Я прикусил язык. Вот именно такие отношения продолжались между нами уже который месяц. Я заметил, что глаза у Кристины покраснели. Очевидно, она только что плакала.

– Сейчас ты занимаешься очередным расследованием убийства, Алекс. Наверное, это хорошо. Ведь это твоя жизнь. Очевидно, ты очень способный детектив.

Я не мог дольше молчать:

– Я же предлагал бросить работу в полиции и заняться частной практикой как психолог. Я сделаю это, Кристина.

Она нахмурилась и отрицательно покачала головой:

– Это такая честь для меня!

– Я не собираюсь с тобой бороться. Ну, прости, что перебил тебя. Продолжай, пожалуйста.

– В Вашингтоне у меня больше нет никакой жизни. Я постоянно чего-то боюсь. Вернее, не боюсь, я нахожусь в каком-то ошеломленном состоянии, как в ступоре. Я даже возненавидела свою школу. У меня такое ощущение, что кто-то отобрал мою жизнь. Сначала у меня отняли Джорджа, потом эта история на Бермудах. Теперь мне страшно даже подумать о том, что в один прекрасный день Шефер все-таки доберется до меня.

Я снова не выдержал:

– Он не посмеет явиться сюда, Кристина.

– Не говори так! – Она повысила голос. – Ты же ничего не знаешь! Так какое право ты имеешь утверждать, что он не придет за мной?!

Я почувствовал, что в легких у меня кончается воздух. Пока я еще не догадывался, куда клонит Кристина, но было ясно, что она находится на грани нервного срыва. Все мне сейчас напоминало ту ночь, когда ей вдруг показалось, что Шефер явился прямо к ней в спальню.

– Я уезжаю из Вашингтона, – внезапно заявила Кристина. – Я уеду сразу после того, как закончится учебный год. Я не хочу, чтобы ты знал, где я буду жить, потому что мне не нужно, чтобы ты начал разыскивать меня. Пожалуйста, Алекс, не пытайся быть в отношении меня детективом. Или, тем более, психиатром.

Я не верил тому, что слышу. Я не ожидал от нее ничего подобного. Я просто стоял перед ней и не находил слов. Никогда еще я не чувствовал себя таким опустошенным и одиноким. Внутри меня будто все похолодело.

– А что будет с малышом? – наконец, придушенным шепотом выдавил я, удивившись этому неестественному хрипу.

Неожиданно ее красивые глаза наполнились слезами. Кристина начала всхлипывать, тело ее содрогалось, но ей никак не удавалось совладать с чувствами:

– Я не могу взять Алекса с собой. Не теперь, пока я еще в таком состоянии. Ему пока что придется остаться с тобой и Наной.

Я хотел было что-то сказать, но ни звука не вырвалось из моего горла. Кристина несколько секунд смотрела мне в глаза. Ее взгляд был грустным и смущенным.

Было видно, какую боль она сейчас испытывает. Потом она повернулась и зашагала к дому. Через пару минут она скрылась внутри него.

Я сердился и грустил одновременно, но старался никому не показывать своего настроения: ведь это только еще больше усложнило бы мое положение. Как говорится: «Врач, исцелись сам».

В воскресенье утром в церкви я встретился со своим психиатром Аделью Файнелли. Мы вместе с семьями посещали девятичасовую проповедь. На этот раз мы решили отойти в задние ряды, чтобы иметь возможность перекинуться парой фраз. Скорее всего, Адель заметила тревогу в моих глазах, это не ускользнуло от нее. Она очень внимательный врач: мы знакомы с ней почти четыре года.

– Неужели погибла кошка Рози или случилось что-то еще страшней? – поинтересовалась Адель и чуть заметно улыбнулась.

– С Рози все в порядке. Как, впрочем, и со мной. Спасибо за заботу.

– Понятно. Тогда почему ты мне напоминаешь Али в день после схватки с Джо Фрейзером в Маниле? Это ты можешь объяснить? К тому же, ты забыл побриться перед тем, как отправиться в церковь.

– У тебя сегодня милое платье, – постарался я перевести разговор на другую тему. – И цвет очень идет…

Адель нахмурилась. Она не покупалась так дешево.

– Вот здесь ты прав. Серое – это именно то, что мне больше всего к лицу, Алекс. Что же случилось?

Адель зажгла свечу.

– Я люблю волшебство во всех его проявлениях, – прошептала она и бросила на меня озорной взгляд. – Мы не виделись с тобой достаточно долго, Алекс. Это или очень хорошо, или очень плохо.

Я последовал ее примеру, зажег свечу и стал молиться:

– О Господи, понаблюдай, пожалуйста, за моей Дженни, пусть она поправляется быстрей. А еще мне бы очень хотелось, чтобы Кристина никуда не уезжала из Вашингтона. Я понимаю, что ты просто хочешь в очередной раз послать мне серьезное испытание.

Адель поморщилась, как будто обожглась, отвернулась от свечи и взглянула мне прямо в глаза:

– Алекс, прости меня. Тебя не нужно больше испытывать. Ты и без того прошел через слишком многое.

– Все в порядке, – повторил я. Мне не хотелось сейчас развивать тему и откровенничать, даже с Аделью.

– Ох, Алекс, Алекс. – Она покачала головой. – Как же я сразу не догадалась.

– Нет-нет, все действительно в порядке.

Адель, похоже, окончательно оставила старания допытываться у меня правды.

– Хорошо. Тогда поступим так. Сто долларов за визит. Я разрешаю опустить их в корзину для пожертвований.

С этими словами она удалилась к своей семье, которая уже расселась рядом с центральным проходом. По пути Адель еще раз оглянулась на меня, но на этот раз она больше не улыбалась.

Как только я добрался до своего ряда, Дэймон тут же поинтересовался, кто эта симпатичная дама, с которой я так увлеченно беседовал.

– Она врач и мой хороший друг, – пояснил я, и это было правдой.

– Твой врач? А что она лечит? Она, кажется, сердится на тебя, – зашептал Дэймон – Чем же ты ей не угодил?

– Я все сделал правильно. А теперь я хочу остаться наедине с собой. Можно?

– Нет. К тому же, мы в церкви, и я хочу выслушать твою исповедь.

– У меня нет для тебя никакой исповеди. И со мной все в порядке. Все замечательно. Мир улыбается мне. Я счастлив, как никогда.

Дэймон посмотрел на меня с таким же неудовольствием, как несколько минут назад Адель. Потом он молча покачал головой и отвернулся. Он тоже не поверил мне. Когда до меня дошла корзина для пожертвований, я положил в нее купюру в сто долларов.

Дирижер всегда придерживался твердого расписания. В его голове будто тикали, отсчитывая время, невидимые часы.

Группа банковских грабителей, «сливки из сливок», должны были встретиться с ним в его апартаментах в «Холидей-Инн» в Вашингтоне возле Колониал-Виллидж. Конечно же, они прибыли вовремя: разумеется, он заранее дал им понять, что это – необходимое условие.

Брайан Макдугалл развязной походкой вошел в номер, опередив остальных. Дирижер внутренне усмехнулся той роли лидера, которую Брайан взял на себя, выставляя себя сейчас хозяином положения. Впрочем, Дирижер предполагал, что Макдугалл поведет себя именно так. За ним следовали его подчиненные: Би-Джей Стрингер и Роберт Шоу. «Эта троица напоминает кого угодно, но только не воров высочайшего класса», – подумал Дирижер. Двое из вошедших были одеты в рубашки популярной спортивной команды с Лонг-Айленда. Бело-голубого цвета, с короткими рукавами.

– Мистер О’Мэлли и мистер Круз? – спросил Дирижер, находясь вне круга яркого света и оставаясь, таким образом, невидимым. – Могу я поинтересоваться, где они?

За всех ответил Макдугалл.

– Они сегодня на работе, партнер. Ведь вы назначили встречу очень неожиданно. Итак, трое из нас сумели открутиться. Признайте, было бы подозрительно, если бы все пятеро неожиданно заболели.

Дирижер продолжал изучать троих ньюйоркцев, сидящих в освещенной части комнаты. Каждый из них выглядел вполне заурядно: что называется, типичный Джо. На самом же деле они являлись самыми опасными из всех банковских грабителей, используемых им до сих пор. Эта была именно та компания, которая требовалась ему для следующей операции.

– У нас здесь что, кинопроба? – усмехнулся Макдугалл. Этот господин с черными зализанными назад волосами и маленькой бородкой предпочитал носить мокасины, черную шелковую рубашку и брюки такого же цвета.