– Десять? – Кьер уставился на меня крайне подозрительно. До конца лифа осталось три пуговицы…

Я молча сжала кулачки, и снова растопырила их.

Ну, не было же там больше двадцати дам, верно?

Кьер со стоном откинулся на подушку.

– Нет, Эри. Я бы рад пойти тебе навстречу, я глубоко сочувствую этим дамам, но нет! Ты не понимаешь, чего просишь!

Ах так?! Это я-то не понимаю?!

Я сердито сорвала с шеи болтающийся на ней развязанный платок. Кьер потянулся ко мне с поцелуями-извинениями, но я отклонилась, оскорбленно сползла с него и встала.

– Я так и знала, что все всегда в этой жизни приходится делать самой!

– Эри…

Кьер попытался подняться, вернуть меня обратно на постель, но я остановила его, ткнув пальчиком в широкую грудь. Надавила, заставляя герцога откинуться на подушки. И, сделав шаг назад, так, чтобы он наверняка не мог до меня дотянуться, но прекрасно все видел, принялась медленно и со вкусом стягивать лиф платья, так любезно для меня расстегнутый.

Одно плечо, другое, гладкий атлас невесомо скользнул по коже. Демонстративно, двумя пальчиками я помахала им перед герцогским носом, и отпустила, позволяя ткани растечься цветной лужицей на полу.

Взгляд Кьера, сначала полный недоумения, теперь сверкал любопытством и предвкушением. И за последующим моим раздеванием он наблюдал молча и с все возрастающим интересом. Избавившись от юбок, корсета и панталон, полупрозрачную нижнюю сорочку я оставила и, вскинув руки принялась высвобождать шпильки из волос. Тонкий шелк натянулся на груди, Кьер подался вперед, но под моим строгим взглядом снова откинулся на подушки.

Тяжелая волна волос, освобожденная от оков прически, рассыпалась по плечам, я прикрыла глаза, помассировала голову, скользнула руками по шее и ниже, очерчивая силуэт собственного тела так, как это любил делать герцог, представляя на месте собственных узких ладоней тяжелые, сильные руки.

Наблюдая за Кьером сквозь ресницы, я подхватила кружевной край сорочки, потянула вверх и, дойдя до пикантной границы, – выпустила. Шелк скользнул по ноге обратно под разочарованный выдох, а я, переступив через юбки, подошла к кровати и заняла то же место, что и раньше – верхом на герцогских ногах. Только на этот раз чуть дальше.

Кьер протестующе вскинулся, снова попробовал привстать, потянулся ко мне.

– М-м. – Я шлепнула по подбирающейся ладони, а потом и вовсе пригвоздила запястья к кровати, надавив на них всем весом, наклонившись вперед так, что в вырез сорочки стала видна грудь. И, облизав губы, прихватив нижнюю зубами, глядя прямо в черные глаза, пояснила: – Ну что вы, ваша светлость, не беспокойтесь, я сама справлюсь!

Герцог попытался открыть рот, но я прижала палец к его губам. Коротко поцеловала уголок, огладив ладонями широкую грудь и выпрямилась, испытав мимолетное сожаление. Нет-нет, сейчас моя очередь!

– Сними, – хрипло выдохнул Кьер.

Ой, да пожалуйста!

И я потянула край сорочки вверх, чувствуя, как каждый дюйм обнажаемой кожи тут же обжигает жадный взгляд, от которого внутри, между разведенных ног, все сжимается. От него – и от мыслей о собственной смелости и о том, что будет дальше.

Голова вынырнула из ворота, волосы упали на плечи, на грудь, щекоча напряженные, чувствительные соски. Я бросила сорочку герцогу на грудь и выпрямила спину, глядя на него сверху вниз с чувством легкого превосходства, купаясь в ненасытном внимании и открытом любовании.

Смотрите, ваша светлость, смотрите…

Любезно откинув волосы обратно за спину, чтобы не закрывали обзор, внутренне дрожа от легкой нервной робости и предвкушения, я шумно вдохнула и положила ладони себе на грудь. Сжала, помассировала…

Дышать сразу стало еще труднее. Чувствовалось, как напряжено подо мной мужское тело. Я опустила ресницы, не в силах выдерживать взгляд Кьера в такой момент, но все равно увидела, как кулаки смяли покрывало, услышала, как шумно вырвался воздух из его груди.

Я ласкала себя, с интересом прислушиваясь к тому, как отзывается тело на иные прикосновения, и сердце грохотало в грудной клетке, в ушах, щеки горели даже не от смелых ласк, а от этого неотрывного взгляда, от того напряжения, которое разливалось, звенело в воздухе. Кьер пошевелился, и я замерла, бросила на него предупреждающий взгляд. А потом, облизав пересохшие губы, скользнула ладонью вниз.

Кьер, кажется, перестал дышать. Да и у меня с трудом получалось проталкивать как будто загустевший воздух в легкие. Как будто нас накрыло то герцогское заклинание, заставляющее все вокруг замереть…

Но грозой не пахло. По крайней мере – магической.

Я окончательно зажмурилась, не в силах смотреть на происходящее даже краем глаза. Было стеснительно и сладко одновременно. Ощущения наслаивались друг на друга, связных мыслей не осталось. Осталось только томительное ожидание разрядки и ощущение прожигающего взгляда.

Но когда я качнула бедрами и негромко застонала, Кьер не выдержал.

Я оказалась на спине в мгновение ока, даже не успев толком сообразить, как это произошло – оба запястья плотно прижаты к одеялу, как несколько минут назад руки герцога. А Кьер впился поцелуем в мои губы так напористо, так непререкаемо, так властно, что мне оставалось только послушно принять этот поцелуй без попытки вырваться.

Выпустив мои руки, но не прерывая поцелуй, герцог торопливо скользнул ладонями по моему телу повторяя те же самые движения, которые только что проделывала я сама, проникая туда, где только что были мои пальцы, словно хотел доказать, что мои собственные неуверенные ласки не сравнятся с его.

Только я это и так знала. И цеплялась за широкие плечи, и податливо выгибалась навстречу сильным рукам, и жадно ловила такие необходимые, такие сладкие поцелуи…

– Черт бы тебя побрал, женщина! – выдохнул он мне прямо в губы, оторвавшись на какие-то мгновения, пока расстегивал ремень брюк. – Сумасшедшая! И меня решила свести с ума?

Вместо ответа я смогла только хрипло вскрикнуть, ощутив такое желанное, такое долгожданное проникновение.

Он двигался резко, глубоко, каждым движением срывая с моих губ невольный стон, полностью подчиняя себе, своему ритму. Наверное, это было бы даже немного грубо, если бы не было так жизненно необходимо. Так упоительно сладко. Так восхитительно не только на уровне телесного наслаждения, но и осознания собственной силы. Маленькой власти.

И момент ослепительного, солнечного наслаждения был так ярок, что я зажмурилась до выступивших на глазах слез, замерла, сжалась, в бесплодной попытке продлить это мгновение, и чувствуя особенно ярко горячую пульсацию внутри, и дрожь, пробежавшую под смуглой кожей, по напряженным мышцам.

Кьер мазнул губами по моему виску, сцеловывая одинокую слезинку, уткнулся лбом в шею, не торопясь отстраняться. Он тяжело дышал, и плечи блестели от пота, чуть подрагивали руки, упершиеся по обе стороны от меня, чтобы не придавить.

Я запустила пальцы во взлохмаченную копну волос, и Кьер вскинул голову, посмотрел мне в глаза и снова поцеловал – на этот раз долгим, тягучим, сладким, как патока, поцелуем. А потом упал рядом на кровать и прикрыл ладонью глаза.

– Я попробую, Эри. Но не обещаю.

Откровенно признаться, я даже не сразу сообразила, к чему он это сказал. Представление оказалось настолько увлекательным, что я совершенно забыла, с чего, собственно, оно началось.

Метнув взгляд в сторону гардеробной, поколебавшись мгновение, я все же не встала, а подкатилась к Кьеру под бок, пристроив голову на плече. Тяжелая рука с готовностью меня приобняла.

– Спасибо. И за Грея спасибо. Он просто счастлив. И родители.

– А ты?

– А я – счастливее всех! – жизнерадостно объявила я.

Кьер усмехнулся и прижал меня теснее.

– Я разговаривал со Стивенсоном…

– Он рассказал, как хорошо я себя вела? – Я потерлась носом о гладкую кожу.

– Что-то вроде того. Ты можешь в следующий раз обойтись без визитов к старикашкам, угробившим кучу народу на благо науки?