Чем окончилась битва на Калке – первое соприкосновение с Востоком, известно. Однако Батый еще четырнадцать лет не трогал Русь, которая, испытав первый удар, отчего-то жила бездумно, с обычными междоусобицами и не готовилась к войне, хотя только слепой не видел, какая силища уже подбирается со стороны Волги, подминая под себя булгар, башкир, мордву и прочие народы.

И еще одно любопытное явление: Батый не тронул Северную Русь, хотя Новгород, например, стоящий на торговом пути, был в то время богатейшим городом. И Александр Невский тем часом делал свои дела – воевал со шведами и немцами, словно за спиной надежный тыл. А еще не разрушал церквей и монастырей, если не считать рязанских, не обкладывал данью, не преследовал священников, тогда как, гуляя по мусульманскому Востоку, ровнял с землей мечети и минареты.

Если рассматривать стратегию и тактику действий Батыя и его военачальников, то создается впечатление, что он, прежде воевавший только на Востоке, отлично знал нравы русских, их образ мышления, манеру поведения, стратегию, тактику действий вооруженных сил и географию Руси. Помните, Дарий, пришедший воевать скифов, много месяцев гонялся за ними по донской степи, в результате заблудился, растерял свои отряды, от голода войска поели коней, и, ни разу не сойдясь с противником в битве, он бежал побежденным. Здесь же ничего подобного не происходит, батыевы полчища идут, словно по картам, рубят дороги через дремучие леса, знают, где есть пастбища, куда текут реки и где пересидеть лютую зиму.

И русские князья знали, кто к ним пришел, отчего и кричали, что это нашествие – кара Господняя за грех междоусобиц, и не потому ли всего лишь два города из нескольких десятков, Рязань и Козельск, оказали ожесточенное сопротивление, дрались по-русски, насмерть. И если Батый назвал Козельск злым городом, то, выходит, остальные были добрые? Княжеская элита того времени была не робкого десятка (Изяслав Галицкий один чего стоил!), однако почему-то не смогла, имея свежие силы, организовать мощное сопротивление, навязать генеральное сражение, подобное Куликову полю. А в северной Руси тем временем была могучая армия, способная громить шведов и немцев, что и делал Александр Невский, словно забыв о нашествии с Востока.

Образ мышления и манера поведения

Нет худа без добра: Никонианский раскол породил исторически уникальное явление – старообрядчество; элитная, а значит, самая непримиримая часть которого удалилась в леса и горы, унесла с собой и сохранила в огромном количестве богослужебные книги, летописные и апокрифичные списки, а то и оригиналы, фамильные реликвии, но самое главное, почти триста лет в неизменном виде хранила язык, обычаи и вместе с ними – образ мышления и манеру поведения. Еще в начале восьмидесятых в сибирских потаенных, чаще всего труднодоступных, местах существовали старообрядческие скиты, скитские поселения и даже монастыри. От Урала до Дальнего Востока пролегала так называемая Соляная тропа, тайный, угадываемый лишь по особым знакам на деревьях, но достаточно оживленный путь, по которому ходили староверы из толка странников (носили драгоценную и отсутствующую в Сибири соль), убегали от властей «неписахи» – толк непишущихся, то есть беспаспортных, или просто ходили в гости друг к другу, например, чтобы высватать невесту, живущую эдак километров за восемьсот (замкнутая, изолированная жизнь всегда грозила кровосмешением).

Взирая на современных старообрядцев, можно было в одно мгновение совершить путешествие во времени, погрузиться в XVI—XVII века и объемно, с запахом и вкусом, ощутить принципы жизни наших предков. Бытует мнение, будто кержаки не пустят переночевать, не дадут воды напиться, и прочие глупости. Конечно же, если вы придете безбородым (они говорят, «вроде мужик, а лицо как бабья коленка»), не поклонитесь в пояс и скажете «здравствуйте», вас скорее всего и правда не пустят, в лучшем случае позволят переночевать в старой баньке, если зима. Но если даже вы все сделаете правильно и вместо обычного приветствия назовете пароль – «Христос воскресе!», а будете один, попадете под подозрение: не разбойник ли вы, не царский ли, не ГПУшный ли соглядатай? И тогда с вами никогда не будут откровенными. А если рядом с вами женщина, но не ваша жена и не сестра, а, к примеру, сотрудница, то будь у вас борода до колен – прогонят, поскольку нельзя пускаться в дальний путь с чужой женщиной, непременно случится прелюбодейство, пусть даже в мыслях. Каково? А мы думаем, почему это опальные бояре тащились в ссылку со всем семейством? Или с чего это жены декабристов поехали в Иркутск? Кроме того, в скиту вам делать нечего, если у вас «дурной глаз», то есть вы не можете смотреть прямо, не мигая, или, того хуже, глазки бегают, а все это они определяют в первое мгновение; если у вас грудь нараспашку и там крест виднеется, если вы перекрестились на «чужие», хозяйские иконы, если вы говорите грубо или много, еще хуже, скороговоркой, если вы сразу лезете с расспросами, если говорите «спасибо», а не «спаси Христос» («спасибо» кричал сатана, когда его столкнул с неба Господь, но докричать «спаси бог» не успел и шмякнулся о землю). И т.д. и т.п.

В общем, как слагать персты, здесь и ни при чем. Можете вообще в их присутствии не крестить лба, и это будет понято правильно.

Далее: староверы, как уже говорилось, живут в такой глухомани, куда никогда не заходят ни инспектора рыбнадзора, ни егеря, и часто даже скрытно от властей, однако при этом весной, в половодье (а они все поголовно рыбаки и охотники), едят не уху из свеженькой рыбки, а суп из вяленой, прошлогодней еще щуки. Вкус специфический. На вопрос почему, отвечают однозначно – рыба икру мечет, нельзя. Без всякого на то принуждения! Находясь в оппозиции к власти, а то и вовсе относясь к ней враждебно, при этом они строго соблюдают природный неписаный закон. Кержаки никогда не станут стрелять (и вам не позволят) матку с лосятами, а медведей на берлогах бьют, только когда точно знают, что там самец. Живя в лесу, они не срубят деревца, если это не нужно для конкретного дела, на дрова пускают исключительно сухостой. Суровые молчаливые люди потрясающе нежно относятся к цветам! Сам случайно, исподтишка, наблюдал, как старовер, мой тезка, сорокалетний, огненно-рыжий, немногословный и всегда хмурый мужик, любовался саранками (цветы, напоминающие орхидею) и при этом радовался, как ребенок.

Они всегда скрывают свои истинные чувства и на людях никогда не будут громко смеяться или плакать, скорбеть или расстраиваться (объясняют просто – не хорошо). Я никогда не видел их раздраженными или недовольными, хотя это наверняка бывает. И особая статья – отношение к женщине, такое же, как к цветам: в общем-то только неожиданно бережное и какое-то всегда немного виноватое – все время просят прощения, то и дело говорят: «Прости ради Христа». Это вполне можно назвать бесстрастной страстью. Однако взаимоотношения между мужем и женой у кержаков всегда таинственны, и судить о них можно лишь по отдельным косвенным деталям. Однажды мы плавали на лодке за брусникой с боярином Головиным (у него грамота была соответствующая), набрали за день два больших крапивных мешка и возвращались домой. А осень, холодно, и тут еще дождь пошел, но боярыня его узрела на берегу черемуху, усыпанную ягодами, и как-то невыразительно изъявила желание набрать ведро на зиму (они черемуху сушат, потом мелют на ручной мельнице, сдабривают медом и пекут пироги – вкуснятина!). Я видел, что Головин промок и замерз, однако и слова не сказал, подчалил и целый час терпеливо сидел на корме, пока его жена собирала ягоду.

Возможно, потом боярин сделал ей внушение, в чем я сильно сомневаюсь, поскольку, собирая бруснику, он целый день, изредка, незаметно, ласкал жену взглядом. (А им уже было лет по сорок пять.)Случись это с нами, мы бы не сдержались, невзирая на посторонних (я – точно!), и осенняя гулкая река огласилась бы речью, вполне определенной. Это я говорю к тому, что староверы не утратили способности разговаривать глазами; может, поэтому и немногословны. Конечно, можно свалить на то, что живут они замкнуто и очень много времени находятся вместе, отчего и начинают понимать друг друга не с полуслова, а с полувзгляда. Но я несколько раз наблюдал прямой молчаливый диалог, после которого совершалось определенное действие. Кроме того, поражает их зрительная память и память на людей вообще. Можно сослаться на то, что в уединенных скитах редко бывают люди, но есть в этом еще что-то, на первый взгляд мистическое. Однажды я переночевал у кержаков в скиту близ деревни Зимовское и наутро ушел. Хозяев видел, может быть, всего часа полтора, не больше, и вроде бы в лицо их запомнил, но вскоре забыл. Однако не забыли меня, и когда через семь лет вновь к ним пришел, был мгновенно узнан. Причем встречали так, будто мы вчера только расстались. Тогда я и понял, что это не просто свойства памяти одиноких скитальцев; это их образ мышления. Они все эти годы не просто помнили – думали обо мне, тем самым поддерживая горение памяти. А мы разве думаем сейчас о людях, с которыми сиюминутно познакомились?

Я не склонен идеализировать жизнь старообрядцев, поскольку видел и другое. Например, Христя Лыков (дальний родственник Лыковых, скит которых в буквальном смысле разорил и погубил В. Песков), эдакий хитрец и себе на уме мужичок, женился в сорок лет (ему привели молодую невесту, вроде бы с Алтая), одел жену в лохмотья, чтоб, когда ходит в старообрядческую же деревню за солью и мукой, никто не позарился. А она спрятала хорошую одежду в лесу и переодевалась, прежде чем войти в деревню, потому что совестно в рванье людям на глаза показываться. Этот же Христя, чтоб не грех было ездить на лодке с мотором, сорвал с двигателя заводскую табличку с маркой, соскоблил все надписи, а потом говорил: «Я анчихристовы-то знаки сбил!» Он, хитрец, когда начнешь с ним разговаривать, глаза закатит и валяет дурака: смеряет пальцами стопу ноги, промеряет потом свой рост и говорит: «А я как Исус Христос по размеру! У меня столько же ступней в теле!»

Конечно, цивилизация советского образца, особенно навязчивая, коснулась и кержаков. Но реакция их и тут нестандартная. Молодой старообрядец Арсеня так увлекся вероучением, что вместо женитьбы набрал книг, удалился в скит и, просидев там несколько лет в полном одиночестве, вышел к людям и сказал, что бога нет, и, мало того, принес деревянный прибор, очень похожий на логарифмическую линейку, по которой можно было считать, делить и умножать. Один старовер (не помню имени, из Пудинского сельсовета), посмотрев на настоящий трактор, скоро сделал себе свой, но только из березы – один двигатель железный. Кстати, единственный в мире березовый трактор, говорят, ездит до сих пор и только сильно скрипит при движении. Потом он же придумал и построил постоянный мост через реку, который снимался лишь на время половодья (а там каждый год строили новый!).

В общем, они тоже разные. Но важно одно – старообрядцы люди цельные и гармоничные лишь потому, что у них сохранилось «нормальное» религиозное сознание, поэтому и образ мышления всегда соответствует манере поведения.

Кстати сказать, в долгом общении с ними начинаешь невольно заражаться их отношением к миру, меньше говорить, больше думать и наблюдать. И я теперь, как кержак, начинаю определять, что человек собой представляет, по первому взгляду. Должен сказать, часто ошибаюсь, но сложных, интересных людей угадываю сразу. А определять по глазам пока что научился только политиков, причем по телевизору...