— С этой лопатой в руках вы выглядите довольно свирепой. Даже опасной.

— Послушайте, я никогда не трогала ни единого волоска на голове преподобного Мэйпоула. И понятия не имею, зачем ему могла понадобиться моя фотография.

— А мне снимок нравится. Даже лопата нравится. Она тут смотрится куда интереснее, чем зонтик.

— Ради того, чтобы познакомиться с девушкой, которая вертит в руках лопату, настоящий джентльмен и улицы не пересечет.

— Я вот пересек джунгли и познакомился с женщинами, которые украшают губы золотыми пластинками.

— Целовали хоть одну?

— Нет.

— Вот видите!

Прогоревшие угли просели, выстрелив в дымоход столбом искр. Роза сидела, молча уставившись на угасающий огонь. «Слишком она хрупка, чтобы катать тяжелые стальные вагонетки», — подумал Блэар. Когда Роза была спокойна, лицо ее казалось утонченным, но, стоило ей только немного возбудиться, оно сразу же принимало какое-то дикое выражение. Интересно, что может ждать от жизни подобное создание? Джин, дети, побои мужа — такого, как Билл? Сейчас она переживала лучшее в своей жизни время — период расцвета, который промелькнет в одно мгновение, — и явно намеревалась взять от него максимум возможного.

— Мне надо идти, Билл и Фло ждут, — проговорила она. — По-моему, Биллу вы очень не нравитесь.

— Против Мэйпоула он ничего не имел.

— Билл любит, чтобы все делалось так, как он хочет. Мэйпоул позволял ему командовать.

— Ну они же играли в одной команде.

— Можно подумать, сам Господь установил правила регби, лишь бы послушать молитвы Мэйпоула.

— О чем он говорил в своих проповедях перед девушками?

— Про целомудрие, про высшую любовь. Про то, что каждая мать должна быть такой, как дева Мария. Что любая девушка, запятнавшая свою честь, на самом деле Мария Магдалина. Мне кажется, у него никогда в жизни не было настоящей женщины.

— Я, конечно, не джентльмен…

— Ну, это сразу видно.

— …Но у меня ощущение, что такому человеку, каким был Мэйпоул, наиболее привлекательной должна была казаться женщина, нуждавшаяся в спасении.

— Возможно.

— Он никогда не называл вас «Розой Шарона»?

— Кто вам это сказал? — Вопрос был задан так нарочито небрежно, как бы между прочим, что сразу же обращал на себя внимание, подобно полуобкусанному ногтю или досадному промаху.

— Называл он вас так?

— Нет.

— Вы сказали, что у него никогда не было настоящей женщины. Мисс Хэнни, его невесту, вы таковой не считаете?

— Нет.

— Вы с ней знакомы?

— Мне легче на Луну слетать, чем познакомиться с кем-нибудь из семейства Хэнни. Но Луну я все же видела, и свое мнение о ней у меня есть. А вы знаете его невесту?

— Да.

— И что вы о ней думаете?

— Обаяния ей явно не хватает.

— Ей всего не хватает, но у нее есть деньги, наряды, выезды. Будете еще с ней встречаться?

— Завтра.

— Вы это произнесли так, словно терпеть ее не можете.

— В сравнении с вами она холодная сосулька, кислое вино и шип розы. Одновременно.

Роза промолчала, только внимательно посмотрела на него через разделявший их стол. Блэару очень хотелось бы разглядеть как следует ее лицо. Правда, он видел ее всю — обнаженной, моющейся, но запомнил лишь тело в сверкающих струях воды. И сейчас искренне надеялся, что воспоминание о той сцене не отражается у него во взгляде.

— Вам надо уходить, — проговорила Роза. — И не такой уж вы больной, как говорите, — добавила она.

Потом, уже вернувшись в гостиницу, Блэар с изумлением задался вопросом, не сошел ли он с ума. До сих пор ему удавалось скрывать причину, понуждающую его к возвращению в Африку, от всех тех, кто в общем-то имел право ее знать: от епископа Хэнни, от Королевского общества, даже от безобидного Леверетта. И вдруг он выложил все как на духу девице, которая, конечно же, не устоит перед тем, чтобы разнести теперь эту сенсационнейшую историю по всем пивным Уигана, откуда она быстро достигнет «Хэнни-холла», — и тогда конец всем его планам и ему самому. Это же надо самому такое выложить — признаться в покупке рабыни и в кровосмешении с женщиной другой расы! На одной чаше весов — трагедия молодой чернокожей матери, двусмысленность положения ребенка-полукровки и его белого отца, на другой — варварские нравы и обычаи джунглей Африки, алчность торговцев-арабов. Будь его дочь белой, ради ее спасения Англия могла бы пойти на все, вплоть до войны. И о чем только он думал, рассказывая о себе всю правду? Захотелось поразить такую кокетку, как Роза Мулине?

А она — сколько она наврала ему в ответ! Единственной драгоценностью Джона Мэйпоула была ее фотография, а Роза заявляет, будто бы викарий хотел всего-навсего спасти ее душу.

Взять ее дом: как могло получиться, что по всей Кендл-корт жильцы и постояльцы теснятся, как сельди в бочке, а Роза со своей подружкой Фло вдвоем занимают целый дом, и при этом неплохо обставленный? Каким это образом двум честным девушкам удается за него платить?

А ее скрытность: заставила его уйти одного, сказав, что сама подождет, пока он не скроется из виду.

Возможно, она мстила ему за тот, первый его приход, когда он застал ее обнаженной? Или он разболтался под влиянием приступа лихорадки? Хотя в этот раз он не чувствовал себя так уж плохо. Впрочем, иногда воспаленный мозг сам подсказывает верные решения: утаив от Розы, что он нашел дневник Мэйпоула, Блэар сохранил последнее свое преимущество.

Под конец он все же расхохотался. Если Розе удается так вертеть им самим, то что же она проделывала с Мэйпоулом?!