На берегу реки мы играли с Руди в «трюфельную свинью». Закрывали ему глаза его висячими ушами и, пока он не видел, закапывали в песок наши носки. А потом отпускали его на поиски. И он всякий раз находил носки, даже когда мы закапывали их очень-очень глубоко.

— У Руди и впрямь супернос! — радовалась Бетти.

В конце концов папе с мамой удалось найти новый дом. А все потому, что папа постоянно читал объявления в газете. Он ведь искал работу. И вот как-то раз увидел в газете объявление: «Ищем сторожа в спортклуб. Бесплатное жилье в доме у стадиона».

— Я им позвоню, — решил папа, — и устроюсь сторожем.

— Что за глупость! — возмутилась мама. — Ты вот-вот получишь приглашение в какой-нибудь университет, может быть, даже в Цюрих.

— Поживем — увидим, — ответил папа, — а пока сторож — не самая плохая работа. Главное у нас будет место для Руди. И я смогу по-прежнему заниматься своими исследованиями.

Мы воспрянули духом. Но мама печально посмотрела на папу, взяла его руку и крепко сжала. Нам показалось, что она вот-вот расплачется.

В понедельник, когда мы снова пошли в школу, папа позвонил в спортивный клуб и сказал, что согласен у них работать. Сначала к нему отнеслись немного подозрительно из-за его профессии — египтолог: уж больно она странная. Но когда он рассказал, что был на раскопках в Египте, так что привык работать с песком, согласились. Нам повезло: мы могли сразу же переезжать. Прежний сторож выиграл в лотерее и исчез в ту же ночь — отправился в кругосветное путешествие.

— Я предупредил их о свинье, — сказал папа, — и договорился, что Руди-Пятачок сможет жить с нами. Правда, руководство клуба потребовало в течение месяца предоставить им справку, что свинья используется в культурно-просветительных целях. Только при этом условии нам разрешат держать Руди на стадионе.

— В культурно-просветительных целях? Что это значит? Руди что, должен выступать как артист, как факир какой-нибудь?

— Я и сам не знаю, что это должно означать. Но по правилам, установленным муниципалитетом, свинью на городском стадионе разрешается держать только в культурно-просветительных целях. Может, они хотят, чтобы Руди через веревку скакал или на ходулях ходил. Надо будет что-нибудь такое придумать и выдрессировать его. Пусть потом выступит пару раз на спортивных праздниках, чтобы все убедились, что Руди — культурно-просветительная свинья. У нас есть на это еще месяц.

Стадион находился в самом центре города и был окружен высокими многоквартирными домами. Это было самое обычное футбольное поле без трибун. Рядом с ним стояли два небольших домика, с одной стороны — ресторан, с противоположной, в маленьком саду, — дом сторожа, а еще — сарай, где хранились мешки с мелом, сетка для ворот и разный инвентарь. Около нашего дома были еще душевые и раздевалки для футболистов.

Итак, папа стал сторожем на стадионе. Нам это даже нравилось: когда не было тренировок или матчей, мы могли сколько угодно играть в футбол. Тренировки проходили по средам, а почти каждое воскресенье устраивались матчи любительских команд. Жители соседних домов могли следить за игрой из своих окон и не платить за билет.

В жаркие дни пыль стояла столбом, а если шел дождь — поле превращалось в темно-серое грязное болото. В папины обязанности входило приведение его в порядок перед каждой игрой: он должен был рисовать белую разметку: боковые линии, центральная и штрафная зоны и зона ворот. Для этого у папы был маленький красный трактор с сеткой-волокушкой, на нем он разглаживал изрытую футбольными бутсами землю.

А когда поле вновь становилось ровным, папа подвешивал к трактору маленький двухколесный прицеп с металлическим ящиком и воронкой. В металлический ящик засыпалась меловая крошка — если нажать на специальную кнопку, она высыпалась и рисовала белую разметку. Папа ехал на тракторе и подновлял линии. Конечно, ему надо было ехать строго по линии, а не вкривь и вкось. Он частенько повторял, что, пусть эта работа не имеет ничего общего со всем тем, чему он учился, но зато позволяет долго находиться на свежем воздухе: «Хоть какая-то польза!»

Порой папа вдруг соскакивал с трактора, не доведя линию до конца, и бежал к дому, к своему письменному столу, склонялся над иероглифами и что-то торопливо записывал. А потом возвращался назад к трактору. По белой разметке мы могли точно сказать, как часто он думал о своих иероглифах. Иногда линия была совершенно непрерывной, а порой состояла из множества коротких отрезков. Однажды судья перед началом игры даже спросил папу: не было ли у него приступа икоты, когда он делал разметку.

Для Руди мы смастерили в сарае деревянный загончик. Он спал там по ночам, а днем бегал по маленькому садику и рыл носом землю. Все были довольны: папа нашел работу, мы жили бесплатно в своем доме, нам с мамой до школы рукой подать и больше не надо прятать Руди. Одна загвоздка: как доказать, что он был не просто домашней свиньей, а выполнял культурно-просветительные задачи?

— Глупость какая! Кто только до такого додумался? — ворчала Бетти.

Мама считала, что это требование придумали нарочно, чтобы не пускать свиней на стадион и делать исключение только для дрессированных животных, которые выступали в цирке. Конечно, цирковые свиньи — это особая статья.

Мы однажды видели свинью в цирке. На ней был белый поварской колпак и белый передник, она ходила на задних ногах, а во рту держала половник. Дрессировщик положил ей туда сырое яйцо, и свинья прошла так круг по манежу.

Цуппи решила научить Руди такому трюку. Она совала ему в рот поварешку, но он ее сразу ронял. Однако Цуппи набралась терпения и добилась того, что Руди и в самом деле научился держать поварешку в зубах. Однако никакими силами не могла она заставить его ходить на двух ногах! Он просто не мог понять, зачем, если так удобно стоять на всех четырех, он должен учиться носить свой вес на двух.

Но Цуппи все же научила Руди «служить». Этот трюк он освоил в мгновение ока. Стоило показать ему кусочек шоколада, как он усаживался на свою жирную задницу и начинал «служить», но вставать на задние ноги все равно отказывался наотрез. В конце концов Цуппи сдалась и заявила, что этот трюк с яйцом можно делать и на четырех ногах. Она сунула Руди поварешку в зубы и положила туда яйцо. Руди сделал пару шагов, яйцо упало, и он живенько слопал его вместе со скорлупой.

Цуппи пробовала вновь и вновь — с одним и тем же результатом: Руди делал пару шагов, яйцо снова падало, а он его сжирал. Она израсходовала за тренировку не меньше десятка яиц — и все впустую.

И тут пришла мама.

— Надо же до такого додуматься! — рассердилась она. — Яйца, между прочим, денег стоят! Взяла бы пластмассовое.

Цуппи раздобыла пластмассовое яйцо — оно было точь-в-точь как настоящее — и положила его Руди в поварешку. Руди пробежал чуть-чуть, выронил яйцо, попробовал его сожрать, но тут же выплюнул. И наотрез отказался с ним тренироваться. Когда Цуппи клала ему искусственное яйцо в поварешку, он просто стоял на месте как вкопанный.

Тут мы засомневались: может, он это нарочно? И еще раз положили в поварешку сырое яйцо. И пожалуйста — Руди снова стронулся с места, сделал пару шагов, уронил яйцо и с аппетитом его съел вместе со скорлупой. Даже землю всю вылизал.

— Нет, из Руди никогда не получится цирковой свиньи, — вздохнула Цуппи.

Что же нам тогда делать?

Папа нашел выход.

Когда по воскресеньям играла команда нашего клуба — в майках в синюю полоску — поглядеть на это всегда собирались зрители. Иногда человек двадцать, а порой и восемьдесят. Мы тоже всегда смотрели, во всяком случае, мы с Цуппи. Бетти предпочитала гандбол. И вот мы заметили: когда игроки бегали за мячом, Руди в садике начинал страшно волноваться — вставал передними ногами на забор или метался туда-сюда.