Дорога шла к северу, уводя от Уигана; если верить компасу, Блэар приближался к границе имения. Сильный порыв ветра подхватил листья, и они закружились вокруг коляски, словно летучие мыши. Когда Блэару уже начало казаться, что он едет не туда, дорога впереди осветилась двумя яркими параллельными лучами света, и откуда-то издалека докатился низкий рокочущий звук грома.
Вспышки на мгновение ослепили Блэара, и ему внезапно пришло в голову, что и Шарлотта, и Роза — каждая по-своему — в высшей степени незаурядные личности; а лицо той девушки, которую он видел в доме, внешне миловидно, но не более. И Шарлотта, и Роза были, каждая в своем роде, золотыми самородками; а эта, третья девушка — угольной пылью.
Северные ворота имения были из кованого железа. Открыли их когда-то давно, в этом положении они и проржавели. Высокие буки в этой части усадьбы уступили место согнутым ветрами хвойным деревьям. Следуя полученным от Леверетта наставлениям, Блэар отмерил пятьдесят шагов и оказался в зарослях высокого, по пояс, папоротника. В свете фонаря прямо перед ним из кипения резных папоротниковых листьев росла береза — дерево, обычно первым появляющееся на угольных отвалах.
Подойдя к ней, Блэар услышал стук капель дождя по металлу. Он пошарил взглядом и обнаружил закрепленный с одной стороны на петле металлический люк размером три на три фута; Блэар откинул его, и снизу со свистом рванулся воздух. Блэар медленно опустил в люк фонарь. Метан любит скапливаться в старых шахтах, Блэару же хотелось покинуть Уиган своими ногами, а не по воздуху. В отличие от шахтерской лампы, фонарь «бычий глаз» не предназначался для того, чтобы определять наличие газа: пламя в нем было скрыто внутри металлического корпуса, и свет выходил наружу через линзы. Единственным, что могло бы указать на наличие газа, был цвет пламени. Но когда фонарь опустился примерно на десять футов и достиг основания штольни, пламя оставалось по-прежнему желтым, свидетельствуя, что путь безопасен. Рельсов в штольне не было; значит, шахта работала еще в те времена, когда уголь из забоев вытаскивали на салазках. Блэар сходил к коляске и вернулся с толстой веревкой, один конец которой он закрепил на березе. Потом прицепил к поясу «бычий глаз» и начал спускаться по веревке в ствол шахты.
Пол штольни оказался мокрым и скользким, деревянная крепь стен и кровли просела от времени и гниения. Нижняя часть ствола шахты покоилась на свободно стоявших опорах из разъеденного временем камня; Блэару показалось, что стоит только дунуть на них посильнее, и колонны рухнут. Штольня, по сравнению с шахтой Хэнни, казалась микроскопической, но из таких штолен вела начало вся империя Хэнни. Вокруг Уигана были сотни подобных заброшенных шахт, и тысячи еще более древних, типа «колокола», представлявших собой просто ямы, из которых когда-то выбирали уголь до тех пор, пока они не обрушивались.
Держа перед собой фонарь, дававший узкий пучок света, и оттого ощущая себя одноглазым, Блэар двинулся по штольне в глубь шахты. Отпечатков чьих-либо следов нигде не было видно, но тот факт, что люк шахтного ствола вообще открылся, тем более легко, позволял предположить, что в шахте недавно кто-то побывал.
Штольня постепенно уходила вниз, что подтверждали стекавшие по стенам капли воды: следы от них шли под углом к полу, указывая на угол наклона штольни. С кровли бахромой свисали поганки. Там, где стены были посырее, поблескивали оставшиеся вкрапления угля, основная масса которого была уже давным-давно добыта и поднята на-гора. В свете фонаря промелькнул и исчез в расщелине чей-то хвост; в шахте наверняка обитали крысы, мыши, всевозможные жуки — природа не терпит вакуума. Кровля штольни становилась все ниже, и Блэар пошел дальше на полусогнутых ногах и пригнувшись, как ходят шахтеры. Рослым людям такая походка давалась очень тяжело. Недаром Мэйпоул записал в дневнике: «Все мышцы у меня болят».
Ярдов через пятьдесят штольня закончилась: пласт угля в этом месте уходил резко вниз, добывать его стало невозможно; на стене накопился слой пыли. Здесь прямо по центру штольни была оставлена опора, состоявшая из чистого угля. Блэар представил, какое искушение вырубить и этот уголь должны были испытывать работавшие в забое шахтеры: им ведь платили только за то, что выдавалось на-гора. Однако выбраться из шахты живыми оказалось для них все-таки важнее.
Поводя фонарем из стороны в сторону, Блэар внимательно осматривался. С потолка свисали окрашенные в перламутровый цвет сосульки сталактитов. Под ногами стояла чистая вода. На серебристой пыли у основания опоры четко виднелся похожий на лошадиную подкову отпечаток железной набойки клога. Царапины на каменном полу штольни могли быть оставлены человеком, еще только привыкавшим к жестким, болтавшимся на ноге клогам и потому поневоле шаркавшим ими при ходьбе. Но тот, кто здесь побывал, тренировался не только в ходьбе. На стенах виднелись относительно свежие следы, оставленные ударами кайла; одни из них шли прямо, как стрела, другие разбегались в разные стороны, как бы неуклюже пытаясь подражать первым.
В штольне стоял какой-то особый, как в склепе, холод. Блэар передернулся и отпил глоток бренди. Пряча фляжку на место, он заметил еще кое-что любопытное: в самом конце штольни к стене был прислонен парус — натянутый на деревянную раму кусок брезента. Такие паруса использовались для того, чтобы направлять поток воздуха из одной штольни в другую. Но тут вся шахта состояла из одной-единственной примитивной штольни, и никакой нужды в парусе не было. Если, конечно, за ним что-нибудь не скрывалось.
Блэар направился к парусу и уже почти подошел к нему, когда торчавший откуда-то из-под кровли кусок крепи сорвал ему с головы шляпу. Блэар нагнулся, стараясь поймать ее, и тут что-то резко и сильно сшибло его с ног, подняло в воздух и протащило, перевернув по пути несколько раз. Вся штольня заполнилась угольной пылью, и Блэар задыхался в ней, силясь сообразить, где и в какой позе он очутился. Он ничего не видел, глаза у него ослепли и горели от боли, в голове ломило так, будто лопнули барабанные перепонки.
