Мне сообщили, что вы самисоставили предложение о раздельном жительстве; если так, я об этом сожалею; я усматриваю в нем стремление воздействовать на предполагаемые корыстные чувства того, кому предложение адресовано: «если вы расстанетесь с» и т. д. «вы тем самым получаете столько-то немедленнои еще столько-то после смерти тех-то и тех-то» — словно все дело в фунтах, шиллингах и пенсах! Ни слова о моем ребенке; жесткая, сухая юридическая бумага. О, Белл! Видеть, как вы душите и уничтожаете в себе всякое чувство, всякую привязанность, всякое сознание долга (ибо ваш первый долг — это долг жены и матери), — вот что гораздо горше всех возможных для меня последствий.
8 марта 1816 г., к Томасу Муру:
Вина — или даже беда — заключается не в моем «выборе» (если мне вообще следовало выбирать), потому что я считаю и повторяю, даже среди всей этой горькой муки, что вряд ли есть на свете существо лучше, добрее, милее и приятнее, чем леди Б. Я не мог и не могу ни в чем упрекнуть ее за все время, проведенное со мною. Если кто виноват, это я, и если я не могу искупить вину, то должен нести кару.
Ее семья это… — дела мои до сих пор крайне запутаны — здоровье сильно расстроено, а душа неспокойна, притом уже давно. Таковы причины (я не считаю их оправданиями), часто выводившие меня из себя и делавшие мой нрав несносным для окружающих. Некоторую роль, вероятно, сыграли и привычки к беспорядочной жизни, которые могли сложиться у меня вследствие ранней самостоятельности и блужданий по свету. Я думаю, однако, что если бы мне дали возможность исправиться и хоть сколько-нибудь сносную обстановку, все могло бы наладиться. Но дело, как видно, безнадежно — и сказать тут больше нечего. Сейчас — если не считать здоровья, которое улучшилось (как ни странно, любое волнение и борьба вызывают у меня подъем и временный прилив сил), на меня свалились все возможные неприятности, в том числе личные, денежные и т. д. и т. п.
Вероятно, я говорил вам об этом раньше, но на всякий случай повторяю. В несчастье меня пугают не лишения; моя гордость страдает от связанных с ним унижений. Однако не могу жаловаться на эту гордость, которая зато даст мне, я надеюсь, силы все перенести. Если сердце мое могло быть разбито, это случилось бы уже много лет назад, от более тяжких страданий.
18 марта 1816 г.
Стихотворение это было опубликовано малым тиражом для друзей Байрона вместе с саркастическим «Очерком», обвинявшим гувернантку леди Байрон во всех смертных грехах — и в том, что она подговаривала свою воспитанницу оставить мужа. Вскоре торийская газета «Чемпион» перепечатала оба произведения, обвинив Байрона в лицемерии и актерстве.
…мне не довелось пережить ничего подобного… — Если верить Томасу Медвину, Байрон все-таки дважды стрелялся на дуэли.
Знаю только одно — что не вернусь. — Композитор Исаак Натан (ок. 1792–1864), автор музыки к «Еврейским мелодиям» Байрона, вспоминал:
«Я почти не покидал дома лорда Байрона на Пикадилли последние три дня перед тем, как он оставил Англию. Выразив сожаление по поводу его отъезда, я спросил, правда ли, будто он не собирается возвращаться. Лорд Байрон, пристально взглянув на меня, воскликнул: "Бог свидетель, у меня и в мыслях не было обрекать себя на ссылку! Откуда у вас эта идея?" Я ответил, что всего лишь повторяю распространившийся по Лондону слух. "Разумеется, я собираюсь вернуться, — продолжал он, — если только угрюмый тиран не вздумает подшутить надо мной"».
…«ветер попутный во Францию дул»— первая строка стихотворения Майкла Дрейтона (1563–1631) о битве при Азенкуре.
Сэмюель Роджерс(1763–1855) — английский поэт и, как сказано, банкир. Байрон полагал, что он «обладает отличным вкусом и способностью глубоко чувствовать искусство (и того и другого у него гораздо больше, чем у меня — потому что первого у меня совсем немного)» («Разрозненные мысли», № 115). В 1813 г. Байрон посвятил Роджерсу «Гяура», высоко оценил его стихи в «Английских бардах и шотландских обозревателях», а позднее — и в «Дон-Жуане». Заподозрив в 1818 г., что Роджерс распространяет порочащие его слухи, Байрон написал свирепую эпиграмму, однако же, когда Роджерс в 1821 г. приехал в Италию, Байрон встретил его по-дружески, и они провели вместе немало времени.
