Менее чем через час Беатриче встретилась с Джинкимом на площади у конюшен. На нем теплая пушистая доха и сапоги, какие носят торговцы скотом; на голове подбитая мехом шапка, низко надвинутая на лоб… Его с трудом можно узнать. С интересом посмотрел на нее, окинул беглым взглядом одежду… Поправил на ней шапку, чтобы лицо скрывала тень, одобрительно кивнул.

– Хорошо. Теперь в путь! – И подал ей поводья.

Незаметно, как им казалось, вышли из дворца через боковые ворота. Сев на лошадей, смешались с толпой всадников, медленно продвигаясь вперед.

На улицах Тайту царило оживление. Дорогу на каждом шагу преграждали тяжелые повозки, запряженные быками и нагруженные соломой и мешками. Сновали носильщики с тяжелыми грузами на длинных жердях, впивающихся в плечи. Женщины с корзинами и кувшинами переругивались между собой, шарахались в стороны.

Все эти люди, по-видимому, двигались в определенное место. И действительно, метров через двести улица заканчивалась и упиралась в огромную площадь – рынок.

На площади стоял невообразимый шум: кудахтали куры, визжали свиньи, лаяли собаки. Время от времени раздавались предсмертные звуки, издаваемые домашней скотиной, – вой, мычание, блеяние…

Беатриче окатило пестрой волной разнообразных, незнакомых запахов. Пахло травами и пряностями, зерном и пылью, углем, вареными овощами и мясом, кровью и рыбой и многим другим, чего не определить. В деревянных бочках и наполненных водой жбанах плавали угри и змеи, шевелились раки и таинственные моллюски.

Дико крича и бурно жестикулируя, торговцы сбывали свой товар покупателям. Торговали всем: продуктами, тканями, украшениями, домашней утварью. Протискиваясь сквозь толпу, Беатриче и Джинким слышали, как их окрикивают, протягивают корзины с ароматическими травами, едой и напитками. Очень уж легко одетые женщины, с толстым слоем пудры на лице, ярко накрашенные, стояли по углам площади или разгуливали между рядами – они делали недвусмысленные предложения Джинкиму. Приходилось все время отбиваться от них. Беатриче начала нервничать. Это не пестрый, оживленный базар, какие она видела в Бухаре, а какой-то невообразимый хаос. Созерцая его, трудно представить, что китайцы – народ древней культуры и тысячелетних традиций.

Они уже почти пересекли рыночную площадь, как вдруг к лошади Беатриче приклеилась какая-то старая женщина, слепая на один глаз. Жидкие седые волосы прикрыты грязным мотком пряжи, рот беззубый, все лицо изборождено морщинами. Похожа на сумасшедшую или ведьму.

Старуха вцепилась ей в ногу и бормочет что-то по-китайски. Беатриче испугалась, не понимала, что та говорит, к тому же ей никак не удавалось высвободить ногу. Хотела уже звать на помощь Джинкима, но тут старуха наконец отцепилась от нее – сообразила, наверное, что ее не понимают.

Тогда она вынула что-то из привязанного к поясу мешочка и сунула Беатриче в руку. Это был небольшой бумажный свиток, перевязанный красной ленточкой. Беатриче пыталась объяснить старухе, что не собирается ничего покупать, что у нее нет денег. Но женщина вдруг, махнув рукой, скрылась в толпе.

– Что-нибудь случилось? – обеспокоился подоспевший Джинким.

– Да нет, ничего особенного. – Беатриче только головой покачала – так и не поняла, чего от нее хотели. – Со мной заговорила одна старая женщина, но я ее не поняла. А потом она дала мне вот это. – И показала Джинкиму свернутый в трубочку кусок бумаги.

– Это наверняка гадалка, – объяснил Джинким. – Здесь, на рынке, их много. Предсказывают будущее, гадая по руке, по глазам, по облакам. Кости бросают – по ним тоже гадают – или погружаются в транс. На этом свитке, скорее всего, написано какое-нибудь изречение – предсказывает будущее или оберегает от порчи.

Беатриче показалось, что Джинким вдруг побледнел, словно испугался увиденного. Может быть, там проклятие?

Она пристально посмотрела на безобидный с виду листок бумаги.

– Может, выбросить? – спросила Беатриче.

– Не надо. От судьбы не уйдешь. – Джинким подтвердил ее подозрения. – Лучше наперед знать свою судьбу, чем ждать от нее сюрпризов.

Дальнейший путь обошелся без происшествий. Миновали восточные ворота города – стражники обратили на них не больше внимания, чем на бесчисленных торговцев и крестьян, стремящихся покинуть Тайту или, наоборот, пробраться на рынок со своим товаром.

Неторопливым шагом проехали восточную улицу и наконец очутились за пределами города, где начиналась бескрайняя холмистая степь.

Лицо овевал ледяной ветер, пронизывал до костей, несмотря на теплую меховую одежду. Под копытами лошадей хрустела замерзшая трава. А как зимой выглядит этот пейзаж?.. Беатриче нарисовала себе картину белоснежных, чистых холмов.

Увидеть бы все это зимой… И тут же поняла – не суждено этому желанию исполниться. У нее предчувствие, что ей недолго оставаться здесь.

– Приехали! – прервал Джинким ее размышления, натянул поводья и остановил своего жеребца. Удивленным взглядом Беатриче обвела окрестности, не понимая, куда они попали. Вокруг, насколько хватал глаз, ничего, кроме холмов и темнеющих на горизонте деревьев. А здесь, в низине, ни хижины, ни ручейка, ни даже камня или скалы. Только подернутая инеем трава и бледно-голубое небо над головой…

– Врагу здесь негде притаиться. – Джинким, видимо, угадал ее мысли, словно телепат. – В Тайту нельзя сказать ни слова, чтобы завтра об этом не узнал весь город. Везде полно шпионов – подслушивают на каждом шагу. А здесь по крайней мере можно говорить без опаски. Теперь рассказывай о Маффео все, что ты знаешь.

Беатриче изложила ему, что случилось накануне: как обнаружила у себя в комнате Маффео, что он сообщил ей о разговоре с Ли Мубаем и что выяснила, осмотрев его. По сути, фактов совсем немного.

Джинким молча выслушал ее.

– Как называется яд? – спросил, когда она умолкла.

– Атропин. Его получают из плодов кустарника, который у меня на родине называют красавкой. По виду напоминают темную вишню. Съешь такую ягоду – и наступают бред и безумные видения. Есть у нее еще одно название – белладонна. Женщины закапывают в глаза ее сок – от этого расширяются зрачки и блестят глаза. Звучит красиво, но в больших дозах это смертельный яд. Особенно опасен для людей со слабым сердцем.