— Мне даже как-то не по себе, — прошептала мама. — Кажется, нас впутали в какую-то историю.
Папа сложил руки на столе.
— Да, в какую-то мистерию. Хотя вообще нет никаких оснований считать, что девочка, пропавшая в сорок восьмом году, и женщина на фотографии — одно и то же лицо.
Он сидел, глядя перед собой.
— А на площади его не было, — добавил он.
Иоаким сразу понял, кого имел в виду папа, а мама спросила:
— Кого не было? Теперь и ты говоришь загадками.
— Торговца цветами... Иоанна... того, с водой. Я дорого дал бы за возможность побеседовать с ним. Для нас теперь ясно одно: это он создал удивительный календарь. А теперь исчез.
Вот такой у них состоялся разговор. Иоакима это все так взволновало, что он решил лечь спать пораньше: ему не терпелось дождаться утра. Тогда наконец он узнает что-то новое об Элизабет Хансен и ангеле Эфирииле.
Когда он проснулся 12 декабря, то папа и мама уже сидели в комнате и ждали его пробуждения. Это было немножко странно, так как день был субботний, а по субботам Иоаким обычно вставал гораздо раньше родителей.
— Ну, давай открывай окошко в календаре, — сказал папа. — Давай, давай скорее!
Ему явно хотелось сделать это самому.
В этот раз на картинке был изображен человек, одетый в красную тогу. В руках он держал огромный плакат.
Мама и папа сели на кровать к Иоакиму. А он подобрал тоненький, сложенный в несколько раз листочек бумаги. Развернул его и принялся читать написанное мелкими буквами:
Квириний
Пять овец пересекли гряду холмов и устремились вниз, к цветущей плодородной долине. Вокруг маленького стада кружил Умораил, а за овцами и ангелочком спешили Иаков, Навин, Каспар и Бальтасар, Эфириил и Элизабет. Они направлялись в Вифлеем, чтобы приветствовать появление на свет младенца Иисуса.
Сначала они прошли мимо озера, носящего название Бильского, а потом и мимо других. Самое большое и красивое из всех было Женевское озеро. Это было самое чистое и прозрачное озеро из всех когда-либо виденных Элизабет. Поверхность его была такой гладкой, что казалось, будто часть неба опустилась на землю. Только посмотрев на небо и убедившись, что никакой дыры там, наверху, не образовалось, она смогла поверить, что это не небо, а его отражение в водной глади.
И вот они уже снова спешили по старой дороге вдоль реки в глубокой долине. Эфириил рассказывал, что река называется Рона и что свои воды со склонов Альп она несет в Женевское озеро, а потом снова вытекает из него и впадает в само Средиземное море.
По старому мосту они перебежали на другой берег реки и остановились перед монастырем Святого Маврикия. Он был окружен горами, на вершине которых белел снег.
— Сейчас тысяча семьдесят девятый год от Рождества Христова, — сказал Эфириил. — Монахи поселились здесь и неустанно славили Господа и его творения уже с шестого века. Монастырские стены были возведены вокруг могилы святого Маврикия, который был убит здесь в двести восемьдесят пятом году за то, что отказался поклоняться римским богам.
Едва успел Эфириил закончить свою речь, как из ворот монастыря вышел монах. Слегка поклонившись, он произнес:
— Глория Деи {Gloria Dei (лат.) — слава Богу, да будет славен Господь.}
— И вам того же, — сказала Элизабет, хотя она не поняла, что именно сказал монах. Она сочла, что молчать неудобно и кто-то должен ответить.
И тут монах заметил двух ангелов. Он опустился на колени и воскликнул:
— Аллилуйя! Аллилуйя!
Было совершенно очевидно, что здесь не привыкли к посещению ангелов, хотя монастырь располагался высоко в горах и монахи были, пожалуй, ближайшими соседями ангелов небесных.
Умораил взлетел примерно на полметра над землей, распластав крылья, приблизился к монаху и произнес нежным голоском:
— Не бойся. Мы просто отправились в небольшой поход к Вифлеему, чтобы поклониться младенцу Христу.
Тут выступил вперед царь Каспар из Нубии. Он обратился к монаху:
— Мир да пребудет с тобой и твоим монастырем. Как поведал тебе ангел, мы находимся на пути к Священной земле, чтобы приветствовать царя царей в граде Давидовом — Вифлееме.
С этими словами они отправились дальше. И вскоре пришли в маленькое местечко Мартиньи. Здесь находился древний римский театр.
— Этот путь через Альпы использовали еще римляне, — объяснил ангел Эфириил. — Много лет спустя по этой дороге вместе со своей армией прошел Наполеон.
— В Вифлеем! — воскликнул Навин, и они двинулись вверх по горным склонам.
Воздух был такой чистый и прозрачный, что Элизабет стала думать, уж не возносится ли она на небеса. Несколько раз им на глаза попадались горный заяц, сурок или горный козел, над ними все время кружили вороны и грифы, а из кустарника нет-нет да и вспархивала куропатка.
На вершине горного перевала они увидели большой дом.
— Время — тысяча сорок пятый год от Рождества Христова, — произнес ангел Эфириил. — Этот дом, что перед нами, приют для всех, кто переходит через Альпы. Он совсем новый, и воздвиг его человек по имени Бернар Ментонский. Здесь живут монахи-бенедиктинцы и несут спасательную службу, приходя на помощь людям, попавшим в беду в горах. Им очень помогают собаки породы сенбернар.
— Именно так! — воскликнул ангелочек. — Ведь Иисус учил людей помогать друг другу в беде, однажды он рассказал о человеке, который шел из Иерусалима в Иерихон. Внезапно на него напали разбойники. Он лежал полумертвый, совершенно беспомощный, на краю дороги, и, казалось, положение его было безнадежным. Мимо проходили священнослужители, но ни один не подумал наклониться и помочь несчастному человеку, которому угрожала смерть. Иисус считал, что нет никакого смысла быть священником, если не даешь себе труда помогать людям в беде. Молитвы таких священников не нужны Господу.
Элизабет кивнула, а Умораил продолжал:
— Тут как раз мимо проходил самаритянин, а надо сказать, что самаритян не очень-то жаловали в Иудее. Потому что их вера в Бога несколько отличалась от иудейской. Этот самаритянин был милосердным и потому помог горемыке. Тот остался жит. ВОТ ТАК! Выеденного яйца не стоит такая «истинная вера», которая не учит человека помогать ближнему в беде.
Элизабет снова кивнула и сложила слова ангела в своем сердце.
Они пошли дальше, и в том месте, где тропинка разделялась на две, стоял какой-то человек с табличкой в руке. Он был одет в длинную красную тогу. Если бы он стоял не шевелясь, можно было бы подумать, что это окаменевший римлянин из античной эпохи.
На табличке большими буквами было написано: «В ВИФЛЕЕМ». На нем была также нарисована стрелка, указывающая направление, в котором им следовало идти.
— Живой дорожный указатель! — воскликнула Элизабет.
Эфириил кивнул.
— Истинно говорю вам, этот живой дорожный указатель должен быть одним из нас.
Умораил засуетился, подлетел к человеку и затараторил:
— Не бойся! Не бойся! Не бойся!
Но человек с плакатом совсем не испугался. Он сделал шаг вперед к Элизабет, протянул ей руку и сказал:
— Поздравляю... нет-нет, это явно не то. Я хотел сказать: к вашим услугам, друзья мои! Прежде всего я должен назвать вам свое имя... ведь я тоже получил право находиться в этом волшебном рождественском календаре... меня зовут Квириний, я римский наместник в Сирии... У тебя красивое лицо, приятно познакомиться... хотя, конечно, главное — быть добрым и хорошим. Дикси!
Элизабет не смогла сдержать смеха: этот человек говорил так странно. Казалось, что говорит не один человек, а два, которые перебивают друг друга. Он протянул Элизабет свою табличку, с которой ему пришлось стоять на ветру целую вечность, и продолжил свою речь;