– Ну, ладно! Ладно! – замахала моя Мира руками. – Попросите Кинрю, он затуманит поляку голову своей императорской игрой!

– А это чудесная мысль! – заметил я.

– Я рада, Яков Андреевич, что вы оценили мою идею по достоинству, – заулыбалась Мира.

Итак, я попросил моего Золотого дракона отвлечь господина Гродецкого, который последнее время старался особенно не показываться никому на глаза. Я чувствовал, что он виновен в гибели князя, но мне пока не предоставилось ни единой возможности доказать вину пана Станислава. Единственной своей огромной удачей я считал находку дневника князя Титова. По крайней мере мне теперь было ясно, как ко мне относится Иван Сергеевич Кутузов, командор Красного креста, член капитула ордена «Золотого скипетра», которого я считал своим другом и наставником. Именно он когда-то вручил мне пятиконечную звезду масона – Подмастерья… Сколько времени утекло с тех пор?!

Мой дорогой Кинрю, как всегда, не сумел мне отказать и отправился к господину Гродецкому, коротавшему в одиночестве часы, оставшиеся до ужина. Я не знаю, как ему удалось убедить пана Станислава, но спустя четверть часа тот уже сидел в гостиной и играл с Юкио Хацуми в вай Ки.

Тем временем я отправился в людскую, так как лакей Григорий сказал мне, что там я смогу увидеть Грушеньку, у которой я надеялся раздобыть ключи от комнаты Гродецкого, тщательно ее запиравшего.

Однако Грушеньки в людской не оказалось, и высокая горничная Машенька с иссиня-черной косой до пояса сказала мне, что ключница ушла в свою комнату. Оказывается, она располагалась у нее на втором этаже.

На этот раз мне, наконец-то, повезло, и я застал экономку в ее апартаментах. Грушенька занимала маленькую, скромно, но, тем не менее, уютно обставленную комнату.

– Яков Андреевич! – всплеснула она руками. – Что-то случилось?! – запричитала она. – Что-то с барышней Мирой?

Или с барыней Ольгой Павловной?! – ужаснулась девушка.

– Нет-нет! Успокойся! – замахал я руками. – Я только хотел попросить тебя о помощи…

– О помощи? – удивилась Грушенька.

– Да, – подтвердил я. – О маленькой услуге!

Говоря откровенно, услуга эта была не такой уж маленькой. Но я предпочел умолчать об этом.

– Что вы имеете в виду? – спросила Грушенька.

– Мне нужен ключ от комнаты Гродецкого, – ответил я.

– Но… – замялась Грушенька, – я не могу. Если узнает Ольга Павловна… – девушка испуганно округлила глаза.

– Милая Грушенька, – начал я, – ты ведь уже оказывала Мире такого рода услугу. Ничего не случится, – заверил я ее, – и Ольга Павловна ничего не узнает!

– Ну, хорошо! – наконец-то решилась девушка. Она опасливо осмотрелась по сторонам, а потом протянула мне ключ. – Яков Андреевич, – попросила Грушенька, – постарайтесь, пожалуйста, чтобы вас никто не заметил, – она молитвенно сложила руки у себя на груди.

Я пообещал ей, что постараюсь.

Миновав анфилады комнат, я, наконец-то, оказался у апартаментов Гродецкого. Не успел я вставить ключ в замочную скважину, как услышал шорох за дверью. Тогда я спешно вытащил ключ и спрятался за одной из колонн.

Как оказалось, проделал я это исключительно своевременно, потому как из комнаты господина поляка вышел квартальный надзиратель Лаврентий Филиппович Медведев, о котором, искренне говоря, я успел уже несколько позабыть.

Чертыхаясь вполголоса, Лаврентий Филиппович запер дверь на ключ и поспешил в сторону гостиной. Мне оставалось только гадать, удалось ли ему что-нибудь найти… Я полагал, что – вряд ли! Но чем черт не шутит?

Дождавшись, когда квартальный совсем скрылся с глаз, я вошел в комнату, отведенную в хозяйском доме господину Гродецкому.

За окнами свинцовым дымом сгустились сумерки, поэтому в комнате было темно. Мне пришлось зажечь толстую свечу в бронзовом подсвечнике, чтобы я сумел разглядеть хоть что-то.

Первым делом мне бросилась в глаза на стене коллекция охотничьих турецких трубок, которую, судя по всему, пан Гродецкий везде возил с собою по свету. Я не сомневался, что господин Станислав не расставался с нею и в Индии.

Я снял со стены одну из старинных трубок и поднес ее к свету. С одной стороны я обнаружил на ней выгравированную эмблему дикого камня – одного из масонских символов – и соответствующую ей надпись на польском языке. Мне было известно, что работы в великом польском капитуле происходили теперь на родном языке его членов. Я полагал, что надпись на трубке была сделана совсем недавно. Впрочем, это не доказывало ровным счетом ничего, кроме того, что пан Станислав Гродецкий принадлежал к одной из польских масонских лож.

Я вернул трубку на место и подошел к письменному столу, на котором стояла чернильница и лежало несколько чистых листов бумаги. Ящики письменного стола оказались запертыми на ключ.

В этот момент я пожалел, что со мною не было моего верного ангела-хранителя. Я дернул за ручку один из ящиков, и он неожиданно поддался. К моему счастью, Станислав забыл его запереть. Я выдвинул ящик наружу и обнаружил в них один из брульонов, наподобие тех, что мне удалось найти в кабинете покойного Николая Николаевича, похороны которого должны были состояться через день. Но это письмо было адресовано самому Николаю Николаевичу Новосильцову. Однако и наличие данного черновика, написанного рукою князя, в комнате пана Гродецкого само по себе также ничего не доказывало. Я положил его обратно в ящик, который задвинул в стол.

Потом я взял в руки свечу и стал вдоль и поперек осматривать комнату. Неожиданно я поскользнулся и едва не растянулся на вощеном паркетном полу. Каково же было мое удивление, когда под стулом орехового дерева я обнаружил золотую сережку в виде колокола, которая определенно принадлежала Мери-Энн. Я поднял ее положил в карман, чтобы она вдруг не испарилась, как шарф Гродецкого и белые женские перчатки в комнате англичанки.

Я все перевернул вверх дном в апартаментах поляка и, кстати, обнаружил пропажу в гардеробе Гродецкого. У меня почти не оставалось сомнения, что именно он и ударил меня по голове перед тем, как в комнату Мери-Энн вернулся Кинрю, который и привел меня в чувство. Между прочим, голова у меня все еще до сих пор побаливала.

Времени у меня оставалось не так уж много, я подозревал, что мой Золотой дракон долго не сможет удерживать пана Станислава в гостиной. Мне казалось, что у господина Гродецкого должен был быть превосходный нюх, не хуже, чем у охотничьего сеттера. Странно только, что он не заметил на полу сережку мисс Браун, которая доказывала их связь, и без того явную для меня, особенно после того, как я нашел у англичанки визитную карточку моей кузины Божены.

Едва я успел закрыть комнату на ключ и выйти на лестницу, как нос к носу столкнулся с господином Гродецким, который смерил меня подозрительным взглядом пронзительных сине-голубых глаз.

Одет он был, как обычно, франтом: светлые панталоны на новомодных подтяжках, внизу со штрипками, узорный фрак со слегка заниженной талией и бархатным воротником, пестрый жилет и белую рубашку с высоким воротником, в шутку прозванным петербургскими денди Vatermoder – отцеубийцей.

Пуговицы к фраку были фарфоровыми. Светлые волосы свои Гродецкий коротко стриг и завивал в тугие локоны. Его гладко выбритое лицо на щеках от виска украшали узкие полоски волос, именуемые в свете фаворитом.

– Что вы здесь делаете, Яков Андреевич? – вкрадчиво осведомился он, прищурив глаза.

– Вас разыскиваю, – нашелся я. – Честно признаться, в этом доме кроме вас и поговорить-то не с кем, – сказал я разочарованно. – Никто даже о Беме слыхом не слыхивал!

– Какая жалость! – посочувствовал мне Гродецкий. – А меня ваш японец развлекает, – добавил он. – Презанимательнейшая личность!

– Ну, Кинрю еще тот выдумщик! – заметил я.

– И философ! – проговорил пан Гродецкий в ответ. – Эта его дальневосточная игра – штучка с глубоким смыслом! – протянул он восхищенно блеснув глазами. Мне показалось даже, что Станислав Гродецкий мне поверил.