Утром в день своей смерти Кейли Бриджмен проснулся с ощущением запаха парусины и с надеждой на солнечный день. Прохладный предрассветный воздух начали пронизывать незамысловатые мелодии певчих звонарей, и на растяжке его палатки забил крыльями лесной голубь. Кейли выбрался из-под полога. Видневшаяся в сумерках буковая поросль была усыпана крупными каплями росы. Перерывы между трелями птиц заполнялись журчанием близкого ручья и отдаленным шумом реки Вайнуй, не прекращавшей разговор со своими валунами и утесами. Вдоль реки сквозь смутные очертания деревьев проглядывали два «лендровера» и палатки остальных — его жены; его приемного сына; Дэвида Вингфилда — таксидермиста; и Соломона Госсе, Госсе, с которым Бриджмен не ладил.

В той или иной степени он, собственно, не ладил тут со всеми, но не придавал этому особого значения. На своей жене он, что касается ее умственных способностей, уже давно поставил крест. Общего между ними ничего не было. Ее никак не интересовали, птичьи песни.

«Тинг-динг» — вызванивали в небе певчие птахи.

Если все пройдет удачно, то сегодня к вечеру к этим голосам на магнитофонной ленте присоединится еще один, голос ночной ру-ру, маленькой новозеландской совки Бриджмен вгляделся через лощину, где на самом краю скалы на фоне бледнеющих звезд высоко поднимались темные очертания бука. Там, под деревом, лежали хорошо скрытые от постороннего взгляда и готовые к установке все необходимые предметы. Сейчас, по меньшей мере, за два часа до того, как лагерь начнет просыпаться, самое подходящей время установить аппаратуру.

Он ловко пробрался через густую колючую папоротниковую поросль к тому месту, где перебросил примитивный мостик через очень глубокую и узкую расщелину. По ее дну протекал ручей, впадавший в Вайнуй ниже их лагеря. В том месте обитатели лагеря устроили в ручье запруду, чтобы получился бассейн для купания, Сам Кейли в сооружении этой запруды не участвовал.

Длина моста была всего четыре фута с небольшим. Его образовывали два буковых бревна, опиравшихся на края расщелины и скрепленных между собой прибитыми внахлест ветками. Внизу, на двадцатифутовой глубине, поблескивал и журчал ручей. Остальные обитатели лагеря просто прыгали через расщелину, подбивая его сделать то же самое «Попробуй они, — с раздражением подумал Кейли, — проделывать такие прыжки с грузом в двадцать с лишним фунтов, так совсем по иному бы запели».

Он подошел к дереву! Аппаратура в сохранности, упакована в зеленые водонепроницаемые пакеты, уложенные во впадину под корнями.

Взобравшись на дерево, чтобы установить микрофон, Кейли обнаружил там пятна помета, совсем свежие, — от ночного посещения Ру-ру.

Он принялся за работу.

В половине двенадцатого Бриджмен вернулся, успев перед этим осмотреть буковую рощицу, лежавшую у подножия Лысых холмов. Где-то запел туй, напомнив своей трелью начало баллады «Домой в свои горы шагая», но тут же перешел на невнятное бормотанье и, издав какой-то звук наподобие гудения натянутой проволоки, замолк. Тут же где-то совсем рядом послышалось неожиданное биение крыльев и раздался короткий беспомощный писк. Бриджмен с привычной для наблюдателя за птицами осторожностью вошел в кустарник и внезапно остановился.

Он стоял на самом краю обрыва. Внизу виднелась светловолосая голова Дэвида Вингфнлда.

— Что ты сделал? — произнес Бриджмен.

Голова не спеша двинулась и повернулась. Некоторое время они смотрели друг на друга.

— Что у тебя в руках? Раскрой ладони.

Искусные руки таксидермиста раскрылись. На одной ладони лежал пушистый комочек. Сведенные коготки лапок торчали высохшими веточками. Беспомощно запрокинулась головка. Это был пострел, самая крошечная и самая безобидная из всех новозеландских птиц.

— Их здесь сколько угодно, — произнес наконец Дэвид Вингфилд. — Я просто хотел добрать коллекцию. И нечего на меня так смотреть.

— Я сообщу об этом.

— А мне плевать!

— Ты так думаешь? Ошибаешься, ей-богу. Для тебя это конец.

— Да прекрати ты! — Дэвид поднялся на ноги, выпрямившись во весь свой огромный рост. — Не будь идиотом.

Казалось, Бриджмен сейчас бросится на него.

— Не вздумай, — произнес Дэвид, — с тобой я управлюсь одной рукой — Он вынул из кармана небольшую коробочку, уложил пострела и закрыл крышку. — Бывай — Вингфилд подобрал дробовик и не торопясь двинулся прочь.

В полдень обитатели лагеря сели за обед, приготовленный Сюзанной Бриджмен на костре. Они завершили строительство своей дамбы, соорудив ее из пластов дерна, укрепленных большими камнями. Ручей возле своего слияния с Вайнуй был полноводен, поэтому надстроили берега по обеим сторонам лагеря, — если снег на вершинах начнет таять или с западного побережья ветер донесет в глубь страны солидный ливень, то ручьи и реки превратятся в бушующие, все размывающие потоки.

— Он что, не придет за своим пайком? — спросил у матери Клив Грей, который старательно избегал называть отчима по имени.

— Думаю, не придет — ответила Сюзанна. — Того, что он взял, хватит ему на неделю.

— Я видел Кейли, — вмешался Вингфилд.

— Где? — спросил Соломон Госсе.

— В кустах у Лысых холмов.

— Самое место для туев. Он им там блюдец с медом не выставлял?

— Я не спрашивал, — с коротким смешком ответил Вингфилд.

Госсе пристально взглянул на Дэвида.

— Вон какие, значит, дела? — проговорил он.

— Именно такие, — согласился Вингфилд и повернулся к Сюзанне. — Едва ли он придет к нам сегодня. Да и завтра тоже.

— Вот и хорошо, — громко заявил приемный сын Бриджмена.

— Не говори так, Клив, — тут же отозвалась заученно его мать.

— Это почему же? — с вызовом произнес Клив.

— Такой жары, как сегодня, у нас еще не было, — умоляюще улыбнулся Соломон Госсе. — Бассейн нам теперь будет очень кстати.

— А я бы не поставил на то, что такая погода сохранится, — заметил Вингфилд.

Соломон подцепил сосиску и с задумчивым видом принялся ее рассматривать.

— Надеюсь, погода сохранится, — сказал он.

Погода сохранилась в течение всего оставшегося дня и последовавшего за ним вечера вплоть до одиннадцати часов, когда Сюзанна Бриджмен и ее любовник покинули укромное место своих встреч и вернулись в спящий лагерь. Перед тем как расстаться, она сказала:

— Он бы не развелся со мной. Не развелся, даже если мы крикнем обо всем с вершины холма.

— Это уже не имеет никакого значения.

Ночная совка ру-ру настойчиво посылала в темноту свой зов с вершины одинокого бука:

— Уруу-руу. Уруу!

К полуночи по кустам прошел ровный шелест. Обитатели лагеря проснулись в спальных мешках от ощущения холода на лицах. Они лежали и слушали, как дробь дождя по парусине перерастала в рокот. Вингфилд обулся в резиновые сапоги и надел дождевик. Затем взял фонарь и отправился осматривать палатки, подтягивая шнуры и проверяя канавки. Турист он был добросовестный. Луч его фонаря закачался на палатке Сюзанны, оттуда послышался ее возглас:

— Это ты? Что-нибудь случилось?

— Спи, — ответил Вингфилд. — Все в порядке.

Из-под полога высунулась голова Соломона Госсе.

— Ну и тоскливо же вокруг, — воскликнул он, и голова скрылась.

Последним проснулся Клив Грей. Его измучил постоянно возвращающийся кошмар о матери и отчиме. В этот раз кошмар казался более реальным, чем обычно. Клив дрожал, рот пересох, казалось, все тело охватил приступ жесточайшего озноба. Некоторое время Грей прислушивался к звукам льющейся воды, струящейся, как он вначале думал, прямо из его сна. Затем осознал, что это речной поток, настолько разлившийся, что вода того гляди подберется к его палатке.

К рассвету дождь прекратился. С деревьев капало, тучи откатывались к югу, вновь начиналось утреннее птичье разноголосье. После девяти утра стали пробиваться робкие отблески солнечных лучей. Первым поднялся Вингфилд. Он зашлепал в резиновых сапогах по размокшему лагерю, запалил костер. Вскоре дымный запах горящих поленьев, смешанный с ароматом поджариваемой ветчины поплыл меж деревьями.