Так и пришлось на День чекиста в штатском костюме идти, а все коллеги в новеньких мундирах щеголяли…

– Ничего удивительного, – философски успокоил Юру отец. – Бардак.

– Разве может в такой организации быть бардак? – недоуменно спросил Юра. – Ну как могут сгореть наши склады?

Но отец только похлопал сына по крепкому плечу:

– А очень просто! Бардак – явление не локальное, а всеобщее. Или его нет вообще, или он есть. Склады, в принципе, – или горят, или не горят. А если горят, то горят везде!

В конце концов инспектор вещевой службы сказала, что готовой формы его размера в обозримом будущем не предвидится, а вот ткань и фурнитура в наличии имеются, поэтому если лейтенант Евсеев хочет, то может форму пошить. Хотя существует в этой возможности один нюанс – шить за государственный счет положено начиная с майорского звания, а лейтенанту придется доплачивать за пошив из собственного кармана. Юрий согласился и через три недели примерял новенький, «с иголочки», мундир. По ошибке закройщик нашил ему майорские погоны, и, когда Евсеев вышел из примерочной к большому зеркалу, другие посетители исцарапали парня жесткими взглядами: таких молодых майоров в мирное время просто не бывает!

– Ничего, парень, это хорошая примета! – улыбнулся закройщик. – Значит, до больших звезд быстро дослужишься! А погоны я сейчас временно перешью!

Окрыленный, Юрий пришел домой, надел обновку и принялся вертеться перед зеркалом. То делал официально-строгое «комитетское» лицо, то пытался быстро расстегнуть китель, имитируя извлечение воображаемого пистолета, то придирчиво разглядывал мнимые складки между пуговицами. Цезарь вертелся рядом, тыкался носом в необмявшееся сукно и преданно повизгивал.

– Хорош, сынуля, хорош! – заглянул в комнату улыбающийся Петр Данилович. Он подошел к Юре вплотную, обнял его за плечи, прижал к себе и вместе с ним заглянул в зеркало. Тяжелая каменная физиономия матерого мужика и юное лицо молодого человека были, несомненно, похожи. Суровое сердце Евсеева-старшего дрогнуло.

– Мать, иди, посмотри на наследника! Форма ему идет и сидит, как влитая!

Клавдия Ивановна показалась в дверях и мгновенно расплылась в улыбке.

– Точно, очень идет! – Она всплеснула руками и по-деревенски скрестила их на груди. – Совсем недавно был маленький мальчик, а теперь офицер! И как-то незаметно все…

Юрий одернул китель и тоже улыбнулся. Теперь вся семья улыбалась, но по разным причинам. Родители – от того, что сын стал взрослым, а Юрий – потому, что родители этот факт, наконец, признали.

– А знаешь что, Клава, давай-ка сфотографируй меня с сыном! – Петр Данилович возбужденно потер ладони. – Я сейчас тоже форму надену, станем рядышком, а ты нас щелкнешь!

На следующие полчаса тридцатидевятиметровая «трешка» Евсеевых превратилась в фотоателье. Петр Данилович надел свой видавший виды подполковничий мундир с тремя рядами наградных планок и тяжелым знаком «Почетный сотрудник КГБ», стал рядом с сыном, подтянулся, Клавдия Ивановна прицелилась недорогим цифровиком. Щелк! Отец и сын обнялись, улыбнулись в объектив. Щелк! Подполковник сел на стул, лейтенант стал за ним. Щелк! Сын обнимает Клавдию Ивановну. Щелк! Родители сидят по сторонам, сын посередине. Аппарат поставлен на сервант, включен автоспуск. Щелк! Родители обнимают сына. Щелк! Сын обнимает родителей Щелк! Один раз даже огромный ньюфаундленд всунул в кадр свою лохматую морду.

Наконец фотосессия закончилась.

– Надо будет альбом сделать, – довольно говорит Петр Данилович. Он подходит к зеркалу, одергивает китель, выпятив губу, придирчиво осматривает свое отражение и отворачивается. Что-то ему не нравится, скорей всего, быстро пробежавшие годы. – Это у меня пятая форма за четверть века службы, – задумчиво говорит он. – Хоть и надевал только несколько раз в год: на торжественные собрания, в праздники, на похороны – ткань все равно стареет, выцветает, да и размеры меняются… А у тебя первая… Это большое событие, надо его отметить. Как считаешь, мать?

– Конечно, – кивает Клавдия Ивановна. – Сейчас я на стол соберу…

Если бы в начале двадцать первого века кому-нибудь из телемагнатов взбрело в голову запустить по новой шоу советских времен «Папа, мама, я – спортивная семья» или программу «Трудовые династии России», то семейство Евсеевых точно стало бы победителем в обеих.

Петр Данилович – подполковник КГБ в отставке, фанат здорового образа жизни: два километра пробежки каждое утро, по двадцать приседаний утром и вечером, минимум мяса, максимум рыбы и овощей, выпивка – в исключительных случаях, по телевизору – только новости и классика мирового кинематографа, компьютер – а зачем компьютер, когда голова и так работает не хуже любого «Пентиума»?

Клавдия Ивановна по профессии библиотекарь. Почти тридцать лет назад она прошла три собеседования с очень строгими кадровиками и непосредственными начальниками жениха, прежде чем получила «добро» на замужество, но инструктаж запомнила на всю жизнь… Она настоящая «комитетская» жена – помнит о конспирации, в новых знакомствах осторожна, да и со старыми держит ухо востро, не болтает лишнего, да и не лишнего тоже, никогда ничего не рассказывает соседям. Узнать от нее кому бы то ни было о муже и сыне: когда ушли, когда придут, в городе или отъезде, будут ли дома в выходные, да можно ли перезвонить вечером, – практически невозможно. Здоровому питанию она тоже следовала, бегать, правда, не бегала, но приседать – в молодости приседала. И Юра с малолетства бегал и приседал – это было одной из полезных семейных традиций.

– Форма у нас хорошая, элитная! – развивал свою мысль Петр Данилович. – Так смотришь, вроде обычная, военная, ан глядь – васильковые петлицы, и просветы на погонах васильковые, и канты на брюках… И кто понимает, тому ясно: нет, не армия это, бери выше, это госбезопасность!

Мать сноровисто собирала на стол: порезала колбаску, открыла лечо, поставила шкворчащую сковороду с жареной на сале картошкой, даже початую бутылку «Русского стандарта», которую держали для компрессов, достала из холодильника.

– А сейчас слухи ходят, что хотят новую форму завести, черную, – продолжал отец. – Только я бы не стал. У гестапо черная была, у Эс Эс, нам с них не след пример брать… Хотя, с другой стороны, красиво да издали видно…

Несмотря на включенную сплит-систему, было не очень прохладно, но мужчины так и сели за стол в мундирах.

– Давай, сынок, за твою первую форму! – Отец поднял граненую рюмку. – Носи ее с честью. По сторонам не смотри: соблазнов много, они предателей плодят, и спрос ослаблен, только помни: за нами государство, нам назад нельзя и носом крутить не положено! Иначе все, кранты!

Евсеевы чокнулись, но Клавдия Ивановна только пригубила, и Юрий, морщась, отпил половину – не нравилось ему это дело: горько и голова потом кругом идет… Да и жарко.

Только отставной полковник выпил до дна.