Блэару очень не хватало здесь яркого экваториального солнца, резких переходов от дня к ночи, однако он не мог не признать, что и в красках английского пейзажа тоже есть свое странное очарование. Грозовые облака поднимались такой высокой стеной, что на ее фоне груженный углем состав казался не более чем легкой складкой на местности. Среди живых изгородей и между печных труб носились воробьи, шнырявшие вверх и вниз, внезапно вылетавшие на свет, но так же мгновенно скрывавшиеся в темноте. Повсюду ощущалось какое-то особое спокойствие, не нарушаемое даже поездами и паровозами; пейзаж был словно погружен в легкую дымку, уничтожить которую не могла никакая завеса сажи.

И во всем остальном тоже царили сплошные противоречия. Епископ Хэнни, которому был совершенно безразличен Мэйпоул, почему-то хотел его найти. Шарлотта Хэнни, невеста Мэйпоула, наотрез отказывалась помогать в этих розысках. Чем больше Блэар злил ее, тем вроде бы довольнее становился епископ. Леверетт был прав, сказав, что Блэар ничего не понимает. С каждым днем он действительно понимал все меньше и меньше.

Неподалеку от шахты Хэнни темнела рощица высоких, безлистых, серовато-коричневого цвета ив и дубов, раскачивающихся на ветру над плотным пологом из ежевики. Лишь на кустах терновника виднелись белые почки; во всем же остальном в этом последнем кусочке уиганских лесов было не больше жизни, чем в опахале из перьев. Дорога огибала рощицу стороной, признаков присутствия Розы Мулине не было видно. Блэар привязал лошадь, отыскал петлявшую в кустах тропинку и направился вглубь, саквояжем раздвигая перед собой колючки там, где они особенно плотно преграждали ему путь.

Рощица служила пристанищем для кротов, лис и горностаев; вокруг шахт оставалось мало нетронутого леса, и Блэар почти физически ощущал необычайно высокую концентрацию живых существ и их незаметной глазу суеты вокруг. Очень быстро он дошел до маленькой полянки, в центре которой стояла серебристая береза, — места, показавшегося ему центром рощицы, — и увидел зяблика, сидящего на ветке и изливающего непрерывный поток чудесных музыкальных фраз. Блэар застыл, пораженный, как если бы, бродя по развалинам города, вдруг наткнулся на старинную миниатюрную часовенку, где за нити колокольчиков дергал зяблик.

— Это канарейка, — раздался голос Розы.

Она выступила из глубокой тени под ивой; закутанная в шаль, с толстым слоем угольной пыли на лице и при сумеречном свете сама казалась тенью.

— Откуда она тут? — поинтересовался Блэар.

— Улетают из забоев, иногда их отпускают; это самый ближний к шахте лес, вот они сюда и летят. И живут здесь вместе с другими птицами.

— Даже трудно поверить.

— Чего же тут особенного?

Волосы ее свисали медно-коричневыми, чуть вьющимися прядями, грубошерстная куртка казалась бархатной от покрывавшей ее угольной пыли, ансамбль дополняла обвязанная вокруг шеи атласная лента. Блэар увидел перевязанную руку и вспомнил слова Фло о том, что Роза поранилась.

— Повредили?

— Я на сортировке угля работаю, а не чай подаю. Бывает, и острые камни попадаются. Что вы хотели мне сказать?

Береза вдруг осветилась яркой вспышкой. Вспугнутая птичка вспорхнула и улетела, сопровождаемая раскатами грома. В тот миг, пока все вокруг заливал свет молнии, Блэара внезапно осенило, что он ни разу еще не видел Розу Мулине при хорошем освещении. Всегда лицо ее или наполовину скрывала угольная пыль, или делал едва видимым тусклый огонек лампы или свечи. Молния высветила такой же, как у Шарлотты Хэнни, высокий лоб, но с более ясными глазами под ним, и такой же правильный нос, только рот выглядел полнее и мягче и казался ярко-красным по сравнению с черными от сажи щеками. Роза производила впечатление более высокой, чем Шарлотта, но главное, в ней было больше жизненной силы — как в дикой кошке по сравнению с домашним котом.

— Хотел попросить вас кое-что вернуть от моего имени, — ответил Блэар. Он вытащил из саквояжа клоги. — Мне их оставил в гостинице Билл Джейксон. Я видел, как он их выиграл у ирландца, которого забил почти до смерти. Я знаю, что Джейксон — ваш парень. По-моему, он полагает, что у меня есть на вас виды, так что эти клоги, видимо, предупреждение, что, если я не оставлю вас в покое, он и со мной сделает то же самое, что с тем ирландцем. Передайте Джейксону, что его предупреждение понято и что клоги нам не понадобятся.

— А они красивые. С трилистниками. — Роза внимательно оглядела простроченный рисунок и обитые медью мыски.

— Ну, ирландцу они не принесли счастья. — Блэар протянул клоги Розе, но та не взяла их.

— Что, боитесь Билла?

— Конечно, боюсь. Он жестокий и не так глуп, как кажется.

— О-о, ему бы понравилась такая характеристика.

— Не стоит ему передавать. — Может, вам клоги не нравятся? Для вас это слишком низко? Вы предпочли бы драться на шпагах или пистолетах?

— Я бы предпочел вообще не драться. И вы мне понадобились только для того, чтобы спросить вас о Джоне Мэйпоуле.

— Вы же приходили еще раз, — проговорила Роза.

— А второй раз я приходил к вам потому, что обнаружил в доме Мэйпоула вашу фотографию.

— И пообещали, что больше не будете меня беспокоить.

— Поверьте, я вовсе не стремлюсь вас беспокоить.

Первые дождинки упали сквозь кроны деревьев. Роза не обратила на них никакого внимания, настроение ее менялось, как у актрисы на сцене:

— Если бы я была мисс Хэнни, вы бы вели себя иначе. Будь я леди, вы бы не притащили меня сюда, чтобы бросить мне клоги в лицо. И не донимали меня расспросами, словно домовладелец бедного неплательщика.

— Роза, это место для нашей встречи предложила ваша подруга Фло. Я не бросаю клоги в лицо, я пытаюсь вам их отдать. А что касается мисс Хэнни, то вы куда большая леди, чем она.

— Скажите просто, что вы трус. И не надо мне льстить.

— Возьмете вы наконец эти проклятые ботинки? — потерял терпение Блэар.

— Вот видите? С леди вы бы так разговаривали?

Вечно у него с Розой ничего не получается. Дождь расходился все сильнее, мокрые волосы налипли Розе на лоб, черная грязь стекала у нее по бровям, но почему-то именно Блэар чувствовал себя с ног до головы в грязи.