Мастер Даниэль Аурифабер поблагодарил шерифа и уныло побрел к мосту, где под охраной сержанта дожидались его остальные незадачливые игроки. Цокот копыт коней, рысью пересекавших мост, указывал на то, что кто-то из стражников сбегал за лошадьми, — верно, для того, чтобы пуститься в погоню за мошенниками, удравшими по дороге на запад. Впрочем, надежда на поимку была невелика, ибо меньше чем в миле начинался лес и укрывшиеся в чащобе беглецы могли чувствовать себя в безопасности. Для того чтобы их выследить, потребовались бы собаки. Как бы то ни было, гоняться за ними в темноте бесполезно, а потому поиски придется отложить до утра.

— Поверьте, я рассчитывал оказать вам совсем не такой прием, — промолвил Хью, всматриваясь в неясные очертания всадника. — Ведь вы, надо полагать, и есть посланник императрицы и епископа Винчестерского. Гонец известил меня о вашем прибытии час назад, и я не ожидал, что вы окажетесь здесь так скоро. Мое имя Хью Берингар, и милостью короля Стефана я являюсь шерифом этого графства. Ваши люди будут устроены в замке — я пошлю с ними провожатого. Ну а вас, сэр, я прошу оказать мне честь и пожаловать в мой дом.

— Вы очень любезны, — отозвался посланник, — и я с радостью принимаю ваше предложение. Но, как мне кажется, вам стоит сперва уладить дело с вашими горожанами да и отпустить их по домам. Я же вполне могу подождать.

— Да, — с сожалением признался позднее Хью Кадфаэлю, — что ни говори, а это далеко не самое удачное дело в моей жизни. Я недооценил эту братию — они оказались куда напористее, чем я думал, да и оружием запаслись не худо.

Той ночью в странноприимном доме брат Дэнис недосчитался четверых постояльцев: купца из Гилдфорда Симона Поера, портного Уолтера Бэгота, перчаточника Джона Шуа и коновала Уильяма Хейлза. Последний коротал ночь в каменном подземелье Шрусберийского замка, на пару с разносчиком, который вынюхивал по городу нужные для мошенников сведения. Остальные проходимцы, отделавшись несколькими ссадинами и царапинами, благополучно скрылись в Долгом Лесу. Там, на опушке, они, надо полагать, и переночуют — благо ночь выдалась теплая, — пересчитают свои синяки да шишки, а заодно подсчитают и барыши, причем весьма немалые.

Правда, дорога в аббатство теперь им была заказана, но они в лбом случае вряд ли задержались бы в Шрусбери дольше чем на один вечер. Заезжие пройдохи редко остаются на одном месте дольше трех дней: к этому времени кто-нибудь из проигравшихся наверняка заподозрит, что дело нечисто. Едва ли они осмелятся и снова вернуться на юг. Однако известно, что обманщики изобретательны, хитры и умеют приспособиться к любым обстоятельствам, тем паче, что способов пожить за чужой счет существует немало.

Молодых горожан, вообразивших по глупости, что они проведут веселый вечерок и вернутся к своим женам, позвякивая полными кошельками, отвели в караульное помещение, как следует пропесочили и отпустили по домам, куда они и побрели в глубоком унынии и с изрядно опустевшей мошной.

На том бы и конец ночным хлопотам Хью, но свет висевшего над воротами фонаря случайно упал на правую руку уже собиравшегося уходить Даниэля Аурифабера. На ней блеснул серебряный с овальной печаткой перстень. Хью приметил его и ухватил золотых дел мастера за рукав.

— Постой, приятель. Дай-ка я посмотрю на этот перстень поближе…

Даниэль передал перстень шерифу без особой охоты, но вид у него при этом был скорее озадаченный, чем напуганный. На пальце перстень сидел довольно плотно, и снимать его пришлось не без усилия, но следа на его месте не осталось — видно, владелец носил это украшение недавно.

— Где ты его взял? — спросил Хью, стараясь в тусклом свете фонаря разглядеть выгравированные на печатке герб и девиз.

— Где взял? Ясное дело — купил, а как иначе? — обидчиво буркнул Даниэль.

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Хью, — но у кого? Наверняка у одного из игроков. А ну выкладывай — у которого?

— У того гилдфордского купца, что назвался Симоном Поером. Он сам предложил мне этот перстень, вот я и взял, а почему бы и нет? Сработан-то он отменно. Я выложил за него немалые деньги.

— Это уж точно, приятель, — усмехнулся Хью, — потому как выложил ты двойную цену: и денежки твои плакали, и с перстнем придется расстаться. Неужто тебе не приходило в голову, что он может оказаться краденым?

Золотых дел мастер растерянно заморгал — скорее всего эта мысль его посещала, хотя он тут же с пылом принялся все отрицать.

— Нет! Нет! С чего бы это я стал думать о таких вещах? Этот купец выглядел таким солидным, почтенным человеком, а уж какой он речистый…

— Не далее как сегодня утром, — перебил ремесленника Хью, — точно такой же перстень украли у одного паломника, да не где-нибудь, а прямо в церкви во время мессы. Аббат Радульфус, после того как братья тщетно обшарили все аббатство, известил о пропаже провоста — на тот случай, если перстень предложат на продажу на городском рынке. Этот перстень был вручен одному паломнику, чтобы обеспечить ему в дороге неприкосновенность и покровительство властей. Видишь: на нем изображены герб и девиз епископа Винчестерского?

— Но я-то купил его, не подозревая ничего дурного, — запротестовал обескураженный Даниэль. — Я честно заплатил продавцу, сколько он просил, и получил перстень — стало быть, он мой.

— Ты получил его от вора, и, стало быть, он вернется к законному владельцу. А тебя эта история, надеюсь, научит не водить компанию с кем попало, быть осмотрительнее в знакомствах и не льститься на дешевизну. Ты ведь заплатил за перстень малость поменьше его настоящей цены — верно я говорю? Впредь будешь знать, что, имея дело со всякими чужаками, любителями поиграть в кости, рискуешь нарваться на неприятности. Так что этот перстень я передам аббату, а уж он вернет его владельцу.

Хью заметил, что молодой мастеровой насупился и раскрыл рот, собираясь, видимо, возразить, и не без сочувствия покачал головой.

— Тут уж ничем не поможешь, а потому лучше не спорь впустую, Даниэль, а попридержи язык и ступай домой — тебе еще предстоит с женой объясняться.

Посланец императрицы, мягко покачиваясь в седле, ехал вверх по Вайлю, подлаживая аллюр своего коня под поступь не столь крупной лошади Хью. Он сидел на превосходном, рослом скакуне, да и сам был ему под стать — ладно скроен и высок.

«Пожалуй, он будет выше меня на целую голову, — прикинул Хью, — а вот возраста мы примерно одного — разница в год-другой, не больше».

— Доводилось ли вам посещать Шрусбери прежде?

— Нет, никогда. Правда, как-то раз я, кажется, побывал в вашем графстве, но точно не скажу, поскольку не очень хорошо знаю, где проходит граница. Я был неподалеку от Ладлоу, проезжал мимо, и запомнил большое красивое аббатство. Тамошние братья вроде бы принадлежат к Бенедиктинскому ордену?

— Так оно и есть, — подтвердил Хью. Он ожидал от гостя дальнейших расспросов, но их не последовало, и Берингар поинтересовался сам: — А что, у вас есть родня в Бенедиктинском ордене?

Даже в темноте Берингар разглядел или скорее почувствовал серьезную, задумчивую улыбку на лице своего спутника.

— Можно сказать и так, — отвечал тот. — Во всяком случае, хотелось бы надеяться, что он позволил бы мне считать его родственником, хотя нас и не связывают кровные узы. Он относился ко мне как к родному сыну, и в память об этом я, в свою очередь, с почтением отношусь ко всякому, кто носит бенедиктинское облачение. А вы как будто обмолвились, что здесь собрались паломники? У вас тут какой-то местный праздник?

— Да, день перенесения мощей Святой Уинифред. Как раз завтра исполняется четыре года с того дня, как ее останки перевезли к нам из Уэльса. — Хью отвечал, совсем позабыв о том, что сообщил ему Кадфаэль, но, упомянув праздник, тут же вспомнил и связанную с ним непростую историю. — Меня-то в то время в Шрусбери не было, — продолжил он. — Я приехал сюда год спустя, чтобы предложить свою службу королю Стефану. Мои родовые земли лежат на севере этого графства.